знаешь кого», - делает страшные глаза.
- Почему? - Спрашиваю, но уже, в принципе, догадываюсь.
- Потому что год назад Варварушка пала к ногам великого и прекрасного Арсения брёвнышком. Он периодически ее попинывал, а потом устал и выбрал новое брёвнышко.
- Хм, - хмурюсь, - и как объяснил?
- Пфф, да никак, - пожимает плечами Катя. - Я думаю, что это типо спорт. Жажда нового. Адреналин. Они же все без него жить не могут.
- Да уж, - говорю шёпотом и инстинктивно ускоряю шаг, боясь что Арсений вдруг поднимет глаза от выпуклых прелестей девушек, которые облепили его машину, и увидит меня.
Алиса, да ты шутишь? Зачем ему глаза поднимать?
- Давай через арку пройдём, - предлагаю я Кате. - Так быстрее до остановки.
- Ну ладно… - с сомнением соглашается она.
Выдыхаю я только тогда, когда оказываюсь за углом института. Чего так разнервничалась? Он и думать про меня, скорее всего, забыл. Не узнает.
- Ты чего загрузилась? - весело спрашивает меня Катя. - Величко понравился?
- Нет! Что ты! - мне кажется, я отвечаю на этот вопрос слишком эмоционально и поспешно. - Что-то голова разболелась просто.
- Понятно… - кивает моя знакомая и, видимо, тактично решив меня не доставать опускает нос в телефон.
Ее маршрутка подходит первой. Мы прощаемся до завтра, решая встретиться за пол часа возле фонтана и выпить кофе.
Алиса
Домой стараюсь заходить тихо, чтобы случайно не разбудить отца.
Но услышав из гостиной характерное: «ааа, куда же ты бьешь, физкультурник жопоногий», перестаю красться и громко хлопаю дверью. Значит, смотреть футбол «папа не переживает»!
В коридоре улавливаю запах сигаретного дыма. Мне категорически не нравится то, что происходит сейчас в моей семье. Отец вдруг начал делать вещи, которые раньше себе никогда не позволял. Как там говорится? Бес в ребро?
Мама шутит, что первые тридцать лет детства у мужчины самые сложные, но у папы период затянулся до сорока пяти. Не знаю, что в этом смешного, но после того, как не стало бабушки, он начал вести себя просто отвратительно. Складывается такое ощущение, что мы ему мешаем.
Беру себя в руки и заглядываю в комнату.
- Привет, я пришла, - киваю отцу.
- Угу, - отзывается он, не поворачивая головы. - Поесть разогрей.
Проглатываю вскипевшее негодование и интересуюсь:
- А где мама?
- Снова на работу уехала, - раздраженно отвечает он. - Так и стакан воды некому будет подать… - ворчливо.
- Врач сказал, что тебе можно потихоньку на ногу становиться, - напоминаю отцу. - Мне кажется, ты слишком драматизируешь.
- Драматизирую? - взвивается он и наконец поворачивает голову от телевизора на меня. - Может ещё и притворяюсь?
- Все, все, - вскидываю я ладони и сбегаю на кухню. - Отдыхай. Сейчас что-нибудь из еды соображу.
На кухне выясняю, что мама ничего приготовить не успела.
Попрощавшись со свободным временем до работы, начинаю чистить картошку.
Бубнеж футбольного комментатора, доносящийся из гостиной раздражает, и я затыкаю уши наушниками от плеера сестры. Вздрагиваю от включившейся в них композиции:
«…Ночная гонка, рёв турбин,
Дай мне свой поцелуй, детка,
Он мне сейчас необходим…»
Жесткий бит захватает меня и я замираю, не в силах нажать кнопку дальше. Руки покрываются мурашками, я будто снова оказываюсь в машине того наглого мажора. Только на этот раз мне совсем не страшно. Мне… странно. Непривычно. Оглушающе азартно и… ещё в животе щекотно. Перед глазами вспыхивают мужские образы. Ухмылка на красиво очерченных губах, широкие ладони на руле…
«…Я твой первый, в гонке - тоже.
Это вставляет, до мурашек по коже…» - играет песня.
Не понимая, что вообще на меня нашло, и почему сердце колотится так сильно, выдергиваю наушники из ушей. Бред, же, Господи! Бездарный, вульгарный…
Пытаясь успокоиться, старюсь не позволять себе думать о том, что герой моей случившейся фантазии будет учиться со мной в одном институте. Что возможно, он будет обедать за соседним столом и ходить по тем же коридорам.
«Да, что ж такое, стоп, Алиса!» - прикрикиваю на себя мысленно и умудряюсь хватиться за горячую крышку кастрюли. Боль отрезвляет.
Дальше я почти спокойно варю суп, делаю пюре. Фарш просто обжариваю на сковороде, потому что на котлеты не хватает времени. К Сумским опаздывать категорически нельзя. Они приводят ко мне новых клиентов. Правда, совсем пока немного. Двоих. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы перестать клянчить у мамы деньги. И за две недели занятий с детьми я насобирала себе на новые туфли и рюкзак.
- Приятного аппетита, - ставлю перед отцом на сервировочный столик тарелки, - я убежала.
- Куда это? - интересуется он ревностно.
- По учебе, пап, - отвечаю терпеливо, но от вздоха не удерживаюсь. - Буду в восемь.
Сбегаю, чтобы не объяснять подробности. Надеваю платье, туфли, беру рабочие тетради, завязываю высокий хвост, чтобы казаться строже и выхожу из квартиры.
На площадке нос к носу сталкиваюсь с соседским парнишкой. Кажется, он года на два младше моей сестры.
- Привет, Алиса, - здороваясь, он выходит из лифта и крепко прижимает к себе за поводок большого алабая. - Бруно, нельзя, - предупредительно повышает голос на него.
И не зря. Пёс, видя меня, начинает счастливо поскуливать, требуя внимания и рваться с поводка.
- Привет, - отзываюсь я с улыбкой и делаю шаг в их сторону. - Бруно, сидеть, - строго отдаю команду.
Тот, потоптавшись, исполняет.
- Молодец, - хвалю его я и, подойдя совсем близко, треплю пса по гладкому загривку. - Ну здравствуй, здравствуй, я тоже тебе рада.
- Вот как у вас это получается? - Вздыхает мой сосед почти обижено. - Тренера слушает. Тебя слушает. Отца слушает, а я с ним круглые сутки. И меня - ни в какую. Лает и бесится, как щенок.
- Это потому, - улыбаюсь я ему, - что тебе не хватает строгости и авторитета. - Собаки чувствуют слабину, как дети. Требуй тверже, - подмигиваю и успеваю заскочить в кабину лифта до того момента, когда закроются двери.
В груди на мгновение сжимается тоской, но я гоню эти мысли, потому что следующие два часа мне нужно быть в хорошем настроении. Иначе урок с ребенком можно даже не начинать. Все равно ничего путного не выйдет.
Вообще, с малышами заниматься английским гораздо интереснее, чем со
