Арвед Фукс
Перевела с немецкого М. Тагер
Малиган и Кардила. Елена Чекулаева
От автора Индонезию нередко называют перекрестком всех дорог в Юго-Восточной Азии, который находится между двумя гигантскими океанами — Индийским и Тихим. Это страна более 13 тысяч островов, в ней живет около 400 племен и народностей. Индонезия одна из немногих точек земли, интерес к которой у путешественников, естествоиспытателей, этнографов, поэтов и прозаиков никогда не иссякает. Еще в XIII веке Марко Поло писал об этом архипелаге: «Острова выплывали цветочными корзинами, дышали пряными запахами... Трудно поверить, что земля сама родила все это, что эти деревья не привезены сюда издалека на слонах». Спустя шесть веков русские поэты Константин Бальмонт и Валерий Брюсов воспевали красоту этого края. Русский натуралист Владимир Арнольди в книге «По островам Малайского архипелага» утверждал: «Нет другого места на земном шаре, которое в такой степени привлекло бы к себе внимание натуралиста и этнографа». Мне посчастливилось несколько лет прожить на острове Суматра. Суматра уникальна по своему этническому составу, ее населяют шесть крупных этнических групп со своим языком и особой культурой. Я изъездила весь остров на машине, автобусе и даже в повозке, запряженной буйволами; побывала в национальных музеях, библиотеках. Мне удалось встретиться с очевидцами, которые помнят случаи людоедства в племени, живущем в центре Суматры. Старожилы утверждали, что последний кровожадный ритуал имел место 70 лет назад.
Именно здесь, на Суматре.у меня возник замысел приключенческой, романтической повести. Вероятно, этому способствовало восхищение природой острова, знакомство с необычными для нас традициями его народов. Несмотря на избранную беллетристическую форму, я стремилась быть достоверной в описании природного и этнографического колорита. Раздумывая о моей героине — Нардиле, я не раз мысленно обращалась к образу бесстрашной индонезийской женщины Чут Ньяк Дьен, которую называют индонезийской Жанной д"Арк. В 1871 году, когда голландцы завоевали почти весь архипелаг, кроме северосуматранского княжества Ачех, молодая женщина оставила маленького сына и отправилась с небольшим отрядом воинов в провинцию Ачех. Тридцать лет она воевала за свободу, и только в 1903 году ее взяли в плен. Судьба моей героини во многом отлична от судьбы Чут Ньян Дьен, но их роднит редкая стойкость перед жизненными невзгодами. Другой герой повести, вернее его прототип, возник неожиданно для меня самой. Уже в Москве, в Библиотеке имени Ленина, где я знакомилась с работами русских исследователей об Индонезии, мне встретилось имя «Малыгин». Научные консультанты библиотеки помогли найти уникальный документ на 18 страницах — протокол суда над Василием Малыгиным, подданным России, дерзнувшим вооружить местное население на острове Ломбок и воевать против голландских властей. Ему был вынесен суровый приговор — 20 лет тюрьмы. Кем же он был, Василий Малыгин? Искателем приключений или, говоря современным языком, разведчиком, авантюристом, неизвестным героем, исследователем?! В немногочисленных изданиях прошлого века — российских, голландских—упоминается о загадочном русском, которого полюбило местное население. Так, в книге М.М.Бакунина «Тропическая Голландия» рассказывается о восстании на острове Ломбок и некоем русском Папарыгине или Парыгине. Современный исследователь Е.И.Гневушева, посвятившая этому человеку-загадке много лет кропотливого труда, отыскала в далеком селе Пашканы бывшей Бессарабской губернии запись в церковной книге, где говорилось, что Василий Мамалыга был сыном причетчика и родился в 1865 году. И еще одна запись наводит на мысль, что это был тот самый Малыгин. «В департамент Полиции и Начальнику Бессарабского Губернского Управления: «Проживал в селении Пашканы у своего брата, откуда около 20 января 1901 года неизвестно куда скрылся, и ныне место его пребывания неизвестно». Е.И.Гневушева долгое время переписывалась с профессором из Голландии — Вертхеймом. Он прислал ей документы судебных отчетов на процессе Малыгина, газетные статьи и дипломатические документы тех лет. Там было немало разночтений и белых пятен. Его именовали то горным инженером, то ботаником, то матросом. Известный ученый, писатель, большой знаток Индонезии Л.М.Демин рассказал мне об уникальных документах из Императорского консульства в Сингапуре, хранящихся в архиве МИДа СССР. Телеграммы, переписка между консульствами в Сингапуре, Сиаме, Батавии. Масса писем на английском, французском языках, но, к сожалению, подписи очень неразборчивые. В одном письме есть такие строки на английском языке: «Малыгин в Сингапуре. Я думаю, что он живет в большом доме в одном из туземных кварталов недалеко от Бич Роуд. В случае, если вы получите какие-либо сведения о его передвижении, я буду чрезвычайно вам обязан...» Чем больше я узнавала о судьбе этого человека, тем загадочней он становился. Я рискнула соединить его судьбу с судьбой бесстрашной девушки с острова Суматра. Я решилась на эту смелую версию, как и на домысел многих обстоятельств из жизни моих героев, потому, что их окружали люди, которые, по словам Владимира Арнольди,«... создали высокую самобытную культуру, их жизнь слагалась по иным образцам, чем жизнь европейцев, знакомство с этой восточной культурой представляет не меньший интерес, чем изучение той природы, среди которой выросла эта культура».
Глава 1
Российское судно «Диана» готовилось к отплытию. Репортеры осаждали капитана, а толпа любопытных — пристань Санкт-Петербурга. — Куда? В какие края?! — слышалось повсюду.
— Говорят, в Ост-Индию!
— Это же край света!
— Господи, спаси их и помилуй!
К судну в сопровождении охраны подошел начальник порта.
— Возьмешь его с собой,— сказал он капитану, показывая на статного юношу в штатской одежде.
— На что он мне? — возразил тот.
— Будет помощником кока,— усмехнулся начальник и добавил: — Вообще-то он ботаник.
— Он мне наготовит,— проворчал капитан.
Так Василий Малыгин оказался на судне «Диана», отправлявшемся в далекие тропики. Самым ценным в его багаже было рекомендательное письмо Российского географического общества к русскому консулу в Нидерландской Ост-Индии.
«Диана» начала свое долгое плавание в мае 1892 года. Через три месяца пути на судне свирепствовала цинга. Отравления зловонной питьевой водой стали повальными. Участившиеся штормы выматывали и без того обессилевших людей. Покойников отпевали наспех. Трупы сбрасывали в море, где их поджидала стая акул — неотступных спутников судна. После Мадейры и Тенерифа капитан изменил курс к берегам Западной Африки, чтобы запастись свежей водой и выторговать лимоны, спасавшие от цинги, в обмен на стеклянные бусы и ножи. Только половина команды достигла берегов Суматры.
Когда на рассвете 156-го дня плавания Василий Малыгин, давно забывший о милости божьей, увидел райские кущи Ост-Индии, он широко и истово перекрестился. Василий был счастлив ощутить под ногами твердую землю, забыть о бесконечной качке, не видеть страшную смерть своих товарищей от цинги и дизентерии, не чувствовать на губах постоянный привкус горькой морской воды.
«Диана» прибыла в тесный, закопченный порт Белаван, где ее с нетерпением ждали. Русские суда славились щедростью, и их всегда встречала толпа нищих и прокаженных. До города Дели (Сейчас этот город носит название Медан. Здесь и далее прим, автора.) Василия согласилась подвезти патрульная голландская служба, прослышав о его визите к русскому консулу — барону Кирнштейну. Барон, всегда готовый услужить законным властям, был известен толстым кошельком.
Он радушно встретил Василия, щедро оплатив его поездку. Опытный и ловкий дипломат, а также не менее ловкий делец, он гордился тем, что русские для него давно стали открытой книгой. «Огромный, сильный,— отметил про себя барон,— и, конечно, не обучен никакой дипломатии. Ну что за несуразный народ — еще империей себя величают, а попроси у такого последнюю рубаху — отдаст».
Барон решил уберечь себя от возможных неприятностей и предупредил Василия:
— Вы, голубчик, поаккуратней с голландскими чиновниками. Приходится считаться — как-никак правители. Колония, увы, их. Местные здесь — народ приветливый, хотя и примитивный. Ну, да сами все увидите. Пройдемте до гостиницы пешком,— предложил он,— здесь недалеко.
Улица, вернее неширокая дорога, была заполнена людьми. В деревянных колясках везли тех, кто побогаче. Барон объяснил, что «бечак» — самый распространенный транспорт в городе.
