такой, какая я есть.
— В моем прошлом, — отчеканила я, медленно, но верно проваливаясь в режим хамки, — нет ничего позорного или смущающего, а заж…
— Мира, — мягко окликнула меня тетя. — Софья Викторовна уже поняла твою позицию. — я сцепила зубы и хмуро посмотрела на тетю, — а если нет, — продолжила она также безмятежно, но в то же время в ее голосе послышалась угроза, — я позже донесу ее в более подходящей терминологии. Под резким взглядом моей опекунши я взяла себя в руки и выдавила улыбку.
— Я поняла. — сев на подлокотник рядом с Ириной Савельевной, мысленно прикинула, что мне будет, если я угощу эту стерлядь меховую, Софью Викторовну, чем-то собственноручно приготовленным. Компотиком, например. Рецепт простой, должен быть не летальным. Единственный минус так это то, что я откровенно подставлюсь. Впервые я пожалела, что все в курсе о том, какой у меня парадокс. Чем больше я общалась с клановыми, тем сильнее понимала — чем меньше людей знают, какое у тебя пробуждение и парадокс, тем лучше.
Пока я предавалась кровожадным мечтам, дамы продолжали мило беседовать между собой. София Викторовна выглядела не слишком довольной происходящим и бросала то на меня, то на тетю недовольные взгляды. Столь же недовольные взгляды на меня бросала Елена, но к этому я уже как-то привыкла.
Разговор неспешно покатился на самые отстраненные темы — о детях, о погоде, о новых рецептах, выученных поварами. Разговаривали в основном старшие дамы, нам с Миленой надо было только сидеть и улыбаться, изредка что-то поддакивая. Впрочем, Елена больше молчала, чем принимала участие в разговоре, было видно, что ее мысли где-то очень и очень далеко.
Через некоторое время нас позвали обедать. Анастасия Федоровна говорила, что здесь соберутся самые близкие родственники, наверное, так и было, просто их было много. Для меня обед проходил в довольно тягостной атмосфере. Дед откровенно был не в духе, и казалось, еще чуть-чуть, и разразится гром. Однако даже после столь тягостного обеда никто не спешил расходиться. Дед неожиданно вызвал Софью Викторовну и ее мужа к себе, и стало понятно — это тот самый гром, который должен был грянуть. Грешна, каюсь: очень подмывало пойти поподслушивать — по какому же поводу дед вызвал эту парочку. Однако опыт подсказывал, что иногда идти на поводу у любопытства не стоит. Я все равно потом у тети все выясню. Анастасия Федоровна возмущается, фыркает, но все равно рассказывает то, что я хочу знать, и я очень ценю такой ее подход. Пока же, раз у меня есть такая возможность, было бы неплохо прогуляться по дому. В конце концов, историческая ценность как-никак.
Памятуя, что в доме куча народа из клана, я понимала, что могу на кого-нибудь наткнуться. Просто когда этот кто-нибудь оказался отцом, курящим в небольшой оранжерее, это оказалось неожиданно. Игнат Игоревич затушил сигарету, как только увидел меня. Выглядел он усталым и невыспавшимся.
— Заходи, не топчись на пороге, — окликнул он меня, и только тогда я поняла, что замерла в проеме открытой двери, как испуганной суслик. — Как тебе в клане?
— Нормально, из Анастасии Федоровны получилась очень хорошая опекунша. Думаю, если я была бы моложе, вполне смогла бы назвать ее мамой.
— Это хорошо, — отец откинулся на спинку кресла, на котором сидел, и долго-долго смотрел в одну точку. Мне бы уйти, но я осталась. С Огневым было спокойно, когда он держал себя в руках. Не так, как с дедом, по другому.
— Почему ты согласилась на предложение Насти? — неожиданно спросил он меня. — У тебя были разные варианты, а к клану Огневых ты, казалось, испытывала отвращение.
— Отвращение? — я задумалась. — Нет, не испытывала. Раздражение да, обиду — тоже да. Много другого было намешано, а почему согласилась на предложение Анастасии Федоровны… Она меня чаем угостила. С пирожками.
На самом деле я еще с первой нашей встречи поняла, что Анастасия Федоровна мне смутно знакома, и я ее где-то видела. Правда, чтобы понять где, пришлось основательно погрузиться в пучины памяти, откапывая порой то, о чем я вспоминать не хотела. Например, о том, как сбежав из своего первого приюта, некоторое время бродяжничала, и в какой-то момент не придумала ничего лучше, как ограбить молодую богатую даму. Это была плохая идея. Отвратительная. Начиная с того, что я раньше никогда не воровала, и заканчивая тем, что с этой самой дамой был охранник. Как результат — ограбление провалилось, но добросердечная женщина не только не сдала меня полиции, но и накормила. Потом вернула в приют. Я была не слишком счастлива, но вскоре туда хлынули проверки, начальство посадили, а меня отправили уже в другой приют. Честно говоря, когда Анастасия Федоровна ко мне с предложением об удочерении подошла, я ее не сразу узнала, но привычка кормить детей у нее как была, так и осталась. И вот этот чай, и вот этот пирожок, и вот эта шоколадка, и то, как она смотрела на меня — вот это всё заставило меня согласиться на её удочерение. Потому что я была ей нужна.
Отец долго молчал, смотрел куда-то вдаль и ничего не говорил, думаю, только сейчас он начал понимать, что скрывалось за сухими словами досье. Я прекрасно понимала, что они не смогут отказаться от Милы, она добрая, светлая. Я даже не уверена, что смогла бы вырасти такой, если бы жила со своей семьёй. Такой наверно, родиться надо.
Игнат Игоревич встал с кресла и пошел на выход, ничего не сказав. Мне даже показалось, что я зря тут душу наизнанку выворачивала, однако остановившись рядом со мной, он положил руку мне на голову и осторожно потрепал. А я недовольно мотнула головой, впрочем, очень довольная этой лаской.
Вспомни солнце, вот и лучик. На выходе из оранжереи меня поджидала взволнованная Милена.
— Мира, можно кое-что спросить?
Я закатила глаза, а потом взяла Милену за руку и потащила обратно в оранжерею. Отец уже давно ушел, да и я отошла после непрошеных воспоминаний, вернувшись в привычное для меня нордически-спокойное состояние.
— Ну?
— Ты что-нибудь знаешь о маме, — Милена как-то запнулась и подняла на меня растерянный взгляд. — в смысле, моей настоящей маме?
— В досье читала, которое мне директор приюта дала, — честно ответила я и уточнила, — а тебе зачем?
Милена снова замялась, растерянно комкая подол платья. Сейчас она напоминала мне крольчонка или хомячка.
— Я хотела узнать…
— Милена, я, ну в смысле… — я запуталась в определениях «кто и как» и махнула рукой. — в общем, неважно. Я по документам
