на лице не дрогнул ни один мускул, — открыл дверь шире и впустил меня в здание. «Прошу подождать», — произнес он и удалился по коридору. Я рассчитывала увидеть знакомое лицо, но после нескольких минут ожидания в комнату влетел рослый дородный мужчина в добротном черном костюме, отглаженной белой рубашке и галстуке. У него были закрученные усы, в одном глазу — монокль. Едва он увидел меня, весь лоск с него тут же слетел. На миг, продлившийся не долее одного удара сердца, тело его замерло, а на лице появилось выражение — глаза расширены, рот распахнут — человека, который увидел призрак; потом он рывком вернулся к реальности. Подошел ко мне, заключил в ладони мою протянутую руку и представился Аристидом Артопулосом. Сказал, что он президент Бодлеровского общества.
— Я как раз собирался поужинать в другом месте, — объявил он басом. — Не соизволите ли присоединиться? Будет возможность говорить о Бодлере сколько наши души пожелают.
Первым моим естественным порывом было отклонить приглашение, но в этом человеке ощущалось нечто неодолимо привлекательное. Да и вообще, что такого, если это поможет мне отыскать Матильду, Эдмонду и Люсьена? Мы вдвоем вышли за дверь и сели в поджидавший экипаж.
Экипаж повез нас через весь город в «Мезон Доре», Аристид говорил неумолчно и все время о самом себе. Но поскольку вращался он в высших кругах и его связи выглядели безупречными, разговор оказался интересным. Но от меня не укрылось, что в этом словесном водопаде ни разу не мелькнуло имя Бодлера. Мне это показалось любопытным. В конце концов, я же кандидат на вступление в Бодлеровское общество, и он должен провести со мной соответствующее собеседование.
В ресторане он спросил частный кабинет, и когда мы уселись, на нас толпою налетели официанты. Артопулос заказал, не посоветовавшись со мной, омара «Термидор» для нас обоих, а к нему бутылку «Ле Кло Шабли»: она стала первой из многих, которые мы выпили в тот день.
История его жизни вкратце выглядела так: родился в Александрии в семье купца-грека. Учился в швейцарском пансионе, потом изучал английскую и французскую словесность в Кембридже. Будучи младшим из четырех сыновей, избежал необходимости вступать в семейное дело и волен был посвятить свою жизнь Музе — так он это назвал, добавив, что, несмотря на свою страсть к литературе, полностью лишен к ней таланта. Он отхлебнул вина и объявил, что членом Общества стал совсем недавно.
— Как же вам удалось так быстро подняться до поста президента? — поинтересовался я.
— Боюсь, это довольно грустная история. Дело в том, что предыдущий президент пропал. Строго говоря, на данный момент я единственный член общества, а значит, его президент по умолчанию.
Эта новость преисполнила меня тревоги. Матильда была, пожалуй, самой трезвомыслящей из всех известных мне людей. Не из тех она, кто станет исчезать. И странно слышать, что Артопулос единственный член Общества: что случилось с Люсьеном? Мне очень хотелось расспросить его подробнее, но интуиция призывала не форсировать события.
— Как же можно исчезнуть в наше-то время, при существовании газет, телеграфа и паспортов?
— Это происходит куда чаще, чем вы можете себе вообразить. Люди исчезают постоянно. — Аристид задумчиво жевал омара. — Боюсь, речь тут идет о несчастной любви.
— Вот оно как. — Мне хотелось, чтобы он и дальше развивал эту тему, но при этом не чувствовал степени моей вовлеченности.
— Мой друг, вы вступаете в Бодлеровское общество в занятный период его истории. В момент его величайшего расцвета, году в тысяча восемьсот семидесятом, в Обществе состоял пятьдесят один человек. То были лучшие литературные умы Парижа, а председательствовала основательница Общества, мадам Эдмонда де Бресси. Но мадам Эдмонда приняла участие в Коммуне, отправилась в изгнание да так и не вернулась. Общество она оставила на попечение своей компаньонки Матильды Рёг. Матильда происхождением из рабочего класса. Она, по сути, неграмотна, и ее председательство в столь почтенной организации иначе как скандальным не назовешь. У нее есть незаконнорожденний сын, поговаривали даже, что она была проституткой, прежде чем мадам Эдмонда своим решением сделала ее главой нашего Общества. Матильда до последнего времени всем и управляла, но, боюсь, чрезвычайно неудачно. Положение наше плачевно. Насколько я понимаю, от состояния мадам Эдмонды почти ничего не осталось. Все растрачено. Как мне представляется, Матильда просто ограбила ее и сбежала. До моего вступления в Обществе было лишь трое членов: мадам Матильда, мадам Эдмонда, ныне проживающая среди дикарей в южных морях, и Люсьен Рёг, сын Матильды, профессиональный бродяга, вечно шляющийся по каким-то экспедициям. Люсьен отправился в южные моря в надежде отыскать Эдмонду, которой никто не видел уже двадцать лет. Похоже, что он ее не только нашел, но и непонятным образом убедил вернуться во Францию. Как это ни печально, и Люсьен, и Эдмонда скончались по пути обратно в Париж.
К счастью, обителью мне служило тело лицедея, ибо, хотя слова Артопулоса и стали для меня ударом, возникло ощущение, что меня внимательно рассматривают. Если не считать легкого движения бровей и хмыканья, изображавшего определенную заинтересованность, лицо мое осталось неподвижным. Взяв стоявший передо мной бокал, я медленно отпил, вновь откинулся на спинку стула и слегка склонил голову набок, будто выслушивая занятную историю про совершенно незнакомых мне людей.
— Как так вышло?
— Они ехали поездом из Нанта в Париж, в одном купе. Насколько я понимаю, у мадам де Бресси незадолго до того случился приступ невралгии. Люсьен должен был за нею ухаживать. Он, как считается, убил ее ножом для бифштекса, а потом вонзил его себе в грудь.
Сердце у меня так и бухало.
— Зачем ему это понадобилось?
— В высшем парижском обществе очень хотели бы это понять. Если вас интересует мое мнение, нет ничего удивительного в том, что мужчина, воспитанный двумя женщинами, склонен к истерикам.
— Возможно, Матильда от горя решила бросить прежнюю жизнь и отправилась в скитания. — Такое предположение выглядело вполне уместным. — Случается, что человек уходит из дома и никогда уже не возвращается.
— Да, я про такое слышал, — ответил Артопулос. — Алиенисты именуют это амбулаторным автоматизмом. Насколько я понимаю, к нему особенно склонны представители рабочего класса. Итак, поскольку Матильда исчезла неведомо куда, похороны пришлось организовывать мне. Кончилось тем, что я оплатил участок на Монпарнасском кладбище из собственных средств. Взял на себя смелость поместить их в общий склеп под прекрасной серо-розовой мраморной плитой, где начертано название Бодлеровского общества.
Артопулос вернулся к омару. Я следил, как ест этот любопытный персонаж. Он поглощал блюдо быстро, набивал рот до предела, а потом жевал, как кролик. Я, со своей стороны,
