где был ледник для скоропортящихся продуктов и где Митька оставил труп Нины Васильевны.
Труп лежал на месте, правда немного раздулся и стал подванивать, а вокруг него уже начали собираться тучные зелёные мухи.
Мда, если наши срочно не придут, то даже и не знаю, что с ним на такой жаре будет.
Я вернулась, вынесла помои, затем закрыла балок на щеколду (от зверей мы дверь всегда прикрывали) и пошла по направлению таинственных следов, в ту сторону, где мы обнаружили умирающую Нину Васильевну.
Когда я вылезла на холмик, о том, что здесь подстрелили человека, не напоминало уже ничего. Не было ни следов крови, ни примятой травы. Осмотрев внимательно ещё раз вокруг того места (вдруг какие улики найду), и, оглядываясь, пригибаясь и стараясь не появляться на открытых участках, я пошла искать Аннушку.
Исходя из направления следов, путь мой пролегал на северо-восток. Компас тоже забрал Митька, но я отчего-то решила, что там должен быть северо-восток.
Я шла и рассуждала таким образом. Если следы появляются возле балка регулярно, значит туда-сюда ходит несколько человек (интересно, с какой целью?) и они давно уже должны были протоптать тропинку. Мне, конечно же, следует держаться от этой тропинки подальше. Но нужно знать, где она находится и в какую сторону идёт, чтобы не сбиться с направления. Поэтому я не просто шла, а шла и высматривала следы. А ещё вертела головой вокруг, а то мало ли.
Путь мой пролегал промеж кедровой сосны, я люблю это дерево, такой лес всегда светлый, между стволами всегда большое расстояние, на земле только опавшая хвоя, мох, и очень редко — клочки кустарничка. Поэтому по такой местности идти легко и приятно. А вот если взять еловый, или ещё хуже — елово-берёзовый лес, особенно старый, то я его ненавижу. Там всегда такие буреломы, что ой, от лишайников дышать нечем, а на острые берёзовые колки можно так напороться, что и костей не соберёшь. Идти по такому лесу невыносимо трудно. Да ещё и болото внезапно может случиться прямо посреди такого леса.
Но сейчас я шла хорошо, быстро.
А вскоре кедровый лес начал сменяться на ивняки, густые, сплетённые между собой, которые при малейшем движении выбрасывали в воздух мириады едкой желтой пыльцы и пыли, от которой чесалась кожа и слезились глаза.
Фу, гадость какая.
Я продиралась сквозь заросли уже долго, понятное дело, что я пошла совсем не туда, вряд ли хозяева сапог, что оставляли следы каждую ночь около балка, стали бы постоянно ходить здесь вот так как я. Скорее прорубили бы дорогу.
Но возвращаться было далеко и я, кляня себя за дурость, за то, что сбилась с направления, продолжала барахтаться, то выпутываясь, то ещё больше запутываясь в гибких побегах ивняка.
Наконец, когда я уже совсем выбилась из сил и моя куртка стала мокрой, хоть отжимай, мои старания были вознаграждены. Ивняк резко закончился, и я очутилась прямо перед довольно симпатичным болотцем.
Да, болота бывают разные, но конкретно вот это было симпатичное, заросшее густо сфагнумом и кукушкиным льном, промеж пятен которых были заросли уже начинающей поспевать морошки. С одной стороны, болото было топкое, поросшее белокрыльником и хвощами. Я туда и не собиралась идти. Осторожно, пробуя ногой каждый шаг, я принялась лазить по кочкам и собирать морошку. Она буквально за те пару дней, что я сидела в балке, поспела. Примерно минут через двадцать я её так объелась, что больше уже не лезло. Ну, я ещё и в кружку насобирала, а то мало ли как там дальше будет.
Затем я села, прислонилась к какому-то поваленному стволу берёзки, и минут десять подремала. Мне сегодня везло — то ли из-за того, что сегодня был ветер, то ли из-за того, что утром туман стелился прямо по земле, но гнуса, считай, и не было. Поэтому я расстегнула куртку, стянула сетку и капюшон и так вот сидела, подставив лицо северному солнышку, но всё же следя одним глазом за обстановкой.
Это-то меня и спасло. Когда на болото опустились тени, я не поняла. Раздался хлопающий звук и вдруг мелькнуло что-то белое, но я рассмотреть не успела.
Не знаю, как я сориентировалась, но успела вбежать в спасительную чащу. Сзади раздались странные не то крики, не то вопли.
Вне себя от ужаса, я забилась под вывороченное ветровалом корневище и так сидела, вжимаясь в жирную глеистую землю, долго, очень долго, пока страшные звуки не совсем утихли.
Что это было?
Но возвращаться выяснять я не решилась. Наоборот, быстрым шагом пошла дальше, прочь от этого странного места.
Примерно через час я вышла из лесу на открытое пространство, с каменистыми россыпями. Внимательно осмотревшись, я перебежками, рванула к зарослям впереди. Это опять были всё те же ёлки, лиственницы и берёзки.
Прошла немного вглубь и наткнулась на участок, на котором кто-то ранее рубил деревья. Но не так давно, на земле валялись свежие щепки. Пни, поваленные стволы, и даже топор — всё было.
От неожиданности я присела в кустах и долго сидела, ожидая, что сейчас выйдут лесорубы и схватят меня. Но никого не было.
Я ещё немного посидела, а потом пошла дальше. Здесь следов было много, видно, что этим участком часто пользовались. Крадучись, я шла вперёд, ориентируясь на следы, но чуть в стороне, чтобы меня не заметили. Началась гористая местность, идти среди камней было трудно. На одном я чуть не подвернула ногу, когда кусок щебня резко поехал вниз. Но удержалась, ухватилась за куст ольховника.
За густыми кустами обнаружился вход в полузаброшенную штольню (так называемую «дикую штольню»). Он был слегка обвалившийся, но судя по тому, что камни побольше аккуратно стащили в кучу, этой штольней активно пользовались. В доказательство здесь стояла тачка, брошенная деревянная лестница, носилки и перевёрнутые деревянные ночвы.
Интересно, в этой ли штольне добыли те два изумруда, которые теперь у меня? Неужели здесь жила? Если это так, то становится более-менее понятна вся эта суета, которая в последнее время происходит в тайге. Вот только мне не ясно кто всем этим занимается.
Я пока осматривала всё из кустов. Решила, что посижу немного, если всё будет тихо — только тогда выйду. В том, что это правильное решение, я убедилась, когда буквально через пару минут из-за деревьев вышли двое. Вид, честно скажу, у них был не очень. Заросшие, с сальными волосами, донельзя грязные, они шли и яростно ругались между собой. Слов я не слышала, было далековато, да и ветер дул от них в другую сторону.
Так что вопрос с тем, кто всем этим занимается отпал сам по себе. Но сразу появился другой вопрос — кто эти люди? Неужели это они убили Нину Васильевну? А если они, то почему не сразу, а почти через неделю после её исчезновения из нашего лагеря? И почему она была там, на холме, одна?
Я вжалась в кусты, надеясь, что они не заметят меня. Хорошо, что мой костюм и энцефалитка были цвета хаки и в листве меня вообще не было видно, особенно если не присматриваться.
Я продолжила наблюдать за ними. Сперва они постояли, немного поругались. Затем один из них подошел к перевёрнутым ночвам, посмотрел на них, сплюнул и пнул их ногой. Второй подбежал к первому и что-то ему сказал. Явно нехорошее, потому что первый толкнул его. Второй толкнул того в ответ. Завязалась драка, но какая-то вялая, без огонька. Они немного потолкались, затем первый полез внутрь штольни. Второй остался стоять у входа. Через пару минут он что-то крикнул туда, в глубину.
Некоторое время ничего не происходило. Второй вытащил папиросу и закурил. Но не успел он докурить, как вылез первый. С лопатой.
Они что-то пообсуждали, затем бросили лопату и очень быстро пошли куда-то дальше.
А я осталась сидеть в кустах и не знала, что делать. Пойти туда, откуда они пришли, или туда, за ними? Немного подумав, я решила, что идти за ними более опасно, чем туда, откуда они пришли. Судя по тому, какие они злые, случайная встреча с ними не закончится для меня нормально. Поэтому я потихоньку, крадучись, пошла в ту сторону, откуда они пришли.
Дорожка была хорошо протоптана, значит здесь они ходят туда-сюда постоянно. Но хорошо, хоть кусты густые. О том, что я могу наткнуться на других людей, или на собак, я старалась не думать.
Я сейчас вообще
