Самая опасная задача выпала на долю посланников: нужно было пробраться до деревень эраве и менде и передать приглашения. Неизвестно было, как к ним отнесутся, да и по пути могли убить.
Два месяца; ушло на переговоры. Месяц — на подготовку.
...У входа в хаус-тамбаран закололи трех свиней — от каждого племени по одной. Их кровью смазали балки дома и, умилостив таким образом духов, развели огромный костер. Когда дрова прогорели и остался ковер раскаленных углей, на них бросили свиные туши, набитые ароматными травами, и клубни таро.
Тем временем начались танцы. Под удары барабанов скакали воины-менде, падали на колени, стремительно взлетали. В движениях эраве, цепочкой промчавшихся по долине, виделась — когда одновременно вздымали они то левую, то правую руку — слаженность гребцов, устремивших пирогу в открытое море. Кружились в билумах женщины-кагуа.
Танцы продолжались до вечера, и во время пиршества, и ночью после него. И — после короткого сна — на следующий день. Три дня длился синг-синг, и за все это время не было ни одной ссоры, ни одного столкновения. К тому же холостяки кагуа, эраве и менде договорились, что пошлют сватов в дружественные отныне деревни. А это значит, что союз племен, начавшийся на синг-синге, будет скреплен родством.
...Когда угли последнего пиршественного костра подернулись золой, гости покинули деревню. Пути их лежали в разные стороны; проводников с ними не было: эраве и менде хорошо запомнили дорогу в долину Кагуа, где только что отгремел синг-синг...
Л. Мартынов
40 лет назад — 21 мая 1937 года — впервые в истории многовековой борьбы человека за освоение Северного полюса на его льды сел самолет Героя Советского Союза М. В. Водопьянова. В последующие десять дней к нему присоединилось еще три наших самолета. Этот смелый воздушный десант был выполнен на тяжелых четырехмоторных самолетах АНТ-6. Полюс, дрейфующие льды которого считались недоступными для авиации, — это утверждали на опыте своих полетов известные западные полярные исследователи Р. Амундсен, У. Нобиле, Р. Бэрд и другие — сдался большевикам. Так писали газеты тех лет. Весь мир был ошеломлен мужеством и мастерством советских людей, которые не только опровергли невозможность посадок самолетов на дрейфующие льды Ледовитого океана, но и создали на полюсе дрейфующую научную станцию. Четыре человека, И. Д. Папанин, Е. К. Федоров, П. П. Ширшов и Э. Т. Кренкель, обеспеченные всем необходимым для жизни и работы во льдах полюса, начали свой легендарный дрейф. В программу их исследований входило изучение законов движения льдов Центрального арктического бассейна и общего гидрологического режима океана, что было чрезвычайно важным для плаваний караванов по Северному морскому пути. Эта кратчайшая водная магистраль, связывающая запад и восток страны, имела и имеет огромное экономическое значение для развития хозяйства наших северных окраин, освоения природных богатств арктического побережья. Северный морской путь уже перед войной превратился в действующую магистраль. А когда фашистская Германия напала на нашу страну и вражеские самолеты, подводные лодки и корабли появились в водах Арктики, пытаясь блокировать жизненно важный для нас морской путь, полярники встали на защиту арктических дорог и берегов.
В штабе Ивана Дмитриевича Папанина, в просторной приемной было людно и шумно. Пряный запах цветущей черемухи, струясь в распахнутые окна, смешивался с крепким ароматом трубочного табака, напоминая мирную обстановку того предвоенного Архангельска, откуда начинались все наши полярные экспедиции.
Увидев нас, из-за стола, стоящего в углу, поднялся человек в форме капитан-лейтенанта.
— По вызову контр-адмирала Папанина пилот Орлов и штурман Аккуратов!
— Сейчас доложу, — улыбаясь лишь глазами, отчеканил адъютант Папанина Евгений Матвеевич Сузюмов, давний наш приятель, и скрылся в дверях кабинета.
Через минуту мы стояли перед Иваном Дмитриевичем.
— Браточки, пришли вовремя. Важное задание командования Северного флота. К нам шел большой караван англо-американских судов с грузом по ленд-лизу. У острова Медвежьего после атак фашистских самолетов и подводных лодок двадцать четыре корабля потоплены, а оставшиеся разбежались по всей Арктике. Необходимо корабли разыскать и собрать вместе. Чего доброго, уйдут во льды и застрянут там навсегда.
Адмирал подвел нас к карте.
— До Медвежьего более тысячи километров. Куда они ушли? Где их искать? С ними нет даже радиосвязи. Молчат третьи сутки. Караван под шифром «Конвой PQ-17» 27 июня вышел из исландского порта Хваль-фиорд в составе 35 английских и американских транспортных судов в порт Мурманск, два танкера были наши — «Донбасс» и «Азербайджан». Караван сопровождало двадцать боевых кораблей. Конвоем прикрытия командовали английские адмиралы Тови и Гамильтон... Гамильтон имел четыре крейсера и три эскадренных миноносца, а Тови — один авианосец, два линкора, два крейсера и восемь эсминцев! Флот! Казалось бы, весь груз в целости будет доставлен. А случилось что-то непонятное! Боевой флот неизвестно почему бросил транспортные суда на самом опасном участке в районе острова Медвежьего и ушел на запад, предоставив каравану идти в Советский Союз самостоятельно. — Иван Дмитриевич тяжело сел и, расстегнув китель, внимательно посмотрел на нас. — Вы бросали когда-нибудь корабли во льдах? Вот что, разбежавшиеся корабли, думаю, надо искать у берегов Новой Земли. Начните с нее. Задание ясно?
— Ясно! Разрешите действовать?
— Вы, браточки, осторожнее там. Вам одинаково будут опасны и немецкие самолеты, и обнаруженные корабли союзников. Последние могут принять вас за противника и подбить из зениток...
В приемной мы немного задержались, чтобы у Сузюмова уточнить детали задания и выяснить подробности разгрома конвоя PQ-17. Оказалось, что в связи с появлением в этих водах фашистского флота в составе линкоров и тяжелых крейсеров «Тирпиц», «Лютцев», «Шеер» и «Хиппер» Британское адмиралтейство дало указание боевым кораблям на полной скорости отойти на запад, а торговому флоту следовать самостоятельно в советские порты.
— По данным нашей разведки, боевые корабли противника на трассу следования конвоя PQ-17 так и не выходили, — говорил Сузюмов. — Выйдя в открытое море, немецкий линейный флот, опасаясь наших подводных лодок, вернулся обратно на свою базу в Нарвик. Кстати, наша подводная лодка К-24, которой командует Лунин, пробралась сквозь ограждение немецкого флота и выпустила торпеду по линкору «Тирпиц», который с большими повреждениями тоже ушел в Нарвик...
Сузюмов замолчал. В приемной долго стояла тишина, лишь настенные корабельные часы продолжали четко и неумолимо отстукивать невозвратимые секунды.
— Ну, мы пошли, — тихо сказал Орлов.
Уже в дверях мы снова услышали голос Сузюмова:
— Три фута под килем!
В этой традиционной фразе моряков всего мира прозвучало доброе пожелание счастливого полета, удачных дел, а «три фута» мы мысленно перевели в те двадцать пять метров над препятствием, которые не раз спасали нас при разведке льдов в тумане.
Спустя час мы уже шли бреющим полетом над тайгой, стараясь не быть обнаруженными вражескими истребителями и разведчиками, которые в поисках наших аэродромов могли пристроиться у нас за хвостом и следовать до места посадки.
В воздухе было жарко. Пахло хвоей и парами бензина. Самолет летел так низко, что верхушки деревьев изумрудной волной разбегались за ним, а стекла пилотской кабины быстро покрывались жирным слоем разбивавшихся о них насекомых. Вскоре тайга начала редеть. Огромные заболоченные пятна тундры и россыпь озер все больше и больше вытесняли зеленое однообразие лесов...
Вот мы и над холодным Баренцевым морем. Далеко позади осталась земля. Самолет идет низко, почти над гребнями разгулявшихся волн. В кабине чувствуется солоноватая прохлада. Сергей Наместников, радист, не выходит из своей башни, а наши глаза до боли впиваются в серо-зеленую зыбкую поверхность моря и голубую бездну неба.
— Корабль впереди слева под тридцать градусов! — раздается голос Сергея в наушниках.
На раскачивающихся волнах в бинокль я вижу небольшую парусно-моторную шхуну.
— Похожа на гидрографический бот типа «Темп», — говорю Орлову и, беря управление на себя, передаю ему бинокль.
Юра внимательно осматривает корабль и с облегчением отвечает:
— Точно! Один из наших гидрографических ботов — «Темп» или «Нерпа».
— Отчаянный кораблик! — с восхищением говорит Николай Кекушев, первый бортмеханик. — Куда же его черт несет? Ведь в этом районе барражируют фрицы.
