Хугебурка, закопченный и зверский, поднял лицо. Факел из тряпки в его руке источал зловоние.
Портье смотрел на него молча. Потом бесстрастно осведомился:
— Кто эта госпожа?
— Мой капитан, — чуть задыхаясь, ответил Хугебурка.
Портье подошел поближе, поглядел на Бугго с легкой опаской.
— Дэрису, — пояснил Хугебурка, предупреждая другие вопросы.
Портье подскочил и испустил хриплый вопль.
— Тихо ты, — сказал ему Хугебурка, — люди же спят.
— Люди уже проснулись, — ненавидяще проговорил портье. — Я им скажу, что у вас загорелась постель, а вы оба пьяны — едва не сгорели заживо. На самом деле вы сейчас же уберетесь отсюда!
— Погоди ты, она умирает.
— Ничего подобного. С голокожей бабенки их легко выбрать. Чем ты их? Тряпкой? Дурак. Кожу ей зазря испортил.
— Лазерника нет.
— Ладно, — сказал портье.
— Чем ее лечить?
— А ничем. Само пройдет. Главное — от этой пакости избавиться… Придется постель на самом деле сжечь. И тряпки ваши — тоже. С вас, кстати, штраф. Десять экю, понял?
— Дрянь, — сказал ему Хугебурка.
— Сам ты дрянь, — обиделся портье. — Расскажу вот всей Лагиди, что вы оба порченые, вас вообще никто больше на порог не пустит.
Бугго недовольно замычала, когда Хугебурка взвалил ее на плечо и потащил прочь. Дождь все еще шел и приятно студил воспаленную кожу. Серенький рассвет неумело пробивался сквозь тучи. Когда Хугебурка с капитаном выбрались из района гостиниц и баров, в окнах уже заморгали первые огоньки — там начали готовить завтрак. Летное поле, сверкающее мокрыми полосами и словно бы заплаканными фонарями, было пустым. Хугебурка сел на корточки возле фонаря, положил Бугго себе на колени и завершил осмотр, убив последнего кровососа у нее на шее. После этого буквально на глазах Бугго стала оживать, отек пошел на спад с быстротой почти сверхъестественной. Она задышала глубоко и ровно, а потом открыла глаза и уставилась на своего старшего офицера с негодованием.
— Ну? — вопросила она.
— Нас вышибли из гостиницы. У вас на теле приблизительно двадцать ожогов. Да, еще вы голая.
Она метнула взгляд на себя, но не сделала ни малейшей попытки прикрыться.
— Что еще?
— Это основное.
— Мурашки?
— Да. Сильнейший аллерген. Местные жители боятся их куда сильнее, чем вы предполагали. Зараженным приходится снимать с тела и лица все волосы, а это больно и постыдно.
— На «Ласточке» их сотни, — задумчиво проговорила Бугго.
— Кстати, жить придется на корабле, — добавил Хугебурка. — Ни одна здешняя гостиница нас теперь и близко не подпустит.
Бугго дернула ртом.
— Слушайте, Хугебурка, дайте мне свою куртку, что ли. Холодно.
Хугебурка закутал ее плечи. Она села рядом с ним на корточки и покачалась с носка на пятку.
— У меня в банке полмиллиона экю, а нам тут ни поесть, ни задницу прикрыть.
Хугебурка промолчал. Она толкнула его так неожиданно и сильно, что он потерял равновесие и упал в лужу.
— Ой, простите, — тотчас сказала Бугго, раскаиваясь. — Это я от разных… противоречивых чувств.
— Надо бы подать прошение администрации порта, чтобы «Ласточку» подвергли глобальной дезинсекции, — сказал Хугебурка, неловко выбираясь из лужи и обтирая грязь.
— Вы, кстати, поаккуратнее, — заметила Бугго. — У нас с вами теперь одни штаны на двоих, а мне завтра идти на слушания в «Лилию Лагиди».
Наступающий день принес две новости. Во-первых, заявку на дезинсекцию «Ласточки» уже подали, и корабль оказался весь залит остро пахнущей жидкостью, от которой слезились глаза. Во-вторых, составление окончательного акта по «Ласточке» отложилось на неопределенный срок, поскольку господин Низа взял отпуск, прошел полное медицинское обследование и сейчас находится в закрытом пансионате, где его наблюдают специалисты по дэрисупаническим состояниям.
Об этом поведал служащий страховой компании, приблизившись к месту разлома «Ласточки» и покричав внутрь корабля, чтоб к нему вышли. Бугго, закутанная в одеяло, с густо-красными от холода босыми ногами, показалась на трапе, а затем спустилась на землю и выслушала сообщение.
Когда служащий удалился, Бугго призвала своего старшего офицера и, лязгая зубами от внезапного озноба, изложила ему свое видение ситуации.
— Господин Низа в истерике и теперь лечится, а поручить составление заключительного акта кому-либо другому, с их точки зрения, неэтично. По-моему, они просто боятся сюда входить.
Хугебурка, выслушав это, помрачнел.
— Что? — вцепилась Бугго. — Вам что-то известно?
— Ничего мне не известно. Просто одно соображение. — Он хмуро поглядел на нее. — Сегодня же и проверю.
— Говорите! — велела капитан.
— Они уже все подсчитали. Сейчас будут тянуть время.
— Зачем? — поразилась Бугго. — Сколько бы времени ни прошло, общий баланс материального ущерба на «Ласточке» не изменится.
— Они будут вынуждать вас потратить деньги, чтобы после слушаний вы не смогли внести выкуп за корабль.
— Чушь! — отрезала Бугго.
— Если мне сегодня дадут работу — хотя бы по уборке ватерклозетов, — я с вами соглашусь, — сказал Хугебурка.
Он забрал у Бугго куртку, кое-как очистил штаны пучком травы и, убедившись в том, что она действительно легла спать на груде одеял под трапом возле разлома (там, по крайней мере, имелся доступ свежего воздуха), зашагал в сторону космопорта.
Худшие подозрения подтвердились немедленно. Кое-какие гостиницы нуждались в уборщике и даже соглашались взять Хугебурку — но только после обязательного медицинского освидетельствования (пятнадцать экю). Первая выплата, как принято, через две недели после начала работы. Другие владельцы, едва завидев его, просто захлопывали дверь.
Технические службы космопорта относились к Хугебурке более сочувственно — по крайней мере, на словах; но там не было мест и никого не требовалось временно подменить.
В конце концов он набрал в рабочей столовой объедков и черствых булок и вернулся на «Ласточку».
— Сволочи, — сказала Бугго, уплетая. — Почему вы всегда оказываетесь правы?
— Потому что они сволочи.
Она поглядела на него искоса.
— А как насчет здешних сельских жителей? Раз вы все так точно угадали, нам нужно будет продержаться довольно долго.
— Я уже спрашивал. Крестьяне не берут к себе чужих. Близко не подпускают. Особенно — другой расы.
— Отчасти они правы, — вздохнула Бугго.
Хугебурка смотрел на нее затуманенно и думал, как в полусне, сразу о нескольких вещах. Например, о том, что она ни разу не предложила ему оставить ее, «идти своей дорогой». Ему нравились люди, обделенные патетикой.
— Интересно, — жуя проговорила Бугго, — кто у них свой человек в банке?
— Какая разница? Какой-нибудь мелкий упырек.
Бугго вдруг подпрыгнула на одеялах, окатив себя и собеседника острой вонью химикатов, прокашлялась и быстро заговорила:
— Все, дружище, все — они попались. Еще несколько дней лопаем огрызки. Завтра я с вами пойду. Сошью из одеял халат, что ли. Нужно побольше бедствовать — так, чтобы все видели. Денег в долг просить не будем.
— Лучше так просить, чтобы не дали, — предложил Хугебурка.
— О! — обрадовалась Бугго. — Вы и это умеете?
Хугебурка вздохнул. Бугго беспечно махнула рукой. Ее глаза сияли, длинные белые ресницы плавно извивались, когда она быстро и восторженно моргала.
— Дней через пять, не раньше, мне понадобятся нелегальные деньги. Такие, чтоб никто не знал. Украдите, но только так, чтобы не попасться. Ясно?
— Яснее устава строевой службы.
— Все! — вскрикнула она. — Еще неделя, и «Ласточка» наша, наша!
Она поцеловала трап, возле которого сидела, счастливо вздохнула, закинула руки за голову.
— Терпеть не могу шить, — пробормотала она. — А ножницы на корабле есть?
За следующую неделю бывший капитан «Ласточки», облаченная в фантастический халат с прорехами, босая, с язвами от ожогов на обнаженных руках, успела побывать повсюду в космопорту «Лагиди-6». Видели, как она скандалит в барах, где ей отказывались наливать в долг. Замечали ее, копающуюся в мусоре возле рестораций. Спотыкались об нее, спящую на пороге гостиницы или в переулке. Она выглядела то ли хронически пьяной, то ли обезумевшей. Иногда садилась на корточки посреди тротуара и принималась раскачиваться из стороны в сторону, монотонно напевая какую-нибудь слезливую песню и прерываясь только затем, чтобы схватить прохожего за ногу и грубо потребовать денег, а после отказа залиться хохотом.
«Каждое утро я опасаюсь найти бедняжку мертвой, — делилась откровениями на местном канале стереовидения кастелянша гостиницы «Кольцо». — Конечно, меня пугает эта женщина, но, по-моему, она не так агрессивна, как представляют многие. Во всяком случае, два раза я выносила ей хлебные корки».
