Обращение к древнему названию имеет и более глубокую — психологическую — основу. Ни в одной другой стране, пожалуй, так серьезно не относятся к традициям и обычаям, как в Швейцарии. В ней, например, издавна очень популярны праздники — соревнования стрелков. Герой новеллы «Флажок семи стойких», написанной Г. Келлером, произносит на таком празднике следующую патриотическую речь:
«Какой разнообразный народ кишит в этой тесноте! Они различны в своих действиях, в своих привычках и нравах, в своих одеяниях и в своем разговоре! Какие хитрецы и какие балбесы, какие полезные растения и какая сорная трава цветут здесь вперемежку. И все это хорошо и великолепно и так близко сердцу, ибо все это — отечество!»
Это было написано сто лет назад.
Для пяти миллионов человек Швейцария — отечество. Но эти пять миллионов представляют три различные нации, два с лишним десятка кантонов, и во всех совершенно разные характеры, нравы, обычаи.
Как-то в купе поезда я ехал с тремя швейцарцами. Всю дорогу они молчали. Нет, отнюдь не по причине природной замкнутости; просто они не понимали друг друга, ибо каждый знал лишь свое наречие. Случай, конечно, анекдотичный. Но в принципе швейцарец отнюдь не удивится, если, скажем, на шестом десятке лет услышит совершенно незнакомую речь и обнаружит, что его «иностранный» собеседник тоже швейцарец.
Поговорите обо всем этом со швейцарцем, и вы уловите в его словах нотки национальной гордости. Гордости быть частицей швейцарского разнообразия.
И исключительности. Исключительная природа. Кантональная демократия. «Вечный» нейтралитет. Армия-милиция. Таков далеко не полный перечень характерных черт швейцарской исключительности.
Начать хотя бы с природы. Ну конечно же, она прекрасна. В свое время Лев Николаевич Толстой отказался от описания швейцарских пейзажей, посчитав, что ему для этого не хватит красок. Ныне те, что похрабрее, описывают. Признаюсь, сам я, увидев впервые Монблан, тоже хотел словами запечатлеть, какой он сахарный на рассвете, нежно-розовый на закате, темно-синий вечером. Увы, пока слагалась восторженная ода, я узнал, что Монблан, как, впрочем, и другие швейцарские горы, не только уникальное творение природы, но и традиционный объект весьма прозаической коммерции. Своими ушами слышал, как на набережной Женевского озера американская туристка требовала от гида показать ей Монблан. И тыкала пальцем в проспект:
— В путеводителе сказано: «С набережной Вильсона открывается величественная панорама Монблана».
Но Монблан в этот момент был закрыт облаками. Он часто закрыт облаками, и местные гиды приноравливаются. В таких случаях они, не моргнув глазом, указывают перстом на конус горы Ле-Моле, которая ровно на три километра ниже Монблана. Ее так и прозвали здесь «американским Монбланом». Туристы снимают Ле-Моле и довольны — не зря уплатили.
Как-то, читая газету, я наткнулся и на такое объявление: «Продается гора. Общая площадь — 4500 квадратных метров. Высота — от 1700 до 3000 метров над уровнем моря. Родники. Солнце в изобилии. Лыжный спорт доступен и летом. Цена — 1700 000 швейцарских франков. Комиссионные включены. Справки по адресу: Р.О.В. 102.1211 Женева 12».
Вот вам и красоты природы!
Исключительной считается — и не без оснований — и сама швейцарская демократия. Ни один народ не ходит так часто к избирательным урнам, как швейцарцы. Они голосуют по любым поводам. По вопросам федеральным, кантональным и коммунальным. Голосуют, строить ли шоссейную дорогу, разрешать ли азартные игры, когда начинать учебный год в школах, и по многим, многим другим требующим обсуждения проблемам. Кстати, в некоторых горных кантонах еще сохранилась «прямая демократия». В Аппенцелле или Гларусе, например, голосуют на площади. На манер Новгородского вече. Выкрикивают предложения и поднимают руки.
Но дело, конечно, не во внешних атрибутах нынешней швейцарской демократии. Главное — в ее внутренней механике: кантоны, а их в стране 22, могут путем референдума воспрепятствовать принятию любого предложения федеральных властей. Так, в 1949 году обе палаты швейцарского парламента единодушно утвердили закон о предоставлении правительству полномочий для организации централизованной борьбы против туберкулеза. Однако в результате референдума закон был отклонен 608 807 голосами против 201 551. Кантоны недвусмысленно дали понять Берну, что решают они, а не федеральный парламент. Хотя в парламенте были представлены их же депутаты, а большинство граждан, сказавших «нет», отлично понимало, что централизация усилий по борьбе с туберкулезом вполне оправдана и необходима. Подобных примеров в истории страны было великое множество.
Больше того, каждый швейцарец, если ему удастся создать комиссию и собрать 50 тысяч подписей под каким-либо предложением, может выдвинуть его на всенародное обсуждение и голосование.
Как-то я беседовал с одним базельским коллегой-журналистом об особенностях швейцарской демократии. Он был о ней весьма высокого мнения:
— Вот я, например, не бог весть кто. Но если я захочу, то могу сделать предметом референдума любой политический вопрос. Что вы на это возразите? А?
Спорить с ним было бесполезно. Поэтому я просто задал ему один вопрос:
— Тогда почему бы вам и в самом деле не выдвинуть на всенародное обсуждение какую-нибудь животрепещущую проблему. Ну, скажем, как обуздать рост цен на хлеб, мясо, масло, транспорт, квартиры? Уверен, что вы соберете не 50 тысяч подписей, а значительно больше. А?
Мой собеседник усмехнулся:
— Какой же это политический вопрос? Всем известно, что политика цен зависит не от кантональных властей. И даже не от федеральных. Тут все решает «Форорт» (1 «Форорт» — объединение крупных швейцарских промышленником и коммерсантов.).
...Еще одна характерная черта Гельвеции и гельветов — скромность. Говорят, что скромность тоже стала традицией. Как известно, Швейцария — страна туризма. Она буквально наводнена приезжими. И частенько можно слышать, как мамаша или гувернантка делают строгие внушения не в меру шаловливым малышам: «Не приставай к дяде с вопросами, он приехал к нам отдохнуть, ему нужен покой. Будь скромным».
Это «будь скромным» принимает иногда странные формы. Например, Швейцария — страна, где не существует орденов и медалей причем ее граждане не имеют права получать и иностранные награды.
Да что регалии: даже внешне высшие правительственные чиновники стараются не отличаться от других граждан. Считается, например, хорошим тоном, если министр ездит в малолитражном автомобиле. А еще лучше — трамваем. Другое дело, что швейцарские парламентарии занимают около 1000 мест в административных органах акционерных компаний. А многие представители трестов и банков становятся членами парламента и правительства. Например, 70 процентов членов Совета Национального банка Швейцарии составляют представители крупного капитала. Причем половина состава этого Совета назначается Федеральным Советом: теми самыми скромными людьми которые ездят на работу в трамвае. Известен не один случай, когда эти скромники по истечении своих правительственных полномочий получали высокие посты в крупнейших трестах страны.
Традиционная швейцарская предупредительная скромность в отношении иностранных туристов, которые оставляют в Швейцарии миллионы марок долларов, франков, сменяется откровенным пренебрежением, когда дело касается сотен тысяч иностранных рабочих: итальянцев испанцев, греков, югославов, которые приезжают в Швейцарию на заработки. С ними не церемонятся,
В троллейбусе пожилая сухопарая женщина кричала, апеллируя к одобрительно слушавшим ее пассажирам:
— Вы только подумайте. Вчера эти итальяшки опять пели свои песни. После десяти часов вечера!.. Их надо всех выгнать из нашей страны.
Подобное отношение характерно не только для швейцарских мещан, но, что куда важнее, и для влиятельных политических деятелей. Этих, однако, беспокоит не то, что итальянцы распевают свои песни, а совсем другое, то, что итальянские рабочие вносят в мирную атмосферу тихой Швейцарии дух политической борьбы, дух революции. И тут скромные швейцарцы превращаются порой в яростных ксенофобов. Я имею в виду национального советника Джеймса Шварценбаха и его сторонников, которые настойчиво выдвигают законопроект о борьбе с так называемым «иностранным засильем». А попросту говоря, стремятся лишить иностранных рабочих всяких прав.
...Люк Шессе, художник из Лозанны, издал альбом «Швейцария в фотографиях». Унылая получилась у него Швейцария. Банки, черные лимузины , вымытые улицы, железные заборы. И сытые, скучные швейцарцы. Из которых, по подсчетам швейцарского же профессора Штрели, 3 миллиона в возрасте от 25 до 65 лет имеют 23 тысячи тонн излишка жировых отложений.
