Путь сюда из городка Маун, административного центра Северо-Западной провинции Ботсваны, занимает пять-шесть часов на вездеходе или полчаса на легком самолете. Мы предпочли автомашину — только так можно увидеть вблизи грациозных антилоп, величавых жирафов, с любопытством выглядывающих из зарослей, медлительных буйволов, пугливых зебр и солидных слонов.
На осмотр дельты мы отправились на прогулочном катере в сопровождении проводника-ботсванца.
Нас принял мир чистейшей воды, сверкающих бликов солнца, зеленых кустарников, тростников, бирюзового неба, зарослей лилий. Папирусы стоят столь густо, что пройти в их чаще могут лишь узкие мукоро — лодки, которые изготовляют рыбаки племени йейе.
На нашем судне то и дело отказывал подвесной мотор. И когда в очередной раз проводник возился с заглохшим двигателем, лодка стала объектом пристального внимания огромного гиппопотама. Массивная голова его с шумом поднималась над водой все ближе и ближе к нам. На счастье, бегемота спугнули вошедшие в излучину три лодки с туристами, направляющимися в Маун с верховьев Окаванго...
Вернувшись в лагерь, рассказали Скиннеру о своем приключении, на что он невозмутимо заметил, что гиппопотамы — не единственные хозяева дельты. Бок о бок с ними живут-поживают крокодилы. И Даг подвел нас к причалу. Незадолго до нашего прибытия он привязал к свае тушу козла. Зачем?
— Туристы любят фотографировать гигантских рептилий, вот и нужно привлечь их легкой добычей,— невозмутимо ответил Скиннер.
Поздний ужин под треск поленьев в костре сопровождался рассказами Дага Скиннера. Морщинистое его лицо, освещенное неровным пламенем, напоминало образы героев старинных приключенческих книг. Но вскоре разговор от обычных для Африки охотничьих былей перешел к общим проблемам дельты Окаванго. Дело в том, что экологи все более обеспокоены ее будущим. Правительство Ботсваны приняло программу борьбы с мухой цеце. После ее осуществления дельта должна стать огромным пастбищем. Пример других районов Африки, где из-за экстенсивного использования новые пастбища уже превратились в пустыню, дает основания для тревоги. Ведь закона, который регулировал бы скотоводство на будущем гигантском пастбище, пока нет.
В районе дельты, где была отмечена вспышка сонной болезни, поразившей около двухсот человек, началась интенсивная обработка растительности раствором эндосульфана с самолетов и из переносных опрыскивателей. Этот инсектицид, в небольших дозах относительно безвредный для млекопитающих, оказался губительным для рыб. Уже после первого опрыскивания в исследуемом районе погибло более 70 процентов рыбной молоди. Тем не менее две трети территории дельты подверглись обработке по меньшей мере восемь раз.
Тут стоит сделать некоторые пояснения. В Ботсване, по приблизительным оценкам, около трех с половиной миллионов голов скота. Поступления иностранной валюты от продажи мяса составляют около 25 миллионов долларов ежегодно. Это вторая по значимости (после алмазов) статья ботсванского экспорта.
Но дельте грозит еще и другая беда. Годовой сток реки Окаванго в дельте составляет около 11 000 миллионов кубических метров. На различные нужды Намибия уже сейчас расходует десятую часть этого стока. И доля эта постоянно возрастает. Сама Ботсвана на 70 процентов покрывает свои потребности в воде за счет артезианских скважин. Немалая часть воды Окаванго уходит на алмазодобывающее предприятие Орапа и рисоводческий комплекс Динтсвана. Экономисты и экологи признают, что в ближайшее десятилетие использование вод дельты возрастет настолько существенно, что Окаванго оскудеет, если вообще не иссякнет.
...Самая высокая вода в дельте бывает в июне. Тогда волны захлестывают окрестные равнины и острова. Рыба устремляется на прогретое солнцем мелководье, а над тростниками гомонят многочисленные птицы.
К июлю паводок достигает Мауна и устремляется на юг, к озеру Нгами. Когда озеро заполняется, оно становится крупнейшим в Африке обиталищем птиц. Очевидцы нам рассказывали, что прежде можно было увидеть сплошные розовые полосы — это бесчисленные стаи фламинго нагуливали жир на озерных отмелях. Огромные колонии пеликанов останавливались здесь, чтобы отложить яйца и вывести птенцов Тысячные стаи уток и гусей использовали Нгами для промежуточной посадки; в октябре с болот Западного полушария прилетали сюда птицы, чтобы улететь в марте — апреле. Крачки и чайки кормились на озере рыбой. На редких лоскутках лугов, свободных от скота, паслись бородатые журавли, ржанки, таракушки, шеврицы и голуби, молодые страусята. Сюда же находили дорогу хищные птицы — орлы-рыболовы, марабу, стервятники. Но все это — в прошлом, когда в Нгами приходила большая вода Окаванго.
Когда мы приехали в деревню Сехитва, которая, судя по карте, расположена на берегу Нгами, нам едва удалось найти его очертания. Проводник, местный торговец, согласился проводить нас на бывшее озеро. Мы постояли на покрытом густой травой лугу — это и было его дно, несколько лет не видавшее большой воды.
Вдали шагал одинокий страус...
Виктор Чекалкин
В берлинское небо взлетели гирлянды воздушных шаров. 4 июля 1987 года ровно в 13 часов началось праздничное шествие. Пять часов шли по центральным улицам города от Бранденбургских ворот сорок тысяч человек. Людская колонна растянулась на десять километров. Город отмечал свое семисотпятидесятилетие.
Он был разным не только в разные эпохи. По-разному его воспринимают люди. Я несколько лет прожил в ГДР, десятки раз бывал в Берлине, но так и не смог до конца понять этот город. С каждым знакомством, с каждой пройденной улицей, с каждым прожитым в нем днем Берлин открывался новой стороной.
И в том, что открывалось в праздничном шествии, в каждой из трехсот живых картин, отражающих историю города, я старался увидеть сегодняшний день. Потому что прошлое — каким бы оно ни было — ощущается в нынешнем, с воспринятыми лучшими чертами, с преодолением худших.
Открывал парад шестиметровый медведь в короне — символ города. Медведя сопровождал оркестр, все музыканты которого были облачены в медвежьи же шкуры.
За медведем тяжело переступал мамонт, окруженный первобытными охотниками. «Мы — первые берлинцы» гласила надпись, и этим завершались доисторические времена, ибо следом за «первоберлинцами» следовал вполне исторический персонаж — отец Симеон. Вместе с рыцарем и ремесленником он нес огромную грамоту, скрепленную полудюжиной печатей. В этом документе 1237 года впервые был упомянут город Кёльн, соединявшийся с Берлином, расположенным на другом берегу Шпрее, мельничной запрудой. В 1307 году Кёльн и Берлин слились, и горожане построили в знак объединения общую ратушу. Населяли в ту пору ничем не примечательный городок на пологих берегах реки ремесленники, торговцы и земледельцы. Запряженная четверкой лошадей, ползет огромная платформа, на которой разыгрываются бытовые сценки далекого средневековья: мясник деловито рубит тушу, женщины варят похлебку, кузнец готовит к работе инструмент. В загончиках блеют овцы, похрюкивают свиньи.
...По мостовой плывет кораблик с высокими бортами. На единственной мачте — полосатый прямоугольный парус. Это — макет «когте», типичного ганзейского военно-торгового судна. Настоящее было всего в два раза больше, но отважные мореплаватели смело бороздили бурные воды Северного и Балтийского морей. Картина означает: Берлин вступил в союз ганзейских городов. И это дало первый толчок развитию города.
В середине XV века Берлин утратил свою автономию и стал резиденцией Гогенцоллернов, бранденбургских курфюрстов — князей, наделенных правом избирать императора Германии. В процессии движется платформа с куском крепостной стены. Башни, подъемные мосты надежно охраняют вход в город. Начеку стражники с алебардами: многочисленные карликовые немецкие государства бесконечно воевали друг с другом.
Потом Берлин стал столицей Пруссии, которая при Фридрихе II превратилась в одно из самых могущественных европейских государств. Характер прусского государства, его милитаризм на долгие годы определили и характер Берлина.
А вот следует по улице кавалькада прусских кавалеристов и русских казаков. В 1806 году Берлин заняли наполеоновские войска, но в феврале 1813 года казачий патруль в 150 сабель первым ворвался на берлинские мостовые. Ошеломленные внезапной атакой, французы позволили отряду пробиться до нынешней Александер плац. (Кстати, названа площадь в честь русского императора Александра I.) Опомнившись, противник начал теснить горстку храбрецов. Эскадрон был вынужден отступить. Затем казаки, укрывшись во дворе одного дома, пропустили преследователей и ударили им в тыл. Схватка была выиграна. В честь этого события берлинцы назвали дом № 2 по Палисаденштрассе «Казачьим домом» и укрепили на его фасаде памятную доску с изображением казака с пикой.
