— Уходи, — отмахивается и случайно плюхает ладонью мне по морде. Даже не замечает этого, пытается снова улечься, свернувшись в клубочек.
Я вообще в шоке. Тру щеку и пытаюсь найти хоть одну причину, по которой я должен находиться здесь, с ней. Нет таких причин. Кроме того тупоголового барана, который внезапно обнаружился во мне.
— Ну‑ка встала. Живо! — подхватываю под обе руки, приводя ее в вертикальное положение.
Рыжая неуклюже мотается и падает мне на грудь. Утыкается носом, пальцами сминает рубашку и урчит, как довольная кошка:
— Тепленький.
Стою, разведя руки и как идиот пялюсь на это укумаренное нечто. Сквозь дымные запахи клуба пробивается что‑то цветочное. Сладкая туалетная вода, дешевая, плоская, но я вдыхаю, и она триггером цепляет какие‑то крючки внутри меня, пробивается внутрь, перекрывая собой все остальное.
Сразу становится сухо во рту и тесно в брюках. В висках гудит вскипевшая кровь и набатом бьет удивление.
Я никогда не ведусь на таких вот! Пустых, распущенных, дешевых. Они не подходят даже для случайного удовлетворения нужды!
Брезгливо морщусь и пытаюсь отодвинуть ее от себя:
— Прекрати.
Она мотает головой, так что рыжие пружинки волос скачут из стороны в сторону, и сильнее утыкается своей физиономией в меня.
— Живо.
— Не‑ет, — всхлипывает по‑детски, жалобно, и что‑то у меня внутри снова ломается, дает сбой. Мне хочется прикоснуться к этим дурацким рыжим волосам, которые режут глаз, как беспокойное пламя.
— Забери меня отсюда, — едва шепчет она, — умоляю.
Именно это ее жалкое «умоляю» и тихий полувсхип‑полустон окончательно выбивают почву у меня из‑под ног.
Я об этом однозначно пожалю. Завтра. А сейчас:
— Идем.
Она послушно следует за мной. Ну как следует… на самом деле я тащу ее, обхватив за талию, а она только вяло переставляет свои длинные ноги, то и дело пытаясь завалиться то в сторону, то мне на плечо.
Я на ходу вызываю такси и отзваниваюсь Артуру о том, что должен срочно уйти.
— Просто сваливаешь или важные дела? — интересуется он, не скрывая сарказма. Я в ответ рычу что‑то невразумительное и убираю телефон.
Тем временем эти важные дела, пыхтят мне в шею и, по‑моему, пытаются отключиться.
— Не спать! — встряхиваю ее без особых церемоний и тащу дальше.
Держу пари, она даже не признала во мне того мужика, которому с утра в нос тыкала неприличным жестом. Она походу вообще не понимала, где находится, что с ней происходит, кто рядом. Просто шла, куда вели.
Будь на моем месте кто‑то другой, ее запросто могли увезти куда‑нибудь к черту на куличики и толпой отодрать во все щели, а на утро бы она и не вспомнила об этом. А может уже и отвозили, и драли, и она действительно ни черта не помнит.
Сочувствия нет, жалости тоже. Только злость. Меня до красной пелены перед глазами бесит эта рыжая шалава… но я не могу бросить ее в таком плачевном состоянии.
Стаскиваю ее с крыльца, подальше от тех, кто вышел покурить, и никто из них, ни один чертов придурок не интересуется тем, куда я волоку практически бесчувственную девицу. Всем насрать.
Я подвожу ее к лавке, притаившейся в тени, и легонько толкаю, вынуждая сесть. Сам же мечусь как тигр в клетке, то и дело посматриваю на часы и на дорогу. Где это гребаное такси? Если я сейчас же не избавлюсь от рыжей заразы, меня просто разорвет.
На самом деле проходит всего пара минут, когда желтый автомобиль плавно притормаживает перед нами.
— Подъем! — встряхиваю девицу, — куда едем?
Она поднимает на меня мутный взгляд и недоуменно хмурится.
— Адрес! Где ты живешь?! Куда тебя везти?
Снова ноль понимания. И, как назло, у нее с собой нет ни сумки, ни документов, ничего.
— Адрес называй!
Что‑то мурлыкает, и даже при большом желании я не могу разобрать ни слова.
Сейчас брошу ее прямо здесь! На это проклятой лавке. И уйду! Мне можно подумать делать больше нечего, кроме как с ней возиться.
Таксист тем временем теряет терпение, опускает переднее стекло и недовольно спрашивает:
— Ну вы едете или нет?
Смотрю на него, на рыжую, снова на него, потом на клуб, возле которого ржет толпа пьяных парней.
— Едем.
Мне кое‑как удается затолкать девицу на заднее сиденье. Она тут же падает ничком, и пока я обхожу машину до противоположной двери, успевает заснуть.
Я раздраженно плюхаюсь рядом с ней, называю водителю адрес своей городской квартиры и отворачиваюсь к окну. Все происходящее кажется мне бредом. Какого черта я вообще в спасатели заделался?
Сладкий запах бьет по нервам, мне хочет одновременно помыть ее и вдохнуть поглубже. А еще не покоя эти чертовы волосы. Рыжие, яркие, беспорядочным облаком разметавшиеся вокруг бледного лица.
Не могу сдержаться. Прикасаюсь, пропускаю сквозь пальцы тугие локоны, чувствуя, как они словно шелк скользят по коже.
* * *
— Мне плохо, — стонет она и начинает давиться.
Черт, если ее сейчас вывернет у меня в прихожей, это вообще абзац будет.
Не особо церемонясь, тащу ее в туалет, где она тут же падает на колени, склоняясь перед унитазом, а я как конченый дебил держу шевелюру, чтобы она ее не изгваздала.
Мало мне было того, как тащил из машины до дома? Мало удивленных взглядом консьержки? Теперь еще это. Вечер продолжается.
— Все?
Она кивает, вытирая губы тыльной стороной ладони, и стекает по стене на пол:
— Воды. Пожалуйста.
О, рыжий кошмар знает слово «пожалуйста»? Приятный сюрприз.
Я все больше офигеваю от происходящего, но иду на кухню, наливаю полную кружку воды и возвращаюсь обратно.
— Держи.
Рыжая не шевелится, только мутный взгляд с трудом фокусируется на кружке.
— Вода, как ты просила.
Она с трудом облизывает полные, пересохшие губы и с видимым усилием протягивает руку. Меня перетряхивает, когда холодные, тонкие пальчики неуверенно скользят
