затем бросил на пол.
— Не боись, я слов на ветер не бросаю.
Сказал не ему, а мне. Я так расценивала.
Ушел он тихо, спокойно. И дверь нормально прикрыл. Я же стояла с какой-то непонятной обреченностью. В груди сжималось сердце от поганого предчувствия.
Вроде молодая, но людей я всяких видела. И хоть дед учил, но иногда учишься только на своих ошибках. Сейчас я допустила где-то ошибку. И вроде не оскорбила, но все же он не отступится. У него планы на мою квартиру. Будет думать.
Стальнов собирал дрожащими руками купюры и заталкивал их в карманы, но у него не получалось. Выпадали.
Как же он мне был противен.
Проклятье!
— Кто ты такой, чтобы мою квартиру отдавать? — спросила с рычанием, желая его выкинуть. Но это бессмысленно, мать вновь его притащит, а перед этим изведет обидами и словами.
— Да ты… да ты… теперь… того, ага, сядешь, — промямлил он, наконец засунув деньги в карман. Справился, чему был рад, поэтому улыбался во весь рот, показывая гнилые зубы.
Вот. У всех отцы как отцы, а мне даже стыдно его так звать. Не понимала, что вот в ЭТОМ ЧУДОВИЩЕ такого хорошего нашла мать? Ну что? Она ведь его боготворила.
— Я не «того», уладила вопрос. Так что… — меня трясло, — пошел вон!
— Настя! — подала слабый, но недовольный голос мать, сидя на диване, странно скрутившись.
Нахмурилась. Странно как-то сидела и еще шалью укрылась. Тут так душно, дышать нельзя, а она с головы до ног укрылась. Повела головой и медленно поплелась к ней.
— Настя… — мать выставила руку, желая сказать, но ей было тяжело. Она часто задыхалась, когда быстро говорила. Ей нужно медленно и с расстановкой.
В глаза бросился красный след на щеке. Такой же я Орлову вчера влепила, только сильнее. Сегодня он был под штукатуркой, но я точно видела отличный фингал. А тут… совсем недавно.
Мразь. Опять ударил.
Потянулась к ее шали, желая содрать, чтобы посмотреть, что еще есть, но тонкие пальцы матери оттолкнули мою руку.
— Оставь меня!
— Покажи!
— Не твое дело, а наше, — сдавленно выкрикнула и отвернулась. — И ты… не должна была выгонять Алексея.
Закрыла глаза на мгновение, заставляя себя молчать. Я же хотела, чтобы она меня выслушала, но если взорвусь, она расплачется и не будет неделю говорить со мной, словно я самый злейший враг. Молча прошла к другому концу дивана и села.
Устала. Как же я устала от этого домашнего дурдома!
— Мам, посмотри на себя.
— Все нормально…
— Ты похудела… — бросила взгляд на ее хрупкое тело, — на пять-семь килограмм. Опять! Ты бледная, а еще…
— Я знаю!
— Я ведь все покупаю, записываю на процедуры, а ты…
— Ничего не хочу.
— Мам…
— Нет!
— Давай я отвезу тебя в больницу и…
— Не хочу!
— Мам, ты долго так не протянешь.
— Если меня здесь не будет, ты его выкинешь! — со слезами на глазах выкрикнула, сильнее закутываясь в шаль.
Ну, конечно, кто бы сомневался. Вот она причина! А то, что я при ней могу его выкинуть, она и не рассматривала как вариант. Еще бы, она ведь грудью ляжет за него.
Что же за любовь такая больная? Уже трясло от нее…
— Твое безразличие к себе ни к чему хорошему приведет. У тебя такой букет болезней, что…
— Настя, прекрати! Я все знаю. Ты лучше… помоги отцу.
— Нет, — перевела внимание на него, мечтая проводить за дверь. Туда… я с радостью ему помогу! И плевать мне, кто бы там что сказал.
Когда я уже смогу прийти домой и отдохнуть? Просто вот лечь и отдохнуть…
— Больше некому. Я хотела устроиться техничкой, но эти ведра… такие тяжелые. Я не могу поднимать их.
Устало поднялась и подошла к окну. Вечерело, скоро Орлов явится. Сказал, что заберет с работы и отвезет домой. Но я не хотела, чтобы кто-нибудь видел, что у меня творится в квартире. Даже посторонние люди. Это наше дело.
— Саша хороший…
Не стала оборачиваться. Я это постоянно слышу, когда наступает момент «икс».
Бесполезно. В жизни не встречала такой упертой женщины, как моя мама. Все у нее вертится и кружится около мужа. Саша то, Саша се.
— Мы должны в магазине. Сегодня Саше не хотели продавать продукты.
— Мам, продукты покупаю я, а твой Саша пиво и водку, — напомнила ей и неосознанно провела по подоконнику пальцем.
Черт, сколько пыли. Нужно помыть.
А когда?!
Сейчас.
Но времени нет.
И мать будет в пыли?
Молча развернулась, планируя идти в ванную, и увидела, что отец уже спит на полу. Начал громко храпеть.
— Помоги ему лечь на диван, — устало попросила мать, кое-как поднимаясь.
— Пусть там спит, — буркнула, не собираясь его поднимать.
— Откуда в тебе столько злости? — вдруг громко с обидой крикнула она.
Забыла про мытье и все на свете. Не верила своим ушам. Это она про меня?
— Это я злая, мам? Я?! Та, что содержит, кормит, бегает около тебя? Да я…
— Он твой отец! Ты должна!
— Да?! Тогда напомни, когда это он был мне отцом? В детстве? Нет. Точно не помню. Если только диктатора, не желающего видеть маленькое ничтожество у него под ногами. Пацан-то не получился у него, а виновата я. Но это ладно, поехали дальше. Может… когда меня учить нужно было? Тоже нет. Я сама себя учила. Тогда… когда? Точно! В свидетельстве о рождении. Вот он где мне отец!
— Уходи! — с презрением бросила она и медленно поплелась в кухню. Шла кое-как, совсем ей было тяжело.
Выдала звук, похожий на рычание, и крутанулась на носках, разворачиваясь к дивану. Ладно, сделаю, а то ведь сама его потащит.
Через пять минут я наконец-то вышла из зала, выключая свет под
