часто ругаются. Не могут сдержать пылких чувств даже на публике. Кстати, почему ты с прошлой девушкой нигде не появлялся? Стеснялся её профессии?
Мне самой от себя противно.
Он ведь не виноват в том, что я, забеременев, нарушила одно из основных условий своего контракта и теперь протащат меня по полной по всем злачным местам этого мира.
Майкл откашливается в свой кулак.
— Знаешь, точно не этого я ожидал. Если бы хотел в ванне яда искупаться, твою подружку бы выбрал.
— Ещё не поздно! Ло согласится быть третьей. Позвонить ей? Я даже готова с ней поделиться…
Обрываю себя на полуслове. Слишком далеко захожу.
Я не хочу так…
Это всё не моё.
Сделав глубокий вдох, задерживаю дыхание на пару секунд. Глаза прикрываю.
— Отвези меня домой, — прошу его уже спокойно.
Майкл смотрит на меня так, словно на его глазах мои уши расти начинают. Я вижу в его глазах непонимание. Из-за шока, в котором я пребываю всё последнее время, могу взбелениться в любой момент, но объяснять всем и каждому причины своих поступков мне совсем не хочется.
Повисает недолгая пауза.
Несмотря на явное недопонимание, он кивает.
Поднявшись на ноги, протягивает руку, безмолвно предлагая мне вложить свою ладонь в его.
По дороге домой я молчу. Майкл с кем-то говорит по телефону, но я его совершенно не слушаю. В голове пустота.
Скажи мне сейчас, как будет правильно поступить, я бы с радостью согласилась. Сама не могу придумать вариант оптимальный. Для меня его нет.
Никогда не чувствовала себя такой одинокой.
— Мы приехали.
Вздрагиваю, словно резко проснувшись, и не совсем понимаю, где нахожусь.
Оглядываюсь и, наконец-то понимаю, что мы на парковке находимся.
— Ты меня, если честно, чертовски пугаешь, — признается он, выглядя при этом растерянно. Это не свойственно его привычному образу. — Давай позвоню Филу?
Качаю головой отрицательно.
— Спасибо, что довез. Маме я сама напишу, что всё в порядке. А остальных мне видеть не хочется. Пойду, прогуляюсь.
Домой не хочется. Там постоянно полно народу.
— Я с тобой, — ставит меня перед фактом. Выпрыгивает из машины и быстрым шагом огибает капот. — Пойду следом, даже если ты против будешь, — произносит, открыв пассажирскую дверь.
Первая мысль — прогуляться в парке. Расстаюсь с ней быстро, потому что сил не так уж и много.
Неподалеку, в старом здании, располагается лофт, который я купила, не зная во что деньги ещё кроме недвижимости можно вкладывать. Его небольшая цена — всего семьсот тысяч и обильное естественное освещение сделали свое дело. Только сдавать его так и не стала. Когда мне нужно спрятаться от всего мира — я направляюсь туда.
Небольшая квартира с открытой планировкой и массивными окнами, из которых в хорошую погоду свет льется рекой. На первом этаже просторная гостиная, на втором — спальня, где, по сути, только кровать помещается.
Когда-то я о такой и мечтать не могла, сейчас же…
Майкл оглядывается по сторонам, но до него быстро доходит, что я тут редко бываю.
— Она мне понравилась. Тратить деньги с размахом я так и не научилась, так что недвижимость — это основное мое капиталовложение, — произношу, когда мы с ним в гостиную проходим. — Я влюбилась в залитую солнцем крышу здания. Оттуда вид на Гудзон потрясающий. Многие жильцы выходные проводят именно там. Ты, наверное, к другой обстановке привык.
— Заказать тебе еды?
Не теряет надежды меня накормить?
— Если только себе, я не хочу, — прохожу вглубь квартиры и распахиваю окно.
Мы на двадцать первом этаже. Классический городской пейзаж. Устраиваюсь в кресле, пледом накрывшись.
Если бы я знала, что всё так произойдет, посмела бы рискнуть? Скорее всего, да.
Я давала себе обещание, после того, как Маша рассказала, с кем встречается, — никогда не думать о Сергее в прежнем ключе. Достаточно успешно справлялась с поставленной целью. У меня получилось переключиться на работу. Ритм сумасшедший.
У меня была возможность по-настоящему жить, за пару лет сделать больше, чем кто-то за долгую жизнь.
Всё изменилось, как только Маша развелась с мужем. Вот так вот. В одночасье. Броня, которую я всеми силами пыталась удержать при себе, стала зыбкой и, в конце концов, по швам расползлась.
Стыдно ли мне перед бывшей подругой? Не передать насколько. Но мы с ней обе знали, чего мне стоила та отчужденность, которую я держала несколько лет.
Каждый раз мне так хотелось узнать у неё что-нибудь о Сереже… Думаю, я не плохо справлялась. Для меня самой это было важно. Встреться я с ним раньше неё, меня бы тут не было. Вообще нигде не было бы. Я бы не стала связываться с модельным бизнесом и не заработала денег на свое лечение.
Надо радоваться, что всё именно так сложилось, но отчего-то тоскливо.
— Почему ты к нему не поехала? Почему согласилась? Мне сказали, что долго и упорно отказывалась подписывать соглашение, — Майк рядом устраивается. Смотрит спокойно. В интонации претензии тоже нет.
Разглядываю свой маникюр. Не хочу на него смотреть.
Много лет уже мне наносят прозрачное покрытие. Ногтевые пластины на кончиках настолько белые, что выглядит словно френч. Редко я соглашаюсь на лак цвета пудры. Яркие цвета мне надоедают слишком быстро и не всегда уместны на съемке.
— К нему? Вернуться в России? Сама поверить не могу в это, но… Я была бы не против. Представляешь? Я не хотела никогда возвращаться на родину. Никогда. А сейчас с радостью бы полетела. Но… Поддерживать лечение на должном уровне я не смогу. Дальше, чем на сто миль от клиники не уезжаю сейчас. Они все так надо мной трясутся, что я и сама мнительной стала. К тому же, мне надо подготовиться. Работать после родов я уже не смогу. Ни желания, ни контрактов.
— Он знает? — ну точно, решил в мои психоаналитики записаться.
Отрицательно головой качаю.
— Почему тогда не рассказала обо всем молодому человеку?
— А для чего? Что он сделает? Как он может помочь? — сорвать Сережу сюда, чтобы что? Мне и так стоящих над душой предостаточно. Испортить ему карьеру. Заставить страдать? — Честно? — оборачиваюсь и смотрю Майклу в глаза. — Я не его так обезопасить хочу, а себя.
Если уж и оставаться на задворках его памяти, то яркой и позитивной, а не немощной и неполноценной.
Я не смогла ему признаться, потому что знала, что за этим последует.
В свое время я взяла с Маши обещание, что она никому не расскажет. Боже, как она переживала. Повторить это с кем-то? Ну уж нет.
К тридцати пяти годам моя мама
