что ж.
Он еще раз встретился взглядом с корпоратом и хмуро кивнул ему. Тот неожиданно заулыбался, словно не верил в собственную удачу. Ну, может его и не отблагодарят. Но Ямато хотя бы будет знать, что поступил правильно, по чести.
Потому он холодно улыбнулся Масаки. И произнес:
— Меня зовут… — заминка, — Такигава.
Глава 17. Любовь, как мотив
— Тебя не будут осуждать, что ты общаешься с девчонкой, которая только-только в выпускном классе?
Внизу, балконом, шел резкий склон. Обычно поместья в районе Мэгуро старались делать как можно более ровными, но Еши-сан был не особо большим любителем развивать свое поместье и выстраивать все под современные нормы, поэтому его участок, стоявший на краю, сохранил эту особенность, с которой было забавно пускать бумажные самолетики, уж очень любопытно они скользили в воздушном полете. Но тут было высоко… Да, пожалуй, достаточно. Было бы обидно упасть туда и поломать себе что-нибудь, но на фоне остальных проблем мысль об этом казалась не такой уж и страшной. Она и в более серьезных переделках бывала. Один раз даже героически загремела в больницу с переломанной рукой прямо из школы, когда они с подружками решили на спор выпрыгнуть из окна, ей тогда сказали, мол, Широ, да ты ни за что не сиганешь, а она взяла и сделала. Приземление, скажем, вышло слегка неудачным, прямо на асфальт, а с той высоты, с какой она проделала сей замечательный кульбит, ну… Было слегка опрометчиво думать, что все обойдется, но ей вечно говорили, что, мол, у нее шило в жопе, и что она постоянно творила вещи совершенно безумные. Вот сестра-то орала — а она просто сделала один прыжок. Пару раз история повторялась, только вместо шага в окно на спор были уличные потасовки. Рука рукой, а победа осталась за ними. За ее бандой!
Странно было думать о таком в присутствии столь приличного человека, как Хорин Такахиро, человека совершенно далекого от драк подпольных мелких банд, почти солидного. Кто он там был, кажется, глава внутренней безопасности? В свои двадцать пять-или-около-того? Страннее было лишь то, что при всех своих различиях они были одного поля ягодами. Ну, вроде как. Дети богатых семей, все такое. Не то, что она была в ней с самого рождения, но теперь это не играло роли. Там, в другом мире, где первые были похожи на последних, у нее никого не осталось. Совершенно никого.
Только Еши-сан.
Только Еши-сан…
От мысли об этом кулаки невольно сжались, так крепко, что она испугалась: сейчас оставит кровавые полумесяцы на коже от ногтей, а потом Охико будет ругаться, мол, опять себе вредишь. Надо было быть осторожней с подобным, но порой так задумаешься, что даже и не думаешь о логичном. Хотя, Масаки всегда говорил — она никогда не думала. Ни логично, ни даже глупо. Просто делала то, что велело ей сердце. Ему самому это нравилось… Масаки был из тех простофиль, кто ценил искренность в людях больше всего. Смешно, с учетом, кто он такой и откуда вылез. Но, может, они потому и сошлись.
Очень и очень похожие.
Встреча с Хорин Такахиро произошла случайно во время одного званого вечера в поместье господина Вашимире Ешихиро, который проводил все эти неимоверно пафосные вечера исключительно для делового общения с другими такими же важными людьми, которые просто от восторга писались, когда видели богатые столы, яства и прочее-прочее. Так дико. Раньше, когда они с сестрой и мамой жили в трущобах, она только мечтать могла о подобном богатстве, о подобной еде, вкусной, натуральной, но теперь все это приелось. Единственное, что она ощущала от взгляда на эти столы — жалость к труду Охико-сан и поваров, которые старались ради всех этих богатых ублюдков. Но зачем все это было нужно — ради дальнейшего процветания — Широ хорошо знала, а потому не возмущалась.
Для нее это был повод мелькнуть в своем роскошном новом кимоно яркого золотого оттенка и с аккуратно собранными на затылке волосами перед кучей старых пердунов, которые засматривались на нее и отвешивали комплименты Еши-сану, мол, экая у вас дочь ненаглядная. Тот лишь сдержанно улыбался в ответ на это все, но внутри он наверняка возмущался, вот такой уж он и был, Еши-сан!
Больше всех празднику обычно радовалась Оджун-тян: такая же приемная дочь, но еще мелкая, ей было… одиннадцать, кажется? Широ всегда забывала. На нее тоже смотрели и радовались, но не так, как все эти старые пердуны, а с родительской снисходительностью, потому что на всех встречах Оджун болталась от стола к столу и воровала сладости. Широ ей тоже потакала, показывая, где еще оставались нетронутые, в общем, у них с малявкой был отличный синдикат!
В этот раз на прием прибыл и господин Хорин, разумеется. После инцидента с гибелью его дочери в том году он стал выглядеть хуже, осунулся, и, как знала Широ, особо на публике больше не мелькал, предпочитая работать над чем-то там… Она не знала, но знал Еши-сан. Сейчас он мирно разговаривал с ним, а его младший сын и, по совместительству, единственный выживший ребенок, Такахиро, болтался по приему как говно в проруби, пока не увидел Широ и не решил с ней заговорить. Скорее всего, понимала Широ, если Такахиро был тут и так уверенно с ней говорил, то, значит, Тайтэн планировал обустроить тому женитьбу, а кто подойдет для этого лучше, чем дочь заместителя, молодая и красивая? Вряд ли он особо подозревал, что Широ для Еши-сана родня не по крови.
Она, стоя у края балкона, вгрызлась в принесенный с кухни малышкой Оджун тайяки. Стоявший рядом с ней Такахиро, молодой человек с субтильным видом и в очках, выглядящий очень схоже с отцом, лишь жеманно улыбнулся, после чего пожал плечами.
Он первым упомянул разговор про женитьбу, и, кажется, его это слегка вводило в ступор. В нынешнее время богатые семьи часто устраивали договорные браки, но отчего-то рядом с ней Такахиро начинах вести себя… Как бы это сказать… Тупил, да. Откровенно тупил.
— Ну, союз наших семей… Это было бы неплохо. Точнее, очень даже выгодно.
— Только об этом и думаешь? — скептически фыркнула Широ, косясь на него. — А то, что я еще школьница?
— Ты не настолько меня младше, — заметил он с улыбкой.
— Целых восемь лет!
— Просто подумай о жене Накатоми Тамасабуро. Вот она наверняка была намного младше его. С учетом, что, думаю, сейчас ей было бы где-то под семьдесят.
Одна только мысль
