потеряла невинность, будет только хуже. Сейчас вы вызовете полицию и опеку. Они узнают, разболтают родственникам. А те потом родственникам их родственников. Уже завтра весь город будет знать, что дочка Мулигова нечистая! Не только родилась без отца — еще полбеды — но и с детства нечистая! Вы только все испортили.
— Она же ребенок, — защищаясь, будто он лично распространял пока несуществующий слух, пробормотал Ахмед Имранович. — Она не виновата в том, что произошло.
— Кому это интересно! — отмахнулась Залима и наклонилась вперед: — У вас есть сын? Если бы он сказал, что выбрал такую, как моя дочь, вы бы разрешили ему жениться? — И не дав врачу подумать ни секунды, она усмехнулась: — Даже если скажете да, на за что не поверю. Ни один наш не захочет снохой порченую девочку из такой семьи. Нет. Я вам говорю, если она не умрет, то закончит как я. Нет ей другой судьбы в этом месте! Говорите, не жалко мне ее? Жалко. Поэтому и говорю, что лучше б умерла. Из жалости я так говорю, а не со зла. Там, наверху, ей будет лучше.
— И все-таки мы попробуем ее спасти, — процедил Ахмед Имранович. — Даже если ты этого не хочешь. Вас всех, кто причастен к этому варварству, посадят, а девочку… я уверен, найдутся добрые люди, которые о ней позаботятся.
Залима закатила глаза и горько усмехнулась:
— Добрые люди? У нас таких нет…
В этот момент в дверь постучали, и Залима с врачом одновременно обернулись.
На приглашение войти в проеме показалась круглая бородатая голова с короткими волосами, припорошенными сединой. Макушку венчала зеленая вязаная тюбетейка.
— А, вот вы где, — промурлыкал знакомый голос.
Залима приросла к стулу и с раскрытым ртом глядела, как Алихан, прижав руку к сердцу в знак почтения, входит в кабинет. Тот самый Алихан! Тот преступник, до которого наверняка мечтал добраться Имран Ахмедович! Залима поверить не могла, что он так запросто явился в больницу. Неужели не догадался, что врачи оповестят полицию и его будут искать?! Похоже, он хоть и хитрый пронырливый лис, но в каких-то вещах разума ему так же не хватало, как Залиме, иначе он бы уже гнал на своей «Приоре» по дороге прочь из республики.
Алихан бросил на Залиму долгий колюче-вопросительный взгляд — так он, бывало, смотрел на нее, когда заходил в отсутствие Айны и не был уверен, что она не дома. Его глаза, как колючки репейника, вцеплялись в Залиму, поддевая на крючок, вынуждая говорить правду, как бы ей ни хотелось соврать.
Сейчас его явно интересовало лишь одно: что известно врачам и что она успела разболтать. В присутствии Ахмеда Имрановича Залима вдруг почувствовала себя под защитой, несмотря на его ощутимую неприязнь. Она не стала делать Алихану никаких знаков, поприветствовала его легким кивком и отвернулась.
— Вы кто? — спросил Ахмед Имранович.
— Я дальний родственник этой семьи, — Алихан уже шел к нему через кабинет с протянутой для пожатия рукой.
Едва взгляд Залимы упал на эту массивную руку с короткими толстыми пальцами, к ее горлу подступил тошнотворный ком. Знал бы врач, чью руку пожимает, сейчас же бросился бы мыть свою с мылом. Но у Имрана Ахмедовича не было никаких причин подозревать в богомерзком преступлении человека, который самолично явился в больницу, в его кабинет — а потому руку спокойно пожал и покосился на Залиму: вот, мол, есть же мужчины в вашей семье.
Сама же Залима отрешенно глядела на их приветствие и вспоминала, как однажды эта самая рука легла ей на живот, когда Алихан сидел рядом на диване в гостиной и смотрел телевизор, дожидаясь Айну. К тому времени она уже давно привыкла к его визитам и к тому, что иногда он приходил немного раньше Айны. Алихан, хотя и отрицал, что является ее отцом, относился к ней хорошо, порой дарил мелкие подарки, обнимал и целовал, как отец обнимал и целовал бы родную дочь. Однако этот неожиданный непозволительный жест плохо вписывался в образ заботливого знакомого, переживающего за сиротку. Залима, не зная, как его расценивать, сразу потеряла способность мыслить здраво и даже не до конца расслышала его слова:
«Ты знаешь, что мать хочет тебя продать?»
Она смогла лишь сглотнуть и покоситься на свой живот, чтобы удостовериться, что это ей не почудилось. Но нет: широкая загорелая рука с короткими пухлыми пальцами, на каждой фаланге которых торчали редкие черные волоски, отчетливо выделялась на белой в синий цветочек ткани ее домашнего платья, покоилась как раз в районе пупка.
Алихан склонился к ней ближе, словно хотел сообщить какую-то тайну.
«Ты знаешь… что там, между ног, у девушки есть «цветок»? Муж срывает его в первую брачную ночь, — продолжал он. — Твоя мать наверняка говорила, что порядочная девушка должна беречь его от чужих мужчин, чтобы не навлечь на себя позор. Если она даст сорвать цветок не пойми кому, она считается обесчещенной».
Залима еле заметно кивнула, боясь лишний раз пошевелится, чтобы его рука не дай Всевышний не съехала ниже по платью.
«Так вот… — пальцы Алихана дрогнули, и Залима подобралась еще больше, мысленно сжавшись в маленькую точку, в микроб, который он не смог бы разглядеть. — Айна сказала мне, что решила не ждать, пока ты выйдешь замуж. Она попросила меня найти человека, который даст хорошие деньги за твой цветок».
Голос Алихана звучал далеко, словно он стоял на другом краю горного ущелья. Залима догадалась, о каком цветке он говорит, но страх и его непонятное поведение перебивали значение слов. Ей казалось, что на животе покоится горячий кирпич. И само ее тело превратилось в кирпич, неспособный двигаться и мыслить. Он не должен так класть руку! Она должна вскочить и уйти, но… может, она все-таки не так понимает? Может, он не имеет в виду ничего дурного? Мало ли как ведут себя взрослые. Как она может знать, что правильно, а что неправильно, ведь она еще не взрослая, чтобы хорошо в этом разбираться? И Залима сидела и слушала, ощущая себя странно — будто это и вовсе происходило не с ней.
«Что ты думаешь?» — спросил Алихан.
«Н-не знаю…» — выдавила она.
Что она могла думать? Она была в полном подчинении матери и даже если чего-то не хотела, ее мнения никто не спрашивал. Однако сейчас страшная просьба матери была не самой главной проблемой: внимание Залимы, как яркая горящая в голове точка боли, сосредоточилось на руке Алихана, сдвинувшейся ниже. Ей очень хотелось попросить его так не делать, но язык
