все-таки, — мелодичный голос, лишенный каких-либо эмоций, проходится по моим натянутым нервам наждачной бумагой, сдирая последние остатки самообладания.
— Нашел, — подтверждаю очевидный факт.
— Зачем? — все тот же голос продолжает добивать.
Нежно и ласково. Как она умеет.
— Ты не сделала аборт. Зачем наврала?
Может, не надо было с этого. Но у нас никогда не было с ней легко. У нас много чего не было. Чему придется учиться. Если Еленка захочет.
Черноволосая девушка обеспокоенно нас изучает и что-то спрашивает у Лены. Причем во фразе присутствует слово "policia"(полиция). Которое я способен понять, даже не зная языка.
Лена отвечает по-испански. Из ответа улавливаю лишь, что испанку зовут Лючиа и, видимо, полицию вызывать не надо.
Разговор между девушками продолжается еще несколько минут. В результате Лючиа уезжает. А я и Еленка остаемся вдвоем на улице. У нее в руках пакеты, которые достали из машины.
Забираю:
— Давай помогу.
Девушка не сводит с меня внимательного взгляда, а я, соприкоснувшись с ее пальцами, теряю контроль. В одной руке держу пакеты, а второй осторожно притягиваю ее к себе. Для нее это неожиданно. Может, поэтому не вырывается. Обнимать беременную — это что-то мне до сих пор неизвестное. Я боюсь причинить вред. И между нашими телами оказывается ее живот. Достаточно плотный. Который меня пинает. Или толкает. Не поймешь, что это — то ли крохотный кулачок. То ли маленькая пятка.
И меня накрывает такой шквал эмоций. Основное, что чувствую — это какой-то нереальный восторг.
— Толкается?!
Еленка чуть отстраняется.
— Ты ее придавил.
Её? Она знает пол? Дочка… Пытаюсь разобраться в себе.
— У нас дочь будет?
Лена закусывает нижнюю губу.
— Нам надо поговорить.
Она отпирает дверь и заходит к себе домой. Я захожу следом.
— Куда пакеты отнести?
Обычный вопрос.
— На кухню, — ответ тоже обычный.
Прохожу в светлую кухню. Оставляю пакеты на столешнице. Кухня и гостевая зона объединены. Еленка опускается в кресло молочного цвета, мне кивает на такого же цвета диван напротив.
— Зачем ты приехал, Платон? — все тот же вопрос и все тот же внимательный взгляд.
Она не скатывается в истерику. Не бросает мне в лицо, что я — сволочь и идиот. С чем я в принципе согласен. Не кричит, чтобы я убирался и что больше не пустит меня на порог. Но этого всего и не надо, потому что ее вопрос звучит так, как будто она уже добавила — " когда ты мне не нужен".
Но так наша история не закончится. Я не позволю.
— Я приехал, потому что хочу быть с тобой.
Невесело улыбается:
— Так ты был уже. Сначала хотел слить, как трахаешь меня, в интернет. Выгнал из квартиры, сказал, что тебе не до меня. У тебя — очередь. Из готовых на все дур. Потом гонялся за мной по всей Москве. Только для того, чтобы унизить. Снова. Как ты думаешь, приятно слышать после близости с тем, кто тебе нравится, что-то про видеокамеры и широту аудитории, которая будет смотреть, какая ты дура, и не можешь оттолкнуть того, кто тебя не стоит?! И после… За что? Что я тебе такого сделала? Я так испугалась… Я ведь только тест на беременность сделала. Как ты мог?
У нее в глазах слезы, обида и упрек. Того, чего быть не должно. И правда — как я мог?
Все эти байки про сильных женщин — чушь. Я ее обидел. Очень. А не должен был. Должен был расшибиться ради того, чтобы она была счастлива. Но не сделал. И эта ее боль — она моя на самом деле.
Сам не замечаю, как оказываюсь перед ней на коленях. Прячу лицо, которое горит как от пощечин, прижимая его к ее ногам.
Вот правда, лучше бы их надавала.
И ерунда, что мужчины не просят прощения.
— Больше так не будет. Прости меня.
Выпросить бы его.
Глава 18
Еленка
Мужские красивые руки обхватили мои бедра, лбом Платон уткнулся мне в колени. Вид виноватый, как у нашкодившего щенка.
И что мне с ним делать? Я пытаюсь вынырнуть из разнообразных эмоций — обиды, разочарования, недоверия, радости, любви. И уцепиться за разум, который должен помочь мне разобраться. С собой. С ним.
Легко сказать — он такой плохой, я не буду его больше любить. Но рука сама тянется зарыться в каштановые кудри, ощутить их мягкость. Хочется скользнуть руками по сильным плечам, прижаться к мощной груди. И почувствовать, что мы с малышкой не одни. Хочется…
А еще хочется оттолкнуть его, швырнуть в него чем-то тяжелым. И прогнать. Чтобы мучился.
Но я не сделаю ни того, ни другого.
Совсем скоро я стану мамой. Я пока плохо представляю, что это такое. Но уже люблю своего ребенка. А ребенку нужны оба родителя. Потому что даже сейчас, когда в консультации вижу других женщин с мужьями, это неприятно царапает. И если бы я взялась утверждать, что не хотела иметь папу, как у других детей, я бы солгала. Я хотела. Хотела, чтобы его машина ждала меня и маму у детского сада, хотела жаловаться ему на Петьку, который больно дернул за косичку, хотела пойти с ним на выходных в пиццерию и парк, хотела, чтобы он катался со мной на аттракционах, учил ездить на велосипеде, плавать, хотела, чтобы он отвозил меня в школу, помогал решать задачки по математике, хотела, чтобы он ждал меня с первого свидания, научил водить и… Я много чего бы хотела. Только в моем случае это невыполнимо. Моего папы нет.
А в случае с моей дочерью все по-другому. У нее есть отец. То, что он обидел меня, это наши с ним проблемы, которые не должны касаться ребенка. У меня было время подумать. Остыть.
Способен ли Хромов стать папой для моей дочери? Точнее, для нашей дочери?
Я не знаю.
Я пока не готова решать, нужен ли он мне в качестве партнера. А вот насчет отца для дочери. Да, нужен.
И чего Платон стоит, тоже будет видно. Я знаю, о чем говорю. У меня есть младший брат и младшая сестра. Дети — это прежде всего труд и терпение.
Когда-то давно, когда Матвей только родился, мы были с мамой вдвоем, без денег, без жилья, без поддержки, мама пересказывала мне притчу, которую ей рассказала врач-неонатолог: "Тундра. Там живет оленевод, который в понедельник пасет оленей. Он пасет их во вторник, среду, четверг, пятницу, субботу. Наступает воскресенье. Где же оленевод? Думаете, у него выходной? Нет, оленевод
