В синем здании на площади Пелоуринью когда-то продавали рабов. Теперь на фасаде выведено крупными буквами: Фонд «Дом Жоржи Амаду». Правда, название обманчиво: сам писатель тут никогда не жил. «А знаете, почему? — на ступенях дома к нам подсаживается прелестная дама, она только что прочитала доклад про постмодернистскую сущность женских персонажей у Амаду. — Пятьдесят лет назад приличные люди сюда не заглядывали. Помните роман «Дона Флор и два ее мужа»? Когда Флор впервые в жизни отправляется в квартал Пелоуринью на поиски мулатки Дионисии, то берет с собой подругу. Одна бы она никогда не отважилась пойти туда, где «обитали падшие женщины» и царил «самый низменный разврат», как выражались репортеры уголовной хроники. Теперь все наоборот. Этот район привели в порядок, а вот улица Содре, где когда-то жила сама дона Флор, сильно испортилась. Это в трех минутах отсюда, но одним вам туда ходить не стоит — опасно. Я провожу вас».
В середине ХХ века на улице Содре проживал респектабельный средний класс. Сейчас, несмотря на центральное расположение и старинную застройку, улица считается малопрестижной и небезопасной
Мы пересекаем площадь, чтобы свернуть в кривые переулки. По пути к нам подлетает один из многочисленных продавцов разноцветных фенечек — «на счастье»: когда порвется, желание исполнится. «Да, когда-то это работало. А теперь ленточки из синтетики: такие не рвутся годами. Вообще со времен Амаду город изменился», — говорит наша новая знакомая Тереза. На улице Содре мы видим такие же дома в колониальном стиле, но совсем обветшавшие. 50 лет назад тут проживали приличные люди — торговцы обувью, фармацевты, и «самые респектабельные особы» приходили в кулинарную школу доны Флор, чтобы познать секреты местной кухни. Сегодня на запустелой улице ни души, только в одном окне парень в шортах, свесив ноги на улицу, наигрывает что-то на гитаре.
Время уютных домашних школ кулинарии прошло, зато пару лет назад на Пелоуринью появился Гастрономический музей. Один из его залов отведен под «теоретическую» экспозицию, посвященную баиянской кухне, другой — под ресторан, где можно ознакомиться с этой кухней «на деле». «То, что мы видим сегодня, — продолжает Тереза, — во многом дело рук Антониу Магальяэнса, крупнейшего бразильского политика, который три раза был только губернатором штата Баия. Проблема интеграции чернокожего населения штата в 1970-х стояла особенно остро. Улучшить материальное положение всех сразу было невозможно, вот он и придумал придать им чувство собственной значимости за счет уважения к их культуре. На время это сгладило расовую проблему. Тогда же на волне интереса ко всему африканскому вошел в моду Амаду — он много писал про эту культуру, на ней построен и роман о доне Флор. Сегодня Амаду знаменит за рубежом, а дома, в Бразилии, его не воспринимают всерьез — считают слишком легким, даже легкомысленным. Но в этом как раз его прелесть. Никто лучше него не писал про Салвадор — ведь это тоже легкомысленный город».
И в самом деле, послеобеденная месса в церкви на Пелоуринью идет в сопровождении группы барабанщиков. Напротив — крытая площадка для концертов в стиле регги, а днем прямо на площади можно сделать татуировку или заплести дреды. В 1980-х в этом квартале появился и первый в стране центр по защите прав сексуальных меньшинств. Любовь ко всему неформальному у местных жителей проявляется даже в том, что они не употребляют официальное имя города, а ласково называют его Баия — по имени залива. Здешний карнавал в большей степени сохранил уличный характер, чем карнавал в Рио, и многие считают его лучшим в стране. Для баиянцев он длится круглый год: по Пелоуринью каждый день шествуют группы барабанщиков (это называется «репетициями» к карнавалу). Мотоциклисты привязывают к багажникам огромные стереодинамики и одаривают прохожих звонкими ритмами самбы. Неудивительно, что «город-праздник» Салвадор стал родиной многих музыкальных стилей и исполнителей — от классика босановы Жуана Жилберту до лидера движения «Тропикалия» и недавнего министра культуры Жилберту Жила.
В 1930-е годы великолепный лифт в стиле ар-деко соединил верхний и нижний уровни города. Теперь от Муниципальной площади к рынку Моделу можно спуститься за 20 секунд
Стоит лишь заглянуть за туристические фасады Пелоуринью — и открывается совсем другая реальность. Как и в любом приморском городе, жизнь выплескивается на улицы: на оживленной Авенида 7 июля прилавки заполняют чуть ли не половину прохода. Среди торговцев одеждой и хозтоварами можно наткнуться на лавку гробовщика, который тоже выставил свой товар напоказ и разве что не предлагает его прохожим. Центральный рынок Моделу, на котором когда-то делали покупки все хозяйки Баии, сейчас превратился в сувенирный. Но если прогуляться чуть дальше, на прибрежный рынок Сан-Жоаким, можно увидеть, что там все по-прежнему: так же тащат за ноги на продажу блеющих барашков, те же тяжелые запахи африканских приправ, тот же богатый выбор ритуальных предметов для кандомбле. И даже если на многие церемонии вам предложат билет, это вовсе не означает, что религиозное действо превратилось в шоу. Баиянцы искренне верят в богов-ориша и в то, что, впав в транс, человек соединяется с покровительствующим ему духом и заряжается от него силой.
Вечером даже ухоженные площади Пелоуринью превращаются в импровизированные танцплощадки, куда съезжается молодежь с окраин. Бойкая темнокожая девушка Нилзете, подруга Терезы, ведет нас на дискотеку «для народа». Проходит она в громадном ангаре в самом центре, вход стоит один реал (полдоллара). На сцене — не диджей, а группа барабанщиков, играющих в стиле афоше, то есть ту же музыку, что используется в кандомбле. Более того, то и дело музыканты затягивают ритуальные тексты — и публика охотно вторит. Самое интересное, что под эти мелодии танцуют так же, как и на ритуалах кандомбле: те, кому покровительствует богиня ветра и бури Янсан, быстро и весело машут руками, а те, кого опекает Ошун — ориша пресных вод и любви, плавно извиваются. Правда, в транс при этом никто не впадает…
В общем, «хороший город» — так говорят о Салвадоре сами баиянцы. Что не мешает им при первой же возможности переезжать в «чудесный город», как принято называть Рио-де-Жанейро.
Рио
Открытый город
Первое, что поражает прибывшего в Рио-де-Жанейро, — это фантастический ландшафт. Впечатления не портят и нескончаемые фавелы , из которых, кажется, целиком состоит пригород: издали они даже могут показаться живописными. Американский журнал «Лайф» еще в 1960-х писал, что фавелы Рио «по-своему прекрасны, хотя хрупкая красота их меланхолична. Легкие и изящные постройки из старых досок, жестянок, бамбука, мешков и любого другого подручного материала примостились на склонах, как птичьи гнезда...» Впрочем, трудности с жильем в этом городе были всегда. Когда в начале XIX века, спасаясь от Наполеона, сюда пожаловал весь португальский двор, проблему эту решили просто. На всех понравившихся домах рисовали вензель PR — «принц-регент» (народ расшифровывал аббревиатуру по-своему: Ponha-se na Rua — «убирайся на улицу», собственно, это и предполагала надпись). Впрочем, именно приезд монархов придал Рио-де-Жанейро столичный блеск и прославил его на весь мир.
Мечта 2. Все как в Европе
В 1807 году безумная королева Мария I, ее сын регент дон Жуан и 15 000 придворных погрузились на каравеллы и отплыли в свою далекую, экзотическую колонию. После изнурительного путешествия (дворяне так ныли, что был издан королевский указ, запрещавший обсуждать на борту все, что не имеет отношения к мореплаванию) они прибыли в Баию, где народ встретил их ликованием. (Увидев скачущих вокруг ее портшеза чернокожих, бедная королева Мария приняла их за чертей и стала вопить, что попала в ад.) Спустя месяц их так же тепло встречали в Рио. К тому времени город уже 50 лет как считался столицей Бразилии, но все еще походил на большую деревню — там не было даже водопровода. Двор опять возроптал: его не устраивал жаркий климат, отсутствие удобств и тропические болезни, которыми в XIX веке «славился» город. Но принцу тут понравилось, и он принялся за дело. Скоро в Рио появился первый в стране банк, морская академия, медицинское училище, библиотека (помимо картин и драгоценностей из Лиссабона было прихвачено более 60 000 книг) и ботанический сад. К 1815 году наполеоновская опасность исчезла окончательно, но дон Жуан не спешил возвращаться в Лиссабон. Вместо этого он выписал из Франции архитекторов, художников и скульпторов, чтобы они украсили новую столицу в лучших традициях Старого Света (африканские культы принц к тому времени уже запретил). А когда умерла его мать и он стал королем Жуаном VI, то сделал Рио центром Объединенного королевства Бразилии, Португалии и Алгарви. Впервые в истории европейский монарх предпочел жить и править в колонии — местные жители гордятся этим и сегодня. Когда в 1821-м Жуану все же пришлось отплыть на родину, то оставшийся за него сын почти тотчас провозгласил независимость Бразилии, став ее первым императором — Педру I.
