Все эти соображения имели значение для оценки перемен на берегах Шико. Нелсон понимал, что прогресс технический необязательно влечет за собой прогресс социальный. Но ему лично разве не стало лучше в нынешнем положении?
— Хозяин меня уволил потому, что старые наши барки не годятся для плавания по морю. У них плоское дно, чтобы не застревали на мелях и перекатах. А на водохранилище ветер будет разгонять волны до четырех метров высотой. Кроме того, к Жуазейро теперь не будет подхода, и торговля на берегах Шико станет не такой доходной. Лишь немногие хозяева решили продолжить это дело, а большинство отказалось, потому что компания согласилась выплатить им в компенсацию полную стоимость судов. Ну а баркейро, конечно, ничего не получили, и новых барок пока нет. Даже если они появятся, стариков на службу не возьмут.
Ассунов, вернувшихся в каатингу, я видел тоже. Не только черные, но и желтые и разноцветные птицы стаями взлетали над поспевающим рисом, когда к ним приближались мы с Фернандо Араужо.
Потомственный каатингейро и арендатор, Фернандо менее года назад получил в свое распоряжение пять гектаров земли, ставшей пригодной к обработке, когда к ней по бетонным желобам провели воду от Сан-Франсиско. Желоба, насосы и счетчики воды с их современными индустриальными формами и еще новой окраской выглядели непривычно рядом с глинобитной хижиной семейства Араужо, окруженной кактусами и колючим кустарником.
Эти приметы двадцатого века постоянно напоминали Фернандо о долгах. Все новое хозяйство было заведено в кредит, в том числе и мышастый мул, приученный ходить в плуге. Мулу предназначено было и перевозить урожай к зернохранилищу. Урожая Фернандо ждал с надеждой и тревогой: ведь кредит он получил как раз под залог будущего намолота.
— Рискованная операция! — заметил я.
— Для бразильского банка? Не думаю — при поливе да с нашим солнцем урожай гарантирован.
— Ну разве не могут случиться неожиданности вроде того же черного ассуна?
— От ассуна не только потери: вредитель не нападет на посевы. Да еще, глядишь, и сам он принесет доход, если пустить его на продажу.— Фернандо шутил и улыбался — он верил в удачу. Если и раньше каатингейро ухитрялся заставить родить каменистую почву полигона засухи, теперь, имея в достатке. воду, он мог надеяться на лучшее.— Почему бы не разводить и птицу, если рыбу в рисовых чеках мы уже разводим?
Рыба на столе — прежде привилегия барранкейро — вместе с другими приметами его быта входила в привычки Араужо, хотя они по-прежнему жили вдали от Сан-Франсиско. Так много теперь зависело от Шико для Фернандо, что он с присущей лишь барранкейро чуткостью следил за тем, что происходит на реке, как идет строительство «Собрадиньо».
— Там русские машины,— заметил он и поспешил меня порадовать: — Все их очень хвалят, электричества, говорят, у нас всегда будет хватать.
Он меня действительно порадовал. Года за два до встречи с ним мне пришлось как-то беседовать с группой каатингейро. Они меня сначала приняли за американца. Услышав, что я из Советского Союза, мои собеседники переглянулись недоуменно.
Неведение каатингейро кажется анекдотичным, но примерно в то же время мне довелось прочесть в газете «Жорнал до Бразил» такой вопрос: «Являются ли советские турбины коммунистическими?» Газета солидная, дорожит своей репутацией, и потому вопрос был задан с заметной долей иронии. Но уже сам по себе он свидетельствует, что пути советского гидроэнергетического оборудования в Бразилию были непросты.
Прежде чем заключить контракт, бразильские инженеры решили посмотреть на советское оборудование своими глазами и проверить, как оно работает в разных странах, в том числе и в СССР. Посещение крупнейших сибирских ГЭС позволило не только составить лестное мнение об их оборудовании, но и навело на очевидные сравнения. Идея о сотрудничестве советских и бразильских гидростроителей стала выглядеть еще привлекательнее в силу сходства стоящих перед ними задач: огромные пространства страны, в значительной части еще не освоенные, размах строительства на могучих реках и в отдаленных от обжитых мест районах, необходимость перебрасывать энергию на большие расстояния и так далее. Так в начале 70-х годов советское оборудование начало поступать на электростанцию «Капивара», строившуюся в южном штате Сан-Пауло. После «Капивары» появился контракт о поставках для «Собрадиньо».
Что же касается проблем, возникших в ходе сооружения этой станции, то они, конечно, не имеют никакого отношения к советским энергоблокам. В иных социальных условиях жители долины Сан-Франсиско могли бы получить несравненно больше в результате наступающих перемен, но все же их жизнь заметно изменяется к лучшему. Поскольку «Собрадиньо» сооружала государственная компания и она же координировала преобразования в долине, в этот процесс было внесено разумное начало, и интересы большей части населения не оказались забыты. Открылись новые возможности для безработных и безземельных, понадобилось множество грамотных людей. Бразилия ввозила только тяжелое оборудование, а плотину и станцию строила по собственным чертежам и своими силами.
На строительстве я встречал каатингейро и барранкейро, которые споро и толково выполняли непривычное для них дело. И с завершением строительства этот процесс не должен был остановиться. В создаваемых на берегах нового моря поселках с самого начала предусматривалось сооружение школ. Зарождались новые отношения между жителями долины Шико. Но непросто оказалось поделить орошаемые земли, на которые имели право каатингейро и барранкейро: эти земли разожгли аппетиты крупных собственников. От плодородия и местоположения участков очень менялась и их ценность.
В общем, после того, как снесли шаткие строения поселков, поименованных в «Балладе баркейро», началась ломка всего уклада жизни на полигоне засухи. Но она, разумеется, не могла пройти безболезненно. Нелегко перенесли люди и переселение с родных мест, прав был Нелсон. Сам он просто объяснил, почему ему тяжело расставаться с Шико:
— В нем моя молодость, да и вся моя жизнь. Это она течет мимо меня, когда я смотрю на волны реки.
Но и Нелсон уверен, что не переведутся баркейро на Сан-Франсиско. Их древняя баллада сохранит память об ушедших на дно Ремансо и Сенто Се: повалив стены домов, нож бульдозера не стер строки песни. Сохранили воспетые ею великодушие, мужество и удаль жители долины Сан-Франсиско. А кому, как не им, покорять волны набравшего силу старого Шико и сложить о нем новые баллады?
Виталий Соболев р. Сан-Франсиско — Москва
Более ста лет назад хранитель зоологического музея Тартуского университета Валериан Руссов стал первым орнитологом, посетившим Матсалуский залив и его окрестности. Ученого встретили разноцветные птичьи облака: они неслись на него со всех сторон. Видовой состав пернатых тоже поразил орнитолога. Буквально на каждом шагу ему попадались обитатели северных островов, тайги, болот, тундры, широколиственных лесов, лугов...
Край этот и сейчас называют птичьим раем. Здесь во владении пернатых — тростниковые заросли, топкие болота, прибрежные луга, лесные рощи, неглубокие заливы, морские острова. Для одних Матсалуский заповедник стал домом, для других — временным пристанищем, стежкой в долгих странствиях по свету.
Ранней весной, когда на ледяных полях Балтийского моря появляются первые окна, на них опускаются белоснежные птицы. Прилетели лебеди. Теперь уже никто не сомневается, что морозу конец. С каждым днем лебедей становится все больше, и вот уже Матсалуский залив похож на громадный аэродром. Он гудит и шумит от птичьих разговоров, от свиста крыльев, от топота разбегающихся по воде для взлета и тормозящих во время посадки белокрылых караванов. Ученые полагают, что в весеннюю пору здесь бывает не менее ста тысяч лебедей.
Но, пожалуй, не пересчитать всех пернатых транзитников, которые отдыхают, набираются сил в Матсалуском заповеднике. В это время сюда прилетают и редкие птицы — гуси, журавли, казарки.
Весна перевалила за половину, недолго осталось ей шагать по земле. И птицы уносятся дальше на север. Но не все. В Матсалуском заповеднике остаются уроженцы здешних мест, задержались и многие новоселы — больно уж здесь привольно.
...Долго петляет среди полей и лесов полноводная Казари, но перед впадением в море выпрямляется и стрелой несет свои воды в Балтику. Вместе с орнитологами заповедника я плыву в лодке вниз по реке. Вначале берега зажаты стенами высокого тростника, потом они раздвигаются — и вот мы на просторе синего моря.