— Да куда же вы теперь направляетесь? — спросил историк.
— На сессию, — просто ответил начальник аэродрома. — Надо учиться, хозяйство наше усложняется!..
* * *
Я живу на севере Иркутской области, в поселке, рядом с которым строится первая в нашей стране мощная гидроэлектростанция в зоне вечной мерзлоты. Поселок обступают мрачные гольцы, поросшие редким лесом, — чем выше, тем реже лесок, а вершины их почти лысы, голы; отсюда, должно быть, и местное название сопок. Здесь район золотоискателей. Говорят, именно здесь жили прототипы героев шишковской «Угрюм-реки».
Поселок, разумеется, новенький, весь насквозь вкусно пропахший свежей сосновой щепой. Тут же, рядом с двухэтажными общежитиями и коттеджами типа «Арктика», ряды палаток — в них жили первые гидростроители, в них живут и теперь. Меня особенно интересуют палатки — их населяют самые молодые, крепкие ребята из неустанно прибывающего пополнения. Здесь они зарабатывают свой «ценз оседлости», пока не переведут их в бревенчатые дома.
Я хожу по палаткам, знакомлюсь с неунывающими их хозяевами, хлопцами и девчатами, приехавшими из самых дальних краев. Исподволь подвожу некоторые статистические подсчеты. Пытаюсь подчинить арифметике сложные мотивы, побудившие добровольцев к переезду в эти не слишком-то мягкие по климату места. Получается довольно любопытная картина.
Большая часть молодежи — примерно около пятидесяти процентов — это энтузиасты чистой воды, романтики, которых привел сюда зов сердца, комсомольский долг. Путевку, полученную в райкоме комсомола, они считают главным своим документом, гордятся ею. Это замечательный народ, пылкий, отзывчивый, надежда и опора всего строительства. Часть переселенцев — это народ чуть постарше, перешагнувший рубеж двадцатилетия, — приехала сюда с твердым намерением устроить свою жизнь, прочно обосноваться на новых местах, обзавестись семьей, приобрести хорошую, твердую специальность. Мотив, который можно считать очень серьезным. Из таких многие по окончании стройки не уезжают из поселка, становятся эксплуатационниками. Их примерно около трети. Немало и тех, кто приехал сюда в расчете на высокие заработки. Они составляют, может быть, процентов пятнадцать-двадцать от общего числа строителей.
Я не спешу обзывать их охотниками за длинным рублем. Конечно, есть среди них и летуны, ненавистная хозяйственникам категория. Но многие из этих двадцати процентов работают толково и споро и не обуяны «охотой к перемене мест». Кто высылает деньги мамаше, кто экономит зарплату для будущего — для учебы, для постройки дома где-нибудь в сибирском колхозе. Словом, категория разношерстная, и далеко не всем из них можно отказать в симпатии.
Есть и группа, стоящая особняком. Их мало, но они как-то заметны. Это те, кого побудили к переезду личные неурядицы. В недавнем прошлом у них семейная или иная драма, нередко неудача в любви, работать с ними тяжело — требуется особый подход, а не каждый бригадир или прораб отличается педагогическим чутьем. Когда я делюсь с редактором местной газеты своими статистическими выводами, он именно эту последнюю категорию подчеркивает красным карандашом и с-сомнением покачивает головой. «Как-то не показательно...»
А почему, собственно, не показательно? Разве не примечательно то, что именно в Сибири эти люди, так глубоко и остро переживающие свою неудачу, как это может быть только в юности, ищут спасение? Значит, Сибирь залечивает самые тяжкие раны, значит, есть в ней чудесная сила, помогающая человеку вновь приобрести душевное равновесие, уверенность в себе, может быть, пережить второе рождение... Именно здесь неоперившийся еще юнец, вообразивший, что весь мир рушится из-за его личной катастрофы, приобретает мужественный, твердый характер, становится настоящим бойцом. Потому что здесь есть работа, требующая всего человека, без остатка, есть надежные друзья, есть борьба и есть исцеляющее ощущение побед.
Парторг стройки, задумчиво разглядывая протокол комсомольского собрания, на котором решался вопрос об очередном воскреснике, говорил:
— Я бы посылал руководителями таких строек людей, имеющих, кроме технического, еще и педагогическое образование. Ведь здесь, по сути, создана огромная школа. Школа жизни, где нет классных занятий и где каждый человек — и ученик и учитель. Основная масса наших рабочих — парни и девчата в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти. Здесь из них куются настоящие люди.
* * *
Школа жизни. Тон в этой школе задают ребята, приехавшие по комсомольским путевкам. За ними тянутся остальные. И бывает так, что и закоренелые летуны, глядящие на стройку глазами «умудренных» знатоков жизни, заражаются общей атмосферой комсомольского задора Щи энтузиазма. Каждый день стройки приносит известие о трудовых подвигах ее патриотов. Монтажник Марат Яковлев, повиснув над рекой на высоте ста метров, сумел починить тележку кабель-крана, сошедшую с троса. Электрик Кеша Бороздин, пробыв повтора часа в ледяной воде, спас электромоторы; их грозил залить паводок. Тракторист Михаил Гродский ночью спас автомашину с запчастями, попавшую
в полынью на реке. И эти факты — лучшие уроки в клокочущей школе жизни.
Советский характер... Вам расскажет о нем Сибирь, встречи на ее дорогах и стройках — и если вы полюбите этот удивительный край, вам откроется во всем величии и своеобразии облик его патриотов. Да, Сибирь — одна из тех кузниц, где куется крепкий, могучий характер человека коммунизма. Разумеется, эта работа происходит повсюду, во всех уголках страны. Но в Сибири, пожалуй, особенно ярко и сильно.
Армия строителей новой Сибири пополняется с каждым днем. Каждый день на перроны сибирских станций — больших и малых — выходят сотни юношей и девушек. У них нехитрый багаж — чемодан, рюкзак, а случается, и авоська, купленная где-нибудь на Невском или Крещатике. Это люди разных национальностей. Пройдет немного времени, и они сплотятся в одну дружную семью сибиряков.
Многие из них еще не сталкивались ни разу с настоящими трудностями, будут в их жизни еще неудачи и огорчения. Но будут и победы, а значит, будет счастье. Они пройдут здесь ту великую школу, какую проходили их отцы и матери, строившие Комсомольск и Магнитку. Обветреют их лица, но сердца останутся такими же юными, отзывчивыми и любящими. Тот кто испытал радость вдохновенного труда, навсегда сохранит верность романтике, мечте — а это надо полагать, тоже черта советского, а значит, и сибирского характера...
В. Смирнов
В газетах сообщалось о перегоне огромного дока из Балтийского моря в Черное. Расскажите, пожалуйста, более подробно об этом плавучем сооружении, о том, как проходил необычный рейс», — пишет читательница журнала «Вокруг света» В. Власюк из Киева.
Когда на подходе к Одессе капитаны иностранных судов получают указание идти в порт Ильичевск, некоторые удивляются.
— Ильичевск? Впервые слышим...
Да, еще недавно такого порта на Черноморье не было. Не было и города, который раскинулся рядом с бухтой. Лишь ветер да чайки носились над мелководьем Сухого лимана.
Ныне, подъезжая по шоссе к правому берегу бухты, вы еще издали увидите на другой ее стороне ажурное переплетение портальных кранов и мачты стоящих под разгрузкой судов. А когда автобус остановится на крутом песчаном откосе, вам откроется гигантское сооружение, покоящееся посреди голубой ряби залива. Будто рука фантазера-великана где-то вырезала камеру огромного шлюза и, приладив к ней мачту с ярко-красным флагом, аккуратно поставила в черноморскую воду: смотрите, мол, люди, и восхищайтесь!
И есть чем восхищаться. Такого еще не было в истории мирового мореплавания: из Балтики в Черное море успешно проведен по кипящим волнам стальной гигант грузоподъемностью в 72 тысячи тонн — самый крупный в Европе плавучий док для ремонта судов. За два месяца в новый порт Ильичевск доставлена первоклассная «больница», в которой нуждаются корабли Черноморья.
...По кажущейся нескончаемой стальной лестнице взбираюсь на двадцатиметровую башню плавучего исполина. С опаской поглядывая вниз, четверть километра иду по ее вершине — топ-палубе. Еще почти шесть десятков метров нужно прошагать по ходовому мостику, чтобы перебраться на другую башню. Добрых три футбольных поля разместилось бы на стапель-палубе дока, лежащей на огромных понтонах.
— Док сможет принять для ремонта самые крупные суда, — поясняет его начальник — док-мейстер Алексей Исаакович Зайцев. — Вот, к примеру, здесь свободно бы встала недавно построенная китобаза «Советская Россия» водоизмещением в сорок пять тысяч тонн. И еще хватило бы места для нескольких средних китобоев...
