Но умные люди быстро сопоставили факты и сообразили, где он их нашел. Спор пошел не о том, что плохого сделать Первому принцу, словно объявления вне закона мало, а о том, что делать с завещанием. Можно ли учитывать его при подсчете голосов и что делать с правом «последней воли императора».
— Какое решение приняла Палата? — заинтересовалась Кэра.
— Компромиссное, то есть не устраивающее всех, — улыбнулся Тибер.
— Молчи, — предупредила его Кэра, предостерегающе подняв ладонь. — Еще одной порции самовосхваления я не перенесу.
— Никто меня не любит и не ценит, — обиженно вздохнул он, но слова не соответствовали нагловатой улыбке, прилипшей к его лицу.
— Зато ты себя явно переоцениваешь. Эта затея с завещанием была слишком рискованной. Любая случайность могла привести к обратному эффекту.
— Ты слишком драматизируешь. Даже если допустить, что Тар вызнал, что род Суан просто подставили. На меня он подумает в последнюю очередь.
— А если меня кто-то узнал?
— Каким образом? — удивился Тибер. — На тебе был плотный плащ, капюшон, маска. Ты ведь не забыла про маску? — уточнил он.
— Разумеется, не забыла.
— Тогда, все в порядке. Да и неуверен он, что ты служишь именно мне.
— Что с решением Палаты? — спросила Кэра, меняя тему.
— Свитки пока что отправили на тщательную проверку. Распечатывать их не будут. А голоса императора не станут учитывать при последнем голосовании…
— Разве это не твой проигрыш? — нетерпеливо перебила его Кэра. — Ты лишился голоса Басора Суана, но не приобрел голосов императора.
—…но право последней воли останется в силе, — как ни в чем не бывало, продолжил Тибер. К приступам импульсивности Кэры он давно привык. — Если голосование закончится в очередной раз ничем. То завещание вскроют, и новый император будет объявлен согласно воле старого. Теперь у молчунов в Палате Власти нет выбора. Либо они выбирают меня, либо Харуса. А если не определятся за последнее заседание, то в дело вступит право последней воли.
— То есть опять ты.
— Но они то об этом не знают. Все уверенны, что в завещании указан Тар. Одна мысль о том, что они объявили вне закона императора заставляет их жалкие душонки трястись от страха. Нет, даже самые упертые сделают свой выбор. Причем бесплатно!
— Но они могут выбрать и Харуса.
— Кто-то так и сделает, — не стал отрицать Тибер. — Но большинство, как я тебе говорил, захотят видеть на троне слабую фигуру. А не императрицу Сейлан, которая и будет дергать моего брата за ниточки.
— Лорс и Бадрис тоже не выглядели самостоятельными фигурами, — напомнила Кэра. — Всех это устраивало. Почему с Харусом все должно быть иначе?
— Императрица Медея и моя дорогая мамочка — зло знакомое, известное и изученное. За эти годы в Палате Власти сформировались устойчивые фракции Красного и Синего двора. Все знают, что будет в случае победы красных или синих, а что случиться при поражении. А императрица Сейлан — это Сейлан, — улыбка на губах Тибера стала мечтательной. — Наблюдая со стороны, я научился у нее столь многому, что мог бы назвать ее учителем. Палата Власти ее опасается. К тому же, многие из них голосовали за ее заключение под домашний арест. А кое-кто настаивал на казни. Думаешь, Сейлан про это забыла? Нет! Она просто отложила свою месть. Выжидает, словно терпеливый хищник у тропы на водопой. Потому что точно знает — у добычи нет иного пути.
— Кажется, ты что-то подобное говорил про Тара?
— Они похожи… мы все похожи. Но Тар стал сильным слишком быстро. Это его расслабило, сделало ленивым и предсказуемым. Мне приходилось крутиться как проклятому, Сейлан выжидала. Но теперь пришло мое и ее время. А Тар… это героическое прошлое, у которого нет будущего.
— Если ты рассчитываешь победить честно? То зачем все эти игры с подделкой завещания?
— Всегда нужен запасной план, — улыбка Тибера слегка подувяла, и это насторожило Кэру.
— А все же ты не так уверен в своей победе, как хочешь показать, — внезапно осознала она. — Ты боишься Второй императрицы. Не знаешь, что она может предпринять… Именно поэтому пытаешься стравить ее и Тара! А я все гадала, зачем ты добавил к завещанию еще и печать.
Тибер насупился, а затем вновь улыбнулся.
— Да. Тару плевать на выборы императора, в отличие от памяти о своей матери. Интригу Сейлан против Лорса он еще может простить, но против матери не простит никогда. И я дал ему нужные доказательства вины Второй императрицы. Никогда не понимал, чего тут гадать? Никто иной просто не мог заполучить в свои руки печать Первой императрицы, чтобы отправить поддельные приказы легионам. Тар слишком верит в семейные узы. А это глупо. Но теперь-то он вспомнит про Вторую императрицу. Ты права, Сейлан не будет бездействовать и постарается заполучить как можно больше голосов. Будь у нее больше времени, все могло быть иначе. Но этого времени у нее нет. Тар его не даст!
— Думаешь, каких-то слухов о связях Оранжевого двора и рода Суан, печати и завещания будет достаточно? В лучшем случае, Тар станет все проверять и перепроверять. В худшем — не поверит в череду таких странных совпадений. Не поверит и заподозрит неладное.
— Но не меня! — обрадовано бросил Тибер. — Меня во время гибели Первой императрицы и близко не было. Я непричастен! И Тар об этом отлично знает. К тому же, почему ты думаешь, что он не поверит? Я даю ему доказательства, которые он так долго искал. Связь Оранжевого двора с родом Суан и печать Первой императрицы — просто ниточка к прошлому. Можно сказать, я открываю моему недожаренному братцу глаза на заговор трех императриц. Ведь именно Сейлан сыграла в этом заговоре ведущую роль, подставив свою «лучшую подругу» под удар Белых жрецов. Пора покончить с этой злодейской злодейкой! Которая, к тому же, причастна к убийству моего дорогого старшего брата! Поздновато, но лучше поздно, чем никогда! Синий двор выбыл из игры, красный тоже. Настал черед Оранжевого. Тар — это только начало. Белые жрецы жаждут возвести на трон свою марионетку, — он постучал пальцами по груди. — И былым договоренностям с Оранжевым двором конец. Да и не было никаких договоренностей. Каждая из сторон использовала друг друга.
— Прямо, как это делаешь ты? — заметила Кэра, пытаясь увязать в голове весь этот торопливый поток сознания. Тибер слишком долго держал в себе множество своих и чужих тайн и, найдя благодарного слушателя, не мог остановиться.
Говорил он правду, преувеличивал или откровенно врал, она не знала. Но старалась запомнить слово в слово.
— Дурной пример заразителен. Веру в какую-то там честность большой политики я потерял даже раньше, чем девственность. Союзы, альянсы, договора — победитель всегда прав, а побежденный — просто неудачник. Предай сам или предадут тебя. Это не турнир боевых мастеров, награды за второе место не будет. Если жив останешься, то считай, что тебе повезло. Не я придумал эти правила. Но я научился по ним прекрасно играть.
Обычно Тибер предпочитал встречаться с братом Анато наедине. Вернее, он вообще не любил встречаться с фанатичным святошей, предпочитая ограничиваться письмами. Но постоянно так проделывать не представлялось возможным. Жреца начинали одолевать ненужные подозрения. И брат Анато мог посчитать, что рыбка в лице Третьего принца, сорвалась с крючка. Не понимая, что именно он является не рыбаком, а рыбой.
— Как прошла тайная встреча со Второй императрицей, — спросил Тибер, после короткого обмена приветствиями.
— Продуктивно, — признал Анато. — Императрица Сейлан от лица Харуса обещает мне полную поддержку во всех начинаниях, — всегда спокойный жрец позволил себе кривую усмешку. — Включая разрешение строить храмы во всех крупных городах империи и защиту проповедников в западных провинциях.
— Какое щедрое предложение, — отозвался Тибер, скопировав усмешку брата Анато. — А что взамен?
— Сущая мелочь, — жрец небрежно всплеснул руками, — одного покалеченного принца должны найти в канаве. Мертвым.
— Не оригинально и обидно, — поморщился Тибер. — Я надеялся, что императрица Сейлан придумает для меня что-то более изысканное столь банальной смерти. Хотя, стоит отдать ей должное, в подобную глупую смерть могли с легкостью поверить.
— Еще один предложенный вариант — зарезали в пьяной драке.
— Этот вариант лучше, но все равно не то. Накачаться сладким дурманом, залиться до бровей хорошим вином и сдохнуть на шлюхе в кульминационный момент процесса — вот такая смерть была бы интересной. А канава или