предъява была! Ты же сам с барыгой разобраться хотел! Твои увели его…
– Я‑то разберусь… – Миша отвернулся от Малыгина и сделал пару шагов в сторону клуба, – а вот вам с Харламом надо бы хвосты поприжать. Иначе быть беде…
Утро пробуждения, а точнее уже день, был тяжелым. По‑настоящему. Малыгин, конечно, выпивал до этого, но не в таких объемах и количествах. Пятничные лекции можно было прогулять, но ощущение вины, стыда и неловкости было настолько сильным, что он, превозмогая головную боль, резко сел на кровати. Рядом, торча голой грудью из‑под простыни, лежала Беркович, лениво открывшая глаза, на его движение.
– О‑о, Лешенька, – мурлыкнула она, потянувшись, – чего дергаешься?
– Сон плохой приснился… – Леха потер лицо, но вставать не решался.
Не было тактильного ощущения присутствия нижнего белья на чреслах. А светить голым задом перед старшекурсницей не хотелось.
– Так, Леша… – Беркович чуть приподняла край одеяла, прикрывавшего её бедра, – внимательно изучаем… Оп, всё нормально! Я в трусах, а значит мы всё ещё друзья!
Она рассмеялась, откинувшись на подушку.
– Я вроде тоже… – Леха нащупал, наконец, резинку плавок и выпростал ноги из‑под одеяла, вставая, – не помню вот только ни хрена.
– Я спать, – Марина отвернулась к стене, накрывшись одеялом с головой, – запомни меня молодой и красивой… – Пропела она уже из‑под укрытия.
Умывшись и почистив зубы, Леха смел со стола остатки красивой жизни, дожевав кусочки подветренной колбасы. Утолкав весь мусор в пакет, распахнул форточки и решил сходить до мусорных контейнеров. Продышаться свежим морозным отдыхом и выкинуть источники зловония.
Возвращаясь налегке и слегка замерзнув, Леха увидел перед крыльцом общежития наглухо тонированную «восьмерку». Напрягся. И дело было не в агрессивном литье колес, не в затемненных стеклах или отсутствии номеров. Тачки с подобным тюнингом нередко стояли около студенческих общежитий. Но не в рабочий полдень, а вечером пьяной пятницы, когда женский пол, массовым исходом, покидал студенческий городок навстречу приключениям, алкоголю и красивой жизни. Тонированная «восьмерка» элементом коих и являлась.
Двери синхронно открылись и из автомобиля выбрались на улицу, щурясь от зимнего солнца двое старых знакомцев. Буча и Скоба, тот самый уголовник постарше, с кем встретился Малыгин в первый день своего приезда.
– Часик в радость, Малыга… – тягуче протянул Скоба, сплюнув через губу, – на такую погремуху сейчас откликаешься?
– Не знаю… – Леха старался контролировать дистанцию, прекрасно понимая, что похмельный тремор и раскалывающаяся голова уменьшают в разы его шансы на оборону при нападении, – Леха вроде с утра был.
Буча держал руки в карманах кожаной куртки, чуть покачиваясь вправо‑влево. Скоба, вытащил четки и перебросил их между пальцами:
– А корешок твой где? Баклан недосидевший? Харлам, вроде… Да, Буча?
Буча дернул щекой.
– Я откуда знаю, – Леха пожал плечами, – он в общаге давно не живет.
– М‑м‑м… – Скоба опять сцедил слюну на землю, – а за базар козлиный кто отвечать будет?
– Я, парни, вас недопонимаю, – Малыгин старался не вызывать излишней агрессии, – что за проблемы‑то?
– Проблемы у вас, задроты, будут! – подал наконец голос Буча, – где Харлам? Чего он там о себе возомнил, черт зафоршмаченный!
Леха внутренне сжался в ожидании атаки, но, рыкнувший, Буча вновь уступил место старшему.
– Короче, вы вчера порядочных людей на бабки выставили, – загнул прокуренный палец Скоба, – Пашу Молдова‑на, босяка правильного. А Макара, смотрягу, херами крыли. За это ответить надо.
Леха молчал, понимая, что пустившись в препирательства с опытными мудотерами, явно уступит, запутается и наплетет чего‑нибудь лишнего.
– Что хрюкнуть нечего? – Скоба принял молчание своего визави за согласие с предъявленными аргументами, – правильно… Но мы ж не звери фаридовские, по беспределу вас ломать не будем. Пока…
Он упер ногу в переднее колесо машины и облокотился на костистое колено.
– В общем так… Завтра в парк Мира, где площадка спортивная, пусть Харлам подъезжает. Один, толпой, с бабой своей… Нам по хер. Мы по‑любому обоснуем кто он и что он.
Скоба прервал монолог и повернулся на Малыгина, хищно вцепившись взглядом в его лицо.
– На общее три штуки баксов занесет, перед людьми порядочными извинится и может жить спокойно. А не приедет… – он развернулся уже всем корпусом, – мы его сломаем, бабу его на хор поставим, а тачку спалим. И никакие спортсмены‑рогометы не помогут, потому что за базар отвечать надо. Арестантский уклад един. Всё. Иди, завтра в час дня. И говно мутить не надо, хуже будет…
Скоба стек в машину, Буча, ударив кулаком в ладонь и испепелив взглядом лехину физиономию, бухнулся за руль. «Восьмерка» резко сдернула, оставив после себя свежие колеи на выпавшем снегу.
Лехе захотелось уехать домой. Последние несколько месяцев такие мысли его не посещали – слишком плотным был круговорот событий. Но именно сейчас, на абстинентном фоне, с необъяснимым чувством вины, это желание стало как никогда актуальным. А чей‑то тонкий и тихий голосок шепнул: «не твои это проблемы‑то, не ты крестей налупил…»
Но Малыгин не был уже тем впечатлительным щенком, которого за шкирку выволакивал Ермак для разборок на задний двор. Студент‑первокурсник, получивший по щам при заселении в общагу, остался в далеком прошлом. Время работы в охране, арестант Харламов, ментовской пресс на приемке – всё это закалило характер, правда, добавив и рассудительности. Поэтому, поднимаясь в свою комнату Леха крепко задумался.
Макаровские уголовники, так называемые «синие», в первую очередь, были известны своей решительной подлостью. Помимо того, что Леха испытал в своё время на собственной шкуре, криминальная история города изобиловала целым букетом повествований о найденных в лесополосе трупах, сожженных лесовозах и покалеченных коммерсантах. Пожалуй, самым громким случаем, хлопнувшим в бандитском медиа‑пространстве, был конфликт в одной из подконтрольных Макару группировок. Старшак этой банды по кличке Якут предъявил своему соратнику обвинение в крысятничестве. Тот, покаявшись и получив травму средней степени тяжести, отдал главарю награбленное и был прощен. Но не до конца. В качестве гарантии, в рамках испытательного срока, залетчик оформил залог на свою квартиру. Так сказать, докажешь свою лояльность, получишь обратно.
Дальше, согласно официальной хронике, лежавший в травматологии «якутенок», возжелал выйти из больницы. Прогуляться до рощицы, примыкающей к берегу реки и окунуться в прорубь. Очевидно, в концепции моржевания. Вот только обратно из этой проруби он не выбрался.
Параллельная же версия гласила о том, что
