это. Наверное, я была похожа на Дану. Ты ведь подумал, что я похожа на Дану? Уверена, что так. Прости меня. Я действительно не должна была устраивать концертов. Не знаю, чего я хотела этим добиться. Наверное, внимания. Папа очень разозлился, да и ты, конечно же, разозлился… И ушел, и потом я думала, что, наверное, стоит тебе написать или даже позвонить, но знала, что ты не ответишь.
Так вот. Прости меня. Если бы я могла взять свои слова назад, то обязательно сделала бы это. В последние дни я думала о нас с тобой… то есть, о тебе и обо мне, конечно же, никаких «нас с тобой» или «мы» никогда не существовало. И, знаешь, благодаря папиному рассказу я поняла кое-что. Думаю, я давно это знала, просто не могла передать словами. Я рада, что мы когда-то встретились и познакомились. Я рада, что все получилось именно так. И хорошо, что все закончилось именно так. Это правильно. Мы так часто хотим получить все и сразу, а потом еще и еще больше — и перестаем ценить то, что у нас есть сейчас. А ведь это сейчас может закончиться очень быстро. Завтра. Или даже сегодня. Так, как это произошло у мамы с папой.
Они это понимали — и поэтому брали все, что есть, не думали о будущем, не думали о том, что все могло бы быть иначе. Когда папа говорит о маме, у него меняются глаза, и я вижу в них не только боль, но и счастье. Он до сих пор любит ее, хотя уже ничего не вернуть, и он это знает. И я подумала — а разве я так не могу, Киллиан? Разве я не могу встречаться с тобой и чувствовать не боль, а тепло при мысли о том, что когда-то испытывала к тебе что-то большее, чем просто симпатию? Я могу. Мне будет трудно, но папа научил меня быть сильной, я справлюсь. А даже если что-то пойдет не так, ты поможешь. Я знаю. Ведь для тебя все это так же ценно, как для меня.
Только не подумай, что я постоянно буду искать встречи и надеяться на что-то большее, если мы пойдем в кино или в кафе. Вовсе нет, все не так. Мы будем… то есть, я хочу надеяться, что мы будем близкими друзьями, и я всегда смогу обратиться к тебе за советом или просто позвоню для того, чтобы о чем-нибудь поговорить. Я, как и раньше, буду читать тебе свежие главы. И подпишу самый-самый первый экземпляр романа на бумаге. И я буду очень счастлива, если ты встретишь симпатичную вампиршу и решишь предложить ей разделить с тобой вечную жизнь. То есть, не симпатичную, а по-настоящему красивую вампиршу. И чтобы она была умной. Желательно, с высшим образованием. И еще было бы здорово, если бы она писала стихи. И я обижусь, если ты не позовешь меня на свадьбу.
Наверное, письмо получилось глупым. Но я хотела написать искренне. Это глупое, но искреннее письмо.
Всегда твоя, Эмили
P.S: Кажется, наречий тут слишком много. Но в главах я их честно убираю. Помню, ты говорил.
Э.
Отложив письмо, я надолго замер, глядя в одну точку перед собой. А потом достал из тайного ящичка в столе чернила, старинную бумагу, и вывел простое «Дорогая Эмилия».
Анна
Что там, за гранью привычного мира? Что ищут люди, к чему припадают глупцы, стараясь оправдать свое раздолбайство в обычной жизни? Что можно назвать смертью? Существует ли само понятие смерти для существа, которое уже умирало? Умирало для того, чтобы возродиться вновь. На самом деле любой вампир — это настоящий феникс. Он рожден, чтобы умирать и воскресать, проживать полную жизнь, заканчивать ее, начинать с нуля. С новым именем. С новым образом. С новой судьбой.
Анна не знала, откуда в ее голове нашлось место подобным мыслям, но именно они первыми пришли на ум, когда она очнулась. Голова не болела, но странное ощущение пустоты мешало сосредоточиться на чем-то конкретном, зато абстракции — хоть отбавляй. Она с трудом открыла глаза. Старомодные покои. Может, она провалилась во времени? Могла бы поклясться, что кровать с тяжелым бархатным балдахином, где она лежала, была создана еще в восемнадцатом веке. С трудом приподнялась, подтянула подушки, чтобы сесть, и собиралась оглядеться, но еле различимый шорох ткани привлек внимание. Потянуло сквозняком, пряный запах, видимо, с кухни. Незнакомка повернула голову. В стене открылся проем. Такие любили в то время — множество тайных ходов, соединявших покои. Неприметные на первый взгляд двери, хитроумные проходы. Все для общества, пронизанного интригами. Еще через мгновение в ее спальне показалась очаровательная темная фея. Темно-медные волосы собраны в старомодную прическу, в руках поднос.
— Я Лейла, моя госпожа, — представилась она, умудрившись изобразить реверанс и не опрокинуть поднос. — Рада служить тебе. Госпожа голодна?
— Что за черт…
Анна хотела сбросить одеяла, но поняла, что не в силах боле шевелиться. Поэтому приняла царственную позу и посмотрела на фею в ожидании, что она еще скажет.
— Здесь есть теплое молоко, хлеб, сыр и масло. Если хочешь, я приведу тебе человека…
Какая мерзость. Она не какой-нибудь вампир, чтобы только и думать, что о человеческой крови!
— Не надо людей. — Незнакомка позволила поставить перед ней небольшой столик — как раз для таких случаев. — Завтрак в постель. Как это мило. Кто же приказал тебе служить мне, Лейла?
Фея побледнела, приложила руки к груди.
— Я не в праве тебе рассказать.
— Не зли меня… — выдохнула Анна, чувствуя, что начинает злиться.
— Прости, но ты не в силах меня запугать, госпожа. Ты все узнаешь, когда он посчитает нужным. А пока — мы рады, что ты пришла в себя. Пожалуйста, поешь.
— Поем. Уходи отсюда.
Фея поклонилась и оставила Анну в одиночестве. Та огляделась. Тканевые обои со сложными рисунками, дорогим тиснением. Странно, цвет бордо в интерьере, оказывается, торжественный, а не давящий. По крайней мере, ей было весьма уютно в огромной кровати, в старинной спальне. Слуги и еда здесь есть. Если были готовы привести человека как вампиру, значит, и эмоциональную пищу можно будет достать. Величают госпожой. Жить можно. Рано или поздно она выяснит, кто за этим стоит, и как она здесь оказалась…
Анна выронила ножик, которым собралась намазать масло на хлеб. Как она тут оказалась? Последнее, что она помнила — упавшая на землю
