мучений этих невыносимых. От страдания нечеловеческого. Ведь ты Всемогущ, Боже. Неужели же ты допустишь, чтобы я так
страдал?!» Нужно было тогда тебе страдание? Такого страдания тебе здесь не хватает?
Николай потупил взгляд.
— Ну да, здесь ты прав, батюшка, признаю.
— Меня зовут Паампез.
Николай вздохнул.
— Да, страданий здесь нет, Великий Забота. Правильно называю? Но зато там, после операции, когда боль прошла, ты знаешь, как я стал ценить каждое мгновенье жизни без боли? Через ту боль я помудрел. И по-другому стал к жизни своей конечной относиться, так-то вот. Так что, батюшка, страдание не совсем бесполезная штука.
Паампез молча налил чаю в две кружки и одну снова придвинул Николаю.
— Спасибо. А вот объясни мне ещё, Великий Забота Благого Края, какова цель существования человека здесь? Вечное бесконечное блаженство триллионы лет? К чему стремиться теперь, чего хотеть, чего добиваться?
Великий Забота расправил свою белоснежную бороду и сложил руки на груди.
— Насчёт триллионов лет загадывать не будем, Николай Петрович. А вот Краёв здесь точно больше триллионов. И каждый по-своему своеобразен и интересен. Есть и совсем необычные, скучать не придётся. Со временем всё узнаешь сам. А насчёт смысла… А какой смысл в жизни был у тебя?
— У меня?
— Да, у тебя лично.
— Жизнь достойно прожить.
— То есть?
— Семью создать, детей воспитать настоящими людьми, на ноги их поставить.
— А ещё?
— А ещё… В памяти у людей остаться хорошим человеком.
— А у детей твоих смысл какой будет?
— А это они пускай сами определяют какой у них смысл будет. До Марса там долететь или на роботах жениться… Но знаешь, если бы у меня была такая возможность, я бы хотел вернуться туда, назад, в свою жизнь. И пусть я бы опять орал от боли только что родившись у мамки, пусть снова бы дрался с одноклассниками за школой под окнами кабинета литературы, пусть опять батя порол бы меня ремнём за то что украл у своей бабуси десятку. Хотелось бы снова пригласить Верку из параллельного в кино, а потом мучиться в слезах оттого, что она ушла к Яшке Мухтаеву. И опять стоять на сцене с моими пацанами из «Лимонадной Ноги» и орать в микрофон: «Я под окнами твоими стою и пою всякую ерунду-у-у!» Хочу снова бродить с первой женой по ночам пешком, потому что троллейбусы уже не ходят, а на такси денег нет. Хочу снова принять в одеяле с ленточкой своего ребёнка из рук медсестры. И был бы рад ещё раз повести детей в первый класс с охапкой цветов, сорванных на даче за день до линейки. Хочу опять сидеть с удочкой у берега и слушать анекдоты своего другана под треск ночного костра. И снова пойти в магазин со второй женой Юлей и купить первый импортный телевизор в кредит на два года. И Бог или чёрт его знает, может быть снова поехать в тот проклятый день в метель по скользкой трассе… Повторится это всё здесь, а, Великий Забота? Молчишь…
В вечернем воздухе застрекотали первые сверчки.
— Что-то меня в сон клонит, ваше преподобие. Перебрал малость. Пойду я прикорну, не обижайся, Великий Забота. Вечер уже. А после опять поболтаем, идёт?
Паампез взглянул в глаза Николая и улыбнулся.
— Конечно. Утро вечера мудренее.
***
— Ну что, наговорились?
Чаттан шёл рядом, задрав голову к звездному небу.
— Наговорились.
— Слышь, Паампез, а может его к нам на месяц-два, так сказать на перевоспитание? Да ладно, не хмурься, шучу.
Из-за тёмного горизонта показалась луна и медленно поплыла вверх по небосклону.
— А я тебе всегда говорил, Великий Забота, надо что-то менять в вашем королевстве шёлковых трав и печенья в вазочках.
Паампез ничего не ответил, любуясь лунной дорожкой на спокойном зеркале озера, из которого временами доносились всплески играющей рыбы.
