Из напряженных переговоров в эфире стало ясно, что группа подполковника Васина села не совсем удачно. Кто-то из летчиков-истребителей, немного не долетев в тумане до полосы, перевернулся. Машина была покалечена, летчик получил тяжелое ранение и чудом остался жив.
Погода тем временем стала еще хуже. Мазурук предложил капитану Гамову повернуть к мысу Святого Лаврентия и сесть там в горах на большое заснеженное озеро. Это озеро часто обходили стороной облака и туман. Но при вынужденной посадке «на живот» авиагруппе вряд ли удалось бы избежать потерь и в случае необходимости получить помощь
Петр вспомнил, что как-то поздней осенью он шел низко над побережьем Чукотки и случайно увидел, как укатывали под взлетную полосу гальку на мысе Чаплина. Лидер рискнул повести истребители туда. Подойдя к мысу, Б-25 снизился и вскоре на бреющем выскочил на почти готовую полосу, в начале которой стоял каток. Гамов передал по радио майору Жевлакову, который цепко держался у его крыла справа, что надо кому-то попробовать зайти на посадку. Тот поручил это сделать своему заместителю Бурмистрову.
«Аэрокобра», шедшая слева от лидера, выпала из строя. Сделав разворот, истребитель снова вышел на каток и, едва перевалив через него, запрыгал по гальке.
— Нормально! — обрадованно крикнул в эфир Бурмистров, но было слышно, как его трясло. Следом за ним такую же акробатическую посадку через каток произвели все остальные самолеты. Последним приземлился Б-25, и сразу же после посадки Гамов сообщил свое местонахождение в Уэлькаль.
Летчиков с одинаковым недоумением встретили и чукчи, и приезжие строители, которым еще предстояло благоустраивать полосу. Ее еще никто даже не успел опробовать...
На следующий день погода улучшилась. Каток с полосы убрали, на нее сел американский «Дуглас». Он привез из Нома печки для обогрева моторов. Прибывший вместе с ними механик эскадрильи Николай Тюрин помог подготовить к полету промерзшие за ночь машины. Авиагруппа капитана Гамова снова поднялась в воздух и в полном составе приземлилась в Уэлькале.
Еще раз жизнь Петра Гамова могла оборваться, когда ему предложили перегнать Си-47, груженный динамитом. Это было срочное задание для фронта. Везли динамит пять транспортных самолетов, но на пятую машину не хватило экипажа. Полковник Мачин поручил капитану Гамову самому доставить в Уэлькал опасный груз.
Взлетный курс с аэродрома «Ладдфилд» в Фэрбенксе в тот день был 240 градусов — прямо на Родину, точно на Запад. Курс был привычный, но на борту Си-47 командир бомбардировочной эскадрильи летал до этого только в качестве пассажира.
А тут еще вскоре после набора высоты попали в снегопад. Видимости никакой — дворники не успевали счищать примерзшие к стеклу кабины снежинки. Внизу горы, и скорость почему-то растет. Что-то неладное происходило с машиной, но что именно — Гамов никак не мог понять.
Вдруг самолет повалился на крыло и стал падать. Глаза застлала неизвестно откуда взявшаяся пыль. Авиагоризонт перевернулся — Си-47 начало крутить.
— Ну, Миша, все! — не сдержавшись, крикнул командир сидевшему рядом с ним инженеру полка Панину.
— Выведешь! — попробовал улыбнуться тот.— До земли еще немножечко осталось...
Петр Гамов локтем выбил обледеневшее окно кабины. Глянул вниз: машина падает прямо в ущелье! Летчик изо всех сил потянул штурвал на себя. Самолет задрожал, выходя из обреченности, и медленно перешел в горизонтальный полет. Так по ущелью Гамов снова вывел Си-47 в небо.
После сдачи опасного груза в Уэлькале (а весил он две тонны — все пространство от кабины до хвоста самолета было плотно заставлено запечатанными ящиками) Гамов выяснил, что надо было включить перед взлетом обогрев трубки Пито, которая показывала скорость на этом самолете. В полете трубка замерзла, и прибор стал давать неверные сведения.
— Как это забыли включить обогрев? — возмущался потом полковник Михаил Григорьевич Мачин.
— А мы не забыли, мы не знали,— честно признался капитан Гамов.— Никто в экипаже раньше не летал на Си-47.
— А почему сразу не сказал об этом? — еще больше рассердился начальник советской военной миссии.
По его ходатайству Петр был представлен к ордену Ленина как лучший лидер-бомбардировщик 1-го полка, но за ЧП, которое чуть не привело к гибели экипажа, он устроил молодому командиру разнос, а потом заставил срочно изучить транспортный самолет.
Надо отдать должное полковнику Мачину: у него был огромный боевой опыт, а учиться он все равно любил. Учился и когда воевал в небе Испании и Китая, и когда прикрывал от фашистов с воздуха Москву, и когда сражался на Воронежском фронте, откуда его отозвали в августе 1942-го, в самом начале битвы за Сталинград. И здесь, на Аляске, Михаил Григорьевич быстро освоил все типы боевых машин, которые перегонялись по ленд-лизу в Советский Союз. Позже президент Франклин Рузвельт удостоил его ордена «Легиона почета», одной из самых высоких наград Америки.
Как-то Михаил Григорьевич сказал Гамову: «Что же ты лидируешь, а не знаешь, как истребитель чувствует себя у тебя за хвостом?» И сам его проинструктировал, как управлять «аэрокоброй». Гамов совершил на ней несколько тренировочных полетов и получил представление, каково летчику неподвижно сидеть в узенькой кабине. А ведь лететь приходилось 5—6 часов — до Уэлькаля или даже до Маркова.
После случая с перевозкой динамита полковник Мачин проследил, чтобы Гамов овладел техникой пилотирования транспортного самолета, и не успокоился до тех пор, пока тот не перегнал один Си-47 с Аляски в Москву...
Но вернемся в тот августовский день 43-го года, когда самолет Гамова ходил левым кругом над Фэрбенксом, вырабатывая лишнее топливо. Петр отказался исполнить приказ начальника военной миссии — посадить поврежденный бомбардировщик «на живот», надеясь спасти экипаж и машину по примеру де Толли.
Петр пошел на снижение, продолжая кружить над аэродромом. Па каждом заходе он убирал двигатели и планировал над полосой. Надо было рассчитать так, чтобы приземлиться в самом ее начале. Главная трудность состояла в том, что при посадке на два колеса нельзя было использовать тормоза. И как ни велика была бетонная дорожка (почти три километра!), заканчивалась она крутым обрывом в Танану. Гамов знал несколько случаев, когда летчики завершали свой пробег на дне быстрой реки...
На аэродроме «Ладдфилд» тоже готовились к аварийной посадке. С диспетчерского пункта, расположенного в высокой башне, поступила команда не занимать полосу, над которой планировал Б-25 с поврежденной стойкой. Пожарная и медицинская службы были предупреждены, что, возможно, понадобится экстренная помощь. Слух об этом тотчас же разнесся по аэродрому.
...Авиабаза близ Фэрбенкса, где работала советская военная миссия по приемке американских самолетов, считалась самой большой на Аляске. Здесь приземлялись даже «летающие крепости» — огромные четырехмоторные самолеты Б-17, бомбившие японцев на Курилах. Маршрут у них был дальний, более четырех тысяч. километров в оба конца, а цели, которые они поражали с воздуха, противник хорошо защищал. Одна такая мощная машина вернулась из полета вся израненная, на одном работающем двигателе и с перебитыми тормозами. Экипаж с трудом приземлился, но бомбардировщик не удержался на полосе и скатился в реку.
Эта трагедия произошла на глазах сотен людей, находившихся на аэродроме, после чего и был введен запрет собираться вблизи полосы. Но в тот день запрет был нарушен: бомбардировщик с болтающейся передней стойкой кружил у всех на виду.
Полковник Мачин еще раз передал по радио приказ: «Садись «на живот»!»
— Я буду садиться на два колеса! — упорствовал капитан Гамов. — Так, как сделал старший лейтенант де Толли.
— Но его сейчас нет на базе!
— Я помню, что он мне рассказал. Позовите Лену, пусть она переведет американцам...
Они познакомились еще в Иране. Летом 1942 года Гамов перегонял американские бомбардировщики А-20 «бостон» из Басры через Тегеран в Кировабад. А потом судьба снова свела их в Фэрбенксе. Здесь, на авиабазе, Елена Макарова занималась переводом технической документации во время приемки американских самолетов. Петр Гамов сделал ей тогда предложение, но она не торопилась с ответом.
Когда Лену Макарову вызвали на командно-диспетчерский пункт, она уже видела, как он делает круги над аэродромом. Ее поразила толпа людей у полосы. «Как можно было бросить работу!» невольно подумалось ей. Но самое ужасное — некоторые уже заключали пари: разобьется или не разобьется русский летчик?
Лена, конечно, знала, что американцы очень любят спорить. Повод для пари мог быть самый неожиданный например, какая сейчас температура? Спорщики доходили до ближайшего градусника, вывешенного на улице, и выясняли, чей прогноз вернее Выигрыш, как правило, был незначительный — один-два доллара, так что дело было не в деньгах, а скорее всего в игровом азарте. Но теперь Лена возмутилась до глубины души: «Разве можно играть в такой момент?»
