— Простите, что заставил ждать, теперь я в вашем распоряжении,— прервал мои размышления Леонид Григорьевич Коваленко, опускаясь рядом на скамейку. — Если не возражаете, поговорим здесь, на свежем воздухе. Вы уже наверное, знаете что горное урочище Карадаг было объявлено государственным заповедником постановлением Совета Министров УССР от 9 августа 1979 года, — начал свой рассказ Коваленко. — Территория самого вулканического массива и прилегающая к нему акватория площадью 1370 гектаров взяты под охрану государства и навечно исключаются из хозяйственного пользования. В 1981 году площадь заповедника увеличится до 3 тысяч гектаров, а его граница будет проходить по асфальтовому шоссе из Планерского в Щебетовку. Как и в любом заповеднике, на Карадаге и в прилегающих к нему бухтах запрещены охота, рыбная ловля, рубка леса, сбор камней, цветов, ягод, плодов и лекарственных растений.
Научной и административной базой нашего заповедника стала биостанция, которая является Карадагским отделением Института биологии южных морей Академии наук УССР в Севастополе. В ее лабораториях физиологии водорослей, биохимии рыб и биоакустики ведутся исследования по проблемам биологической продуктивности морей и океанов, морфологии их обитателей
Коваленко сделал паузу, явно намереваясь перейти к следующему разделу: Положения о Карадагском заповеднике, которое, безусловно, знал назубок. Нужно было срочно спасать положение, и я решился на рискованный шаг попробовать оттеснить на задний план официальное лицо, отвечающее за вверенное ему учреждение, и постараться вызвать на откровенность просто человека. Того самого, который, судя по отзывам знающих его людей, мечтает восстановить в своих правах этот уникальный уголок в царстве природы, отнятый у нее нашествием курортников и туристов.
— Скажите, Леонид Григорьевич, наверное, нелегко делать заповедник?
Мой собеседник глубоко вздохнул, словно собрался нырнуть в сверкающую внизу под нами водную гладь. На лице появилось задумчивое выражение. Когда он заговорил, то изменилась даже его речь из нее исчезли прежние энергично-напористые интонации.
— Нелегко — не то слово. По профессии я военный летчик, служил в Сибири и на Дальнем Востоке. Природу люблю с детства, да там ее просто нельзя не полюбить. Только никогда не думал, что мне придется эту природу еще и защищать. Да, да, именно защищать форменным образом. Вот вы спрашиваете, легко ли делать заповедник. Смотрите сами Природа постаралась на славу, создала прекрасные Карадагские горы Казалось бы, сохранить их проще простого — скалы не цветы, их не сорвешь и в кармане не унесешь. Но ведь тащат! По камешку, по осколку, а то и мешками. По обрывам карабкаются, скалы дробят, чтобы увезти с собой знаменитые коктебельские самоцветы. Только вдумайтесь, до чего дело дошло на всем Карадаге в более или менее доступных местах сейчас не найти ни одной жилки розового агата или зеленого халцедона.
В словах Коваленко звучала не просто горечь оттого, что вот так бездумно, походя, годами растаскивались цветные камешки. Казалось бы, сущие пустяки по сравнению с фантастически огромным вулканическим массивом, а в итоге безвозвратно обезображивалось само это редкое творение природы. В них мне почудилась боль человека, которому нанесли личную обиду Леонид Григорьевич говорил, и я никак не мог отделаться от мысли, что мы, к сожалению, слишком привыкли воспринимать природу как некий бездонный, неиссякающий колодец, откуда знай себе черпай сколько вздумается, на всех хватит. На нужное и не столь уж необходимое, а порой на ошибки и просчеты, ленивое равнодушие и эгоистическую алчность. В двадцатом томе БСЭ, вышедшем в 1953 году в статье о Карадаге сказано, что вершина его покрыта дубовым лесом, а на склонах ведется разработка трасса — вулканического туфа, который используется как гидравлическая добавка к цементу при строительстве морских сооружений. Слов нет, туф — вещь в народном хозяйстве весьма нужная, поскольку, затвердевая под водой, увеличивает прочность таких сооружений. Возить его к Черному морю из Закавказья накладно. Но вот вопрос разве не перевешивала исключительная научная, экологическая, наконец, эстетическая ценность Карадага сиюминутную выгоду добычи там трасса, чреватую разрушительной и, увы, необратимой эрозией для его склонов? Всегда и везде ли мы подходим с такой меркой при оценке последствий воздействия человека на природу?
— Конечно, с объявлением Карадага государственным заповедником угроза для него устранена. Я имею в виду сами горы. Но есть еще флора и фауна, которые пострадали куда сильнее. В старых описаниях этого горного урочища говорится о дубовых лесах, зарослях граба и ясеня, о том, что весной на Карадаге трава по пояс, цветут пионы, тюльпаны, маки, что встречаются косули, гнездятся орлы и соколы-сапсаны. К сожалению, все это пока в прошлом. Не подумайте, что я оговорился именно «пока», а не «уже». Я оптимист, верю будет опять. Конечно, если мы сумеем на деле обеспечить строгое соблюдение заповедного режима. А это сейчас и есть самое трудное, с этого и нужно начинать делать заповедник.
В армии проще. Если отдается приказ, его выполняют. А здесь почти полторы тысячи гектаров, причем не ровной степи, где человека видно за километр, а скал, холмов, зарослей, укромных бухточек. Активных же штыков у меня — четыре егеря и три сторожа пенсионного возраста, чтобы поддерживать порядок на биостанции. Конечно, границу заповедника с государственной сравнивать нельзя. Но и ее от непрошеных гостей нужно охранять. Ведь находятся и такие «любители природы», после которых будто стадо слонов прошло, а бутылок и консервных банок не меньше, чем на настоящей свалке. Между прочим, прошлой осенью и нынешней весной, когда мы приводили заповедник в божеский вид одного мусора три машины вывезли. Вы уж извините, что я все о таких низких материях говорю, но без этого и высоких не будет.
Признаться, в тот момент меня удивило не само количество убранного мусора, а, не побоюсь сказать, сложность такой генеральной уборки ведь очистить горные склоны не тротуар подмести. Я поинтересовался у Леонида Григорьевича, как ему это удалось со столь немногочисленным войском
— Удалось, потому что получил солидное подкрепление от феодосийских любителей природы. Есть там группа здоровья, люди вроде бы пожилые, не те годы, чтобы по скалам карабкаться, но помогли и помогают здорово. Активистка Ирина Граф у меня прямо настоящий начальник штаба. Составила расписание дежурств, и можете быть уверены по выходным дням четыре раза в месяц внештатные егеря обязательно перекроют самые «опасные» подходы к заповеднику.
И тут Леонид Григорьевич поделился одним весьма важным выводом, к которому пришел за год своей работы без помощи прессы, без самой широкой пропаганды не просто объявить, а действительно сделать Карадаг заповедником невероятно трудно. Писатели, поэты, художники прославили изумительную красоту этого уголка. Сегодня он известен всей стране. «Без Карадага нет Коктебеля. И без путешествия по Карадагу неполон ваш коктебельский отпуск»,— утверждает последний справочник, хотя и оговаривается, что урочище объявлено заповедником и доступ туда неорганизованным туристам запрещен. Однако сотни отдыхающих из Планерского и окрестных курортов идут на Карадаг. Одни по неведению, другие в надежде, что удастся проникнуть туда незамеченными.
Возможно, в нынешнем году Коваленко обнесет территорию заповедника проволочной сеткой. Но можно ли уповать только на это? Увы, нет. Нужно, чтобы люди поняли Карадагский заповедник не только исключительно ценный памятник природы, но и научная лаборатория, наконец, больничная палата, где лечат природу. Ведь никому не придет в голову из любопытства отправиться побродить по научно-исследовательскому институту или клинике! Иначе любой забор быстро превратится в дорогую, но бесполезную дырявую сеть.
Директор Коваленко это прекрасно понимает. Поэтому он и начал с того что установил от Судака до Феодосии красочные стенды, расклеил тысячу плакатов и заказал в типографии три тысячи листовок. Чтобы каждый, кто приезжает сюда на отдых, знал Карадаг заповеден. И все-таки сделанное им — это лишь капля в море, ибо ежегодно юго-восточный берег Крыма принимает десятки тысяч людей.
— Строгий заповедный режим существует на Карадаге меньше года,— продолжал Леонид Григорьевич,— срок вроде бы слишком короткий, чтобы говорить о каких-либо положительных результатах. Между тем они есть. Раньше за летний сезон в урочище бывало пять-шесть пожаров. В нынешнем ни одного. Это значит, что сохранены десятки гектаров леса. Ни разу не вызывали мы и горноспасателей из Феодосии. А в прошлые годы приходилось звонить им чуть ли не каждую неделю, чтобы вызволить со скал горе-альпинистов. Кстати, помните в книге Ферсмана «Воспоминание о камне» рассказ о курсистке Шурочке, которая полезла за самоцветами в Сердоликовой бухте, сорвалась со скал и разбилась? Такое случалось на Карадаге до последнего времени.
