для безвозвратного удаления данных, заменила пароли на почтовых ящиках, остановила видеозапись, запустила очистку облачного сервера.
Нет никакой гарантии, что все видео успеют удалиться. Спрут мог рассовать старые записи куда угодно. Да и пусть подавится. Главное сейчас — удалить последние записи. Даша забрала со стола флешки. На всякий случай. Выключила монитор, чтобы кипучая деятельность в компьютере не так бросалась в глаза. Забежала на кухню, закидала в рюкзак все съедобное и бутылку воды. Когда она подходила к подвалу, снова затрясло, но голос Паши успокаивал.
— …Может, потом еще видео с облака почистить, — говорил он, когда Несветаева вошла в дверь.
Дарья выдохнула. Хорошо, что она успела первой. Не хватало, чтобы лощенный приятель Кощея, — а говорил он со своим Доком, без вариантов, — любовался на развлечения Николая Владимировича.
Спрут все еще лежал без чувств. Даша наделась, что он жив. Не потому что ей было его жаль. Насильственная смерть — это неизбежное уголовное дело. И первой подозреваемой станет она. Даже если Паша. Особенно, если Паша. Эта тварь элементарно не стоит тех проблем, которые неизбежно возникнут. Поэтому Несветаева выдохнула, когда Спрут пришел в себя. Хотелось ли ей его ударить? Убить? Переломать руки-ноги?
Нет.
И никакой стокгольмский синдром тут ни при чем.
Она просто поняла, что Рубикон перейден. Она сделала много плохого. И грязного. Дошла до самого дна. Но за все расплатилась. Прошлое осталось в прошлом. И Спрут был его частью. Больше всего Даше сейчас хотелось закрыть эту страницу, захлопнуть книгу и спалить к чертям собачьим.
Ей хотелось уйти.
Они шли в ночь. Сначала по подъездной дороге, потом зашли в лес. Поляков переложил нехитрые пожитки из узелка за спиной в Дашин рюкзак и кое-как натянул себе на плечи. Шли быстро и молча. Берегли дыхание. Да и не хотелось говорить. Хотелось просто идти на пределе сил. Подальше. Свет луны пробивался через рыхлые кроны. Даша несколько раз спотыкалась о корни, но шедший впереди Поляков всякий раз ее ловил. Сложно сказать, сколько они шли. Может, час, может, два, или всего половину, но изначальный энтузиазм стремительно сдавал позиции усталости. Корни стали лезть под ноги все чаще. Дыхание становилось надсаднее.
— Рота, стой, ать-два! — скомандовал Паша, и Дарья практически влетела носом в его широкую спину.
— Совсем устала? — развернулся он. — Будем устраиваться на привал. Я пока костерок соображу, ты можешь до ветру прогуляться, если надо. Только далеко не уходи, пожалуйста.
Они остановились возле поваленного дерева. Уложив рюкзак на ствол, Павел начал обламывать торчащие ветви. Даша от изнеможения чуть не рухнула на колени в жухлую листву, но в кустики действительно хотелось. Она набрала немного сушняка и пошла на свет. Первые язычки будущего костра уже лизали потрескивающие ветки.
Дарья села на дерево, натянула капюшон и, греясь, сложила руки на груди. Днем было по-летнему тепло, а к вечеру по-весеннему похолодало. Костер расходился. Даша полезла за продуктами и перебралась ближе к костру, на уложенные на землю ветки. Она даже не заметила, в какой момент усталость уступила место голоду. Поляков тоже набросился на условные бутерброды с видом цепного пса, которого два дня не кормили.
Когда жевательные движения наконец стали ленивее, Дарья собралась с духом и заговорила:
— Паша, я очень благодарна тебе за то, что ты меня спас. Даже не представляешь, насколько. Но я не та, кем ты меня считаешь.
— Да? — удивился Поляков. — Ну ладно. Открой мне глаза.
— Я — пикаперша. Зарабатываю тем, что соблазняю мужчин, а потом получаю с них деньги. Шантажом или продавая информацию о них.
— Саид мне показал запись, где вы обсуждали заказ.
В голосе Полякова не было никаких эмоций. Просто подтверждение факта. Дескать, да, есть такое дело.
— И ты все равно пришел?! — не поняла Дарья.
— Ты не сказала ему пароль. Скутер ты продала, чтобы заплатить неустойку?
— Хм. Ты и про скутер знаешь?..
— Даша, зачем?! — в голосе Полякова наконец пробилась ярость. — Объясни мне, зачем?!
Как ему объяснить, зачем? Потому что дура, наверное. С другого берега Рубикона смотреть на прошлое было особенно глупо и постыдно. Хотелось спрятать лицо в ладонях и сказать, как в детстве: «Я так больше не буду».
— …Просто сказала бы пароль, и все! — резко закончил Павел, и Несветаева, не понимая, уставилась на него. — Даша, никто, запомни, никто и ничего не стоит этого!
— Ты стоишь.
— Я — тем более! Я, блин, ублюдок, на всю голову двинутый, извращенец не леченный! Нашла ради кого себя в жертву приносить!
— Нашла, — согласилась Даша.
— Да ничего бы не произошло, если бы его сдала!
— Я бы предала тебя!
— Да и хрен с ним! — темпераментно махнул рукой Поляков. — Я же параноик, Даша. Я такой параноик, что тебе и не снилось. С этого пароля можно спокойно входить в комп. И в базы клиентов тоже можно войти. Только при этом у Дока сработает сигналка на проникновение, и гостю полетит встречный вирус.
Плечи Дарьи поникли:
— То есть ты с самого начала знал? — выдохнула она.
— Что знал? Про тебя?
Она кивнула.
— Даже не догадывался. До самого конца. То есть я один раз случайно подслушал твой разговор. На работе, на лестнице. Подумал, что ты куда-то вляпалась. Поставил камеруу тебя в квартире. Потом понял, что у тебя проблемы. Но правду узнал только от Саида. Если думаешь, что ловушку на пароль я повесил из-за тебя, то ошибаешься. Это мой обычный пароль. Просто я параноик. По жизни. Всегда.
— А почему тогда ты пришел за мной? — очень тихо спросила Дарья.
— Как «почему»? — в голосе Павла слышалось недоумение.
— Паша, ты не понимаешь?! Я же проститутка! Подстилка продажная! — она подскочила.
— А я — раздолбай, псих, извращенец и убийца. Тебе же это не помешало, — буркнул Поляков, глядя в костер. — Сядь, Даш. Сядь…
Он похлопал рукой рядом с собой. Несветаева послушалась и прижалась к его теплому плечу.
— Почему ты просто мне все не рассказала?
Она пожала печами:
— Не могла. Ты, наверное, не поймешь, но для меня это как искупление. Судьба всегда берет с человека по счетам. Я заслужила. Я расплатилась.
— Фигня это. Нет никакой судьбы. И справедливости никакой в жизни нет. И все эти «лучшие уходят первыми», — это тоже чушь собачья.
Несветаева не могла понять, какое отношение она имеет к лучшим, и решила, что Павел сейчас вообще о своем.
— …Все, что прилетает нам снаружи, — чистая случайность. Рандом. На него нельзя повлиять. Его нельзя предсказать. Им нельзя управлять. Просто каждый раз здесь и сейчас ты сталкиваешься с какими-то обстоятельствами.
