Нет, не так. В конце девятнадцатого века Павел Григорьевич Шелапутин выстроил на Миусской площади ремесленное училище имени рано умершего сына Григория (архитекторы Клейн и Рерберг). Со временем оно разрослось до Менделеевского института. Когда мою матушку — еще до моего рождения — принимали туда работать, проверка в КГБ длилась вдвое против обычного. Задавали необычные и непонятные вопросы. В чем было дело, она узнала много позже. Органы опасались.
Не потому ли таким долгим взглядом сверлил меня смотритель Пушкинского музея с редкой фамилией Ноль — и даже провел специально для меня экскурсию. Но не упомянул — возможно, по его мнению я и сам должен был это знать — землю музею дал Шелапутин. Как и один зал, Лисиппа. Павел Григорьевич помогал моему деду — сам отыскал его, пригласил. Вряд ли мы были близкими родственниками — он умер бездетным, а мой дед миллионером не стал. Впрочем, Шелапутин многих спонсировал. В Шелапутинской гимназии на Плющихе учился Шолохов, теперь в этом здании Главная военная прокуратура. Институт гинекологии, построенный Павлом Григорьевичем, до сих пор работает на Девичьем поле, я его снимал. В Шелапутинском пединституте преподавал Дмитрий Сахаров, отец академика. Кстати, сам Андрей Дмитриевич пришел в аспирантуру в ФИАН сюда, на Миусскую площадь, в 1944-м.
Ребенком я бывал у матушки на работе. Нравился кислотный запах, стеклянные колбы, муфельные печи. Утята, которых мне на глазах выдували из стеклянных трубок ее сотрудники. На стенке плакат:
Сделал дело — и в момент
Убери свой инструмент!
Изобретали новые взрывчатки, было настроение опасности. В пятом классе проглотил от корки до корки «Взрыв и взрывчатые вещества» Чичибабина.
Напротив Менделеевки — через Первую Миусскую — завод пищевых концентратов. Нестерпимый запах соуса «Южный» (неужели это едят?) слышался уже от «Новослободской». Во двор въезжали грузовики с костями. Однако делали на натуральном костном бульоне.
Но вернемся в ИПМ. Серый массив модерн, на фризе кентавры с лапи-фами, Миусская площадь, 4, — построено в 1912 году для Петра Николаевича Лебедева, возможно, величайшего физика двадцатого века. Давление света было самым очевидным подтверждением Максвелла и, по сути, теории относительности. Теорий всегда много, а вот пощупать свет руками… Лебедев ушел из Московского университета в знак протеста против политики тогдашнего министра. Богачи построили ему институт. Вообразите, Абрамович строит институт, чтобы русские физики не уезжали за границу, в знак протеста против обскурантизма фурсенки. Ха-ха. Петросян отдыхает.
Увы, до окончания строительства Петр Николаевич не дожил, сердце, 47 лет. Но институт вышел блестящий. Возглавил его ученик, Сергей Вавилов. Потом уже назвали ФИАНом. Открытия, нобелевки. В какой-то книжке фотография Нильса Бора на знакомом крылечке с меандрами. А я запомнил на этом крылечке Келдыша. На Первомай 1978 года он, кажется, в последний раз выступил перед коллективом, уже тяжко больной. Тепло, солнышко, ветер треплет седину. На моем заявлении стоит еще его подпись.
Здесь, у Вавилова, стоял первый в России рентгеновский аппарат. Смотрели работу Фанни Каплан, о том мемориальная доска. Забавно — внутри здания, в той комнате.
После войны ФИАН разросся, нужны были новые бомбы. Переехали на Ленинский (строил мой двоюродный дед, Иван Федорович Каликин) — а миусское помещение отошло Стекловке. Мстислав Келдыш, отец нашего космоса, возглавлял в МИАН отдел прикладной математики. Обсчитывали бомбы, ракеты. Отдел вырос в институт. Были созданы другие центры, а наш остался запасной. В дни стартов или посадок больших космических аппаратов счет вели параллельно четыре ВЦ. В машинном зале включали громкую связь и мы приходили послушать переговоры космонавтов.
Рядом с ИПМ еще одно примечательное здание, той же эпохи и похожее по стилю. Университет Шанявского — первый частный университет России. После революции в нем стала Высшая партийная школа при ЦК КПСС. Преподаватели и студенты жили там же внутри, за крепкой оградой, подальше от простонародья. Сейчас РГГУ. Ограда осталась. Тротуары стали платной автостоянкой, пешеходу не пройти. Гуманитарии практичны.
Что еще вокруг? Министерство общего машиностроения (уран, Славский). Политиздат (интересно, что там сейчас? Однажды они издали мой календарь с пейзажами). Родильный дом, шедевр модерна, 1906 — построил Алексей Иванович Абрикосов — создатель Бабаевской фабрики. Его дед, крепостной Степан Николаев, получил фамилию за фруктовую пастилу. В советское время роддом парадоксально носил имя бездетной Крупской. Архитектор — Илларион Иванов-Щиц, стажер (только не смеяться!) Кекушева. Кстати, Университет Шанявского строил он же. Что еще? Да вот, Театр Ленинского Комсомола здесь же неподалеку. Все три под копирку. Обессмертил себя залом заседаний Верховного Совета СССР в Большом кремлевском дворце, ради чего сломал Георгиевский и Андреевский.
Доходные дома, хм: Фрунзенский райком комсомола. Второй секретарь Миша Ходорковский, курировал связь с МВД и КГБ. НТТМ, Менатеп.
Автобанк на Лесной. В 1989-м жена министра финансов взяла у государства кредит в четыре миллиарда еще крепких советских рублей и открыла на эти деньги первый частный банк СССР. Угадайте с трех раз… впрочем, все и так ясно.
Троллейбусный парк — в 1874 году это был первый в городе парк конножелезных дорог. Вечерами все переулки заставлены троллейбусами — мест в стойлах не хватает. В троллейбусе хорошо с комфортом выпить — с другом или подругой, если есть. Главное, не угнать его в пьяном виде. Молодые ученые, конечно же, несли общественную нагрузку — служили в добровольных народных дружинах.
Двое-трое парней под водительством милицейского сержанта, мы обходили троллейбусные привокзальные переулки долгими зимними вечерами. Милицию беспокоили не столько пьянчуги, сколько вокзальные проститутки. Выгоняем парочку на мороз. Хмельной кавалер никак не может убрать свое достоинство — прервали в самый интересный момент. Ругается, потрясая торчащим орудием. Сержант урезонивает — ну посмотри, она же тебе в матери годится, а ты ей в рот такое…
В центре площади дворец пионеров — ребенком ходил на елки. Зимний сад, бассейн, корты. Восьмидесятые, выхожу с работы вечером под окнами спортзала. Девочки, художественная гимнастика. А-а-а…
Весной на субботниках ковыряем граблями газоны на площади, прибираем мусор. Под тонким слоем почвы сплошь битый кирпич. Перед революцией там, где теперь дворец, был храм Святого Александра Невского. Огромный. Война, слава русского оружия. Взорвали. В земле нахожу позеленевшую монетку — 2 пенге. Кто ее занес сюда? Пленный? В то время я был влюблен в Жужу Конц и даже стал учить венгерский. Szeretem… Пенгё поставил рекорд в истории денег. В 1946-м он обменивался на форинт по курсу 4x10 в 29 степени. Не только миллиарды и триллионы, но даже число атомов в обычных предметах кажутся ничтожными в сравнении с этой цифрой. Один электрон стоит сто тысяч таких монеток, а? Находка для математического подворья.
На одном из новых домов забавная вывеска — «Клиника доктора Коновалова».
Однако пора в лабораторию. С Миусской площади можно выйти к трем станциям метро — Новослободской, Белорусской, Маяковской. Расстояние примерно одинаковое. Новослободская находится на Долгоруковской улице. Название в честь тогдашнего Лужкова, кабы не улица, кто б помнил. В советское время носила имя эсера, не коммуниста, заметьте, уникальный случай — Ивана Платоновича Каляева. Дважды покушался на великого князя Сергея Александровича, царского брата. Первый раз не бросил бомбу, увидев — в карете дети.
Через несколько лет такими вопросами уже не заморачивались. Второй раз бросил успешно. Каляева отвезли в Бутырку, скоро судили и повесили. Писал стихи. Его «Молитва»:
Христос, Христос! Слепит нас жизни мгла.
Ты нам открыл все небо, ночь рассеяв,
Но храм опять во власти фарисеев.
Мессии нет — Иудам нет числа…
Мы жить хотим! Над нами ночь висит.
О, неужель вновь нужно искупленье,
И только крест нам возвестит спасенье?..
Христос, Христос!..
Но все кругом молчит.
Она расходилась в бесчисленных списках, и через сорок лет похоже, пригодится одному старичку, пережившему все катаклизмы. В двух шагах, в Оружейном переулке. Сейчас переулка нет, но помню скопище клоповников.
И вот, мы провели НГ, день фирмы, день строителя, напечатали кучу превосходных буклетов и запустили сайт. Полтора года авралов. Семейные проблемы. Скандалы. Примирения — ради Работы. Мы обмываем наш маленький успех в ресторанчике на Лесной, прямо над «Торговлей кавказскими фруктами Каландадзе» — музеем-типографией РСДРП. За окнами Лесная запружена воронками. Так каждый вечер — из судов везут, досмотр долгий, очередь.
