С мраморных богов время смыло все следы ярких красок, которыми когда-то была покрыта вся античная скульптура
Спросить про красивую фамилию самой Елены явно турецкого происхождения я все-таки не решаюсь. А она, воодушевившись чашкой кофе по-гречески (как местный патриотизм требует называть кофе по-турецки), успевает обвинить соотечественников в бесхребетности и готовности подчиняться и Европе, и США. Последние ее слова театрально заглушает шум идущего на посадку натовского истребителя — аэродром расположен в нескольких километрах от центра Ларисы. Четко видны опознавательные знаки греческих ВВС, а самолет, кажется, сейчас чиркнет по антеннам.
Что ж, думаю я, если память о фессалийских ведьмах в этих местах повыветрилась, то их характер и душевный огонь вполне живы...
Тем временем быстро сгущаются сумерки. В вечернем городе вдруг становится заметнее разнообразная скульптура Ларисы — от круглодырявых абстрактных тел в духе Генри Мура до бюстов градоначальников. Исполненные в старинном стиле, они очень напоминают античные гермы — межевые столбы, снабженные торчащими фаллами. В праздники их украшали цветами и лентами. Правда, в отличие от настоящих герм, мраморные базы под мэрами нашего времени гладки — хотя и бывают исписаны ругательствами.
Бродя по вечернему городу, ловлю себя на тех же чувствах, что испытал 2000 лет назад Лукий, герой Апулея: «Вид любой вещи в городе вызывал у меня подозрения, и не было ни одной, которую я считал бы за то, что она есть. Все мне казалось обращенным в другой вид губительными нашептываниями. Так что и камни, по которым я ступал, представлялись мне окаменевшими людьми; и птицы, которым я внимал, — тоже людьми, но оперенными; деревья вокруг городских стен — подобными же людьми, но покрытыми листьями; и ключевая вода текла, казалось, из человеческих тел. Я уже ждал, что статуи и картины начнут ходить, стены говорить, быки и прочий скот прорицать и с самого неба, со светила дневного, внезапно раздастся предсказание…»
Пелион. Влечение и увлечения
Наверное, многие знают, что Пелион (Пилион) — горный массив, отделяющий долину Пенея от Эгейского моря, — родина кентавров. Еще эта часть Фессалии называется Магнезией, откуда наши «магнит» и «магнетизм». И в первое подтверждение справедливости этой этимологии наш водитель Аристидис вдруг останавливается на одном из склонов и — прямо на спуске — не подстраховываясь ни ручным тормозом, ни передачей, выходит из машины. Картина и сама по себе удивительная: дорога явно идет под уклон, а машина стоит на месте. Мало того, шофер предлагает — в качестве аттракциона — толкнуть ее вверх. Одним пальцем. Толкаю. Невероятно! Тяжелый автомобиль послушно движется вверх — метр, два, пять. Дальше толкать не получается — волшебный отрезок закончился, и снова вступил в силу старый добрый закон всемирного тяготения. Дорожные рабочие предусмотрительно пометили загадочный двадцатипятиметровый участок белыми и красными полосами, но объяснить странное явление нам никто из местных не сумел.
Но все же главным магнетизмом Пелиона остается совсем другое «влечение». Дело в том, что это самая эротическая гора греческого мифа. Необоримо было влечение богов к населявшим склоны Пелиона древним богиням.
Ассоциация 3 (эротическая)
Зевс вожделел дочь Нерея Фетиду. Но Прометей рассказал ему, что Фетиде на роду написано произвести на свет сына, который превзойдет могуществом своего отца. Зевс испугался и велел не слишком могущественному Пелею овладеть нереидой. Как та ни сопротивлялась, герой ее все-таки одолел, а потом и свадьбу сыграли — здесь же, на Пелионе, в просторной пещере кентавра Хирона. Тут-то богиня раздора Эрида, которую забыли пригласить, и подбросила богиням яблоко с надписью «Прекраснейшей», спор из-за которого стоил жизни и будущему сыну Пелея и Фетиды Ахиллесу, и тысячам других воинов, погибших под Троей.
Древние греки обожествляли даже туман Пелиона. Тоже неслучайно и тоже из-за любви. По другому преданию, в этих местах жил лапиф Иксион, царь Ларисы (его племянницей, кстати, была та самая Коронида, любовница Аполлона и Исхия). Ему случилось воспылать страстью к самой супруге Зевса Гере. Царь богов, чтобы подразнить несчастного, слепил из тумана женское существо, поразительно похожее на Геру, и заставил этот мираж отдаться Иксиону. Страсть лапифа была так сильна, что от мимолетного союза с призраком появились на свет настоящие кентавры.
Странно, но осел — чуть ли не единственное местное животное, которое не встречается в греческих мифах (знаменитый «Золотой осел» — произведение уже римского периода)
Похоже, кого-то эти дикие места по-прежнему отпугивают — во всяком случае, нам ни одного человека не попадается. Тем лучше — буйная растительность, похожие на диковинные фигуры деревья будят воображение. Просится на язык строчка Николая Алексеевича Заболоцкого «Читайте, деревья, стихи Гезиода…» И нужно совсем немного усилий, чтобы представить, как океанида Филира стремится избежать объятий Кроноса. Сперва она становится кобылицей, но похотливый отец Зевса — тут как тут в обличье жеребца. Потом, уже вернувшись в человеческий облик и породив на свет кентавра Хирона, Филира попросит Зевса превратить ее в самое душистое и податливое для резьбы дерево — липу.
Педанты, кстати, меня давно бы поправили: от Иксиона и облачной Геры в самом деле родились только кентавры-пьяницы и кентавры-ходоки, отнимавшие жен у законных мужей. Мудрый Хирон — им не родня. От матери, которая считалась покровительницей писарей и парфюмеров (а как еще назвать авторов первых благовоний?), он унаследовал тонкую душевную организацию. Хирон был наставником двух самых знаменитых героев Фессалии — Ахиллеса, главного героя «Илиады», и Ясона — главного героя «Аргонавтики» Аполлония Родосского.
Эту книгу наверняка читают школьники портового города Волоса, лежащего у южных склонов Пелиона: ведь здесь неподалеку руины Иолка. Из этого самого порта греки отправились за золотым руном на Кавказ, в Колхиду.
Волос и Скиаф
В Волосе нас встретил первый за всю поездку монумент в честь античных героев — бронзовая модель корабля «Арго». Туристическая индустрия в Фессалии почти не напоминает приезжим о древней Элладе. Старинное местное кушанье кокореци — грубо нарубленные потроха ягненка, плотно завернутые в его же кишки и обжаренные на вертеле, — здесь еле отыщешь (а в остальной Европе даже греческим ресторанам готовить их запрещает строгая инструкция Евросоюза: негигиенично). Некоторые названия ресторанов подмигнут логотипом с Посейдоном, кентаврами или изготовленной в Китае пластиковой Афродитой, но наделают ошибок, за которые, впрочем, никто не краснеет. В том же Волосе, прямо рядом с бронзовым «Арго», красуется вывеска «Ресторан Посейдон». Но зазывающее мифологическое существо — вовсе не он, а смирный морской царь Нерей, с длинной белой бородой и громадным рыбьим хвостом, которого у буйного бога Посейдона не было (трезубец, правда, имелся у обоих, только у Нерея — для охоты на рыб, а у Посейдона — для сражения с многочисленными врагами). Иной хозяин хочет изобразить кентавра, а рисует волшебного коня Пегаса. Объяснение этому простое. Сначала христианская церковь, а потом и Османская империя относились к языческой античности враждебно. Время, которое в Италии и Франции назовут Возрождением классических древностей, для родины этих древностей станет началом османского завоевания.
Итак, в порт Иолка возвращался с золотым руном из Колхиды вождь аргонавтов Ясон… Но мы сегодня слишком много думаем о золоте, поэтому, наверное, и забываем, что руно лишь «прикрывало» настоящую цель путешествия в Колхиду.
Ассоциация 4 (причинно-следственная)
Когда-то давным-давно фессалийского юношу Фрикса хотели обманом принести в жертву Зевсу. Но матери его, богине Нефеле, удалось спасти сына: златорунный баран унес его из Фессалии в Колхиду. Там юноша принес барана в жертву Зевсу, а снятое с него золотое руно подарил местному царю. Но когда Фрикс умер, то местные жители отказали чужаку в погребении, и с тех пор его призрак не давал покоя его соотечественникам-фессалийцам из Иолка. За останками Фрикса и отправился в Колхиду Ясон. А руно — что руно? Оно было чем-то вроде справки о том, что останки в самом деле — Фрикса. Как мы помним, наряду с ним Ясон привез в Элладу и грозную волшебницу Медею. Это было последним крупным событием в мифологии Фессалии.
Путь из Волоса к Скиафу (Скиатосу) — ближайшему острову, находящемуся в административном подчинении Фессалии, — оказался дольше, чем поначалу думали. С Пелиона вообще казалось, что нескольких минут хватит и на тихоходе. Но на пароме из Волоса плыть к острову пришлось часа два — через весь Пагасийский (Пагаситикос) залив, да еще и огибая Пелион. А не плыть нельзя: во-первых, здесь жил главный писатель края — Александр Пападиамантис. Был и другой повод: посмотреть, как уживаются на острове две ипостаси новой Греции — православное монашество и пляжно-туристическая индустрия. В Волосе про Скиаф рассказывали прямо противоположные вещи. Одни напирали на какие-то чудеса, что, мол, женщины здесь взяли в свои руки власть, почти как в «Лисистрате» Аристофана, и заправляют всем и вся — от пляжей до развлечений и гостиничного бизнеса. Другие указывали на духовные традиции и набожность островитян: недаром само название Скиаф они толкуют как аббревиатуру — «Скиа Афону», или «Тень Афона». Правда, на Скиафе всего четыре крошечных монастыря, а в знаменитом монашеском государстве в государстве их два десятка, и населены они куда гуще. К тому же на Афон в Халкидике как раз женщинам путь закрыт.
