С. Ушаков. «Троица ветхозаветная», 1671 год, Русский музей, Санкт-Петербург
Со времени Ушаков стал главой русской школы иконописцев, которая зародилась именно в стенах Оружейной палаты. Мастер получал много заказов. Он работал над украшением помещений самой Оружейной палаты, над декором Архангельского и Успенского соборов. С 1648 по 1664 год Ушаков занимался оформлением Серебряной и Золотой палат. Результатом неустанного труда мастера стало создание уникального по своей красоте памятника русской живописи. В 1668 году он исполнил роспись на стене Грановитой палаты Кремля.
Ушаков не оставлял работы над иконами, которые ему заказывали настоятели церквей и монастырей. Его произведения украшали стены Благовещенского собора, Троице-Сергиева, Новодевичьего и Донского монастырей, церкви Григория Неокесарийского, а также собор Василия Блаженного. Работал Ушаков и над созданием иконостаса для Грузинской церкви, находящейся в Китай-городе.
Помимо создания росписей и икон, Ушаков проявил себя еще в одном направлении, не совсем типичном для иконника. Он чертил карты, создавал эскизы к рисункам, которые затем наносили на государственные стяги, монеты или приклады ружей. Кроме того, он работал над созданием гравюр и офортов. Наибольший интерес среди них представляет офорт, названный «Семь смертных грехов», созданный в 1665 году.
Нужно сказать, что Ушаков жил и создавал свои произведения в неспокойное время. Войны, восстания и борьба официальной церкви с раскольниками, польская война — вот лишь немногие события, которые сполна отражают характер того времени.
К этому же периоду российской истории относится и ужесточение императорской власти, а также усиление помещичьего произвола.
В связи с этим народные восстания вспыхивали в XVII столетии одно за другим: Медный бунт, Соловецкое восстание и т. д. Вот как описывается Медный бунт Григорием Котошихиным: «Были в смятении люди торговые и их дети, и рейтары, и хлебники, и мясники, и пирожники, и деревенские, и гулящие, и боярские люди…»
В такое тревожное время приходилось работать талантливым мастерам. Ушаков оказался свидетелем многих исторических событий. Однако, по счастью, самого его они мало затронули. Он не подвергался опале, а его произведения не предавались хуле. Лишь однажды пристав Григорий Иванов проводил жалованного иконописца в Николо-Угрешский монастырь, в стенах которого Ушаков пробыл четыре месяца: «Вы б того иконописца Симана держали в монастыре до указу великого государя…»
С. Ушаков. «Великий архиерей»
Историки связывают это событие из жизни мастера с расколом, происходящим в то время в официальной церкви. Кроме того, полагают, будто тогда в полицейский участок Москвы пришло донесение о том, что над домом живописца якобы видели огромное пламя.
Для того чтобы определить, не является ли Ушаков вероотступником, полицейские власти решили провести в его доме тщательный обыск, а самого мастера заточить в монастырь. Однако никакие доказательства вины Ушакова ими найдены не были. А потому власти решили отпустить художника на свободу.
Ушаков проработал в Оружейной палате в течение 40 лет. За эти годы он стал авторитетным и непревзойденным живописцем XVII века. Он стал первым иконописцем, начавшим подписывать свои произведения. Ему была дарована специальная грамота, которая давала живописцу право наблюдать за расписыванием икон и следить за качеством работы прочих иконописцев того времени.
С. Ушаков. «Богоматерь Кикская»
Действительно, авторитет Симона Ушакова в области иконописи был непререкаем. С ним советовались и тогда, когда необходимо было положить жалованье тому или иному мастеру. Иконописец ссылался на свой авторитет и талант и во время походов к казначею, который, по мнению Ушакова, выдавал ему недостойное жалованье. Об этом свидетельствуют грамоты, оставленные иконописцем: «Бьет челом Симка Ушаков… Мне ничего не дано и платья не делавано за мое службишко…»
Подобные посылаемые Ушаковым грамоты редко оставались без ответа. За «великий труд» казна выдавала иконописцу «калачи толченые, блюда пирогов пряженных, ведро пива, полть ветчины, языки говяжьи, сапоги сафьянные, штаны суконные, рожь и овес».
Но не все в работе Ушакова было гладко. Занимая должность организатора придворной мастерской живописи, Симон Ушаков находился в затруднительном положении. С одной стороны, он должен был требовать от мастеров точного следования уже сложившимся к тому историческому периоду иконописным традициям. С другой — живописец сам понимал, что эти традиции постепенно изживают себя и уходят в прошлое, переставая соответствовать требованиям времени.
Знаменитый художник XIX века И. Грабарь, упоминая о мастерской и школе Ушакова, называет его компромиссным живописцем: «Он не имел крыльев, чтобы подыматься ввысь, но ему не хватало мужества опуститься на землю до конца, и он повис посередине…»
На самом деле художественная манера Ушакова во многом напоминает творчество авторов предыдущего поколения. Однако невозможно недооценить те достижения и новаторские приемы, которые были выработаны русским мастером в процессе творчества. Ушаков и его ученик Иосиф Владимиров старались создавать такие произведения, чтобы в них была «телесность, светловидность и живоподобность». И все это было нужно для того, чтобы творить «первозданную красоту».
В этом Ушаков и его ученики были новаторами русского иконописного письма XVII века. Изображаемые ими святые мало чем отличались от живых людей. Владимиров говорил: «Все ли святые смуглыми и тощими были? Разве весь род человеческий на одно лицо создан?» Ушаков также считал важным стараться изображать на полотне живую душу. По его мнению, живопись подобна зеркалу и «является всегда живой, хотя ни тела, ни души не имеет человеческих».
Однако не все относились к иконам так, как Ушаков и Владимиров. Например, патриарх Никон зеркал не любил. По его приказанию приближенные разбивали зеркала, привезенные из Европы. Кроме того, по повелению же владыки они выкалывали глаза на лицах святых, изображенных на чужеземных иконах. После этого иконы, как правило, предавали огню. Царь Алексей Михайлович мог только воскликнуть на это: «Зачем жечь! Лучше мы их в землю зароем!»
В связи с подобным отношением верховного владыки церкви к иконам зародившиеся в мастерской Ушакова новые художественные приемы долгое время оставались невостребованными.
Патриарх Никон не собирался отказываться от своих взглядов. Его во всем поддерживал протопоп Аввакум, возглавивший движение раскольников. В своих речах и наставлениях они выступали против «плотского умысла в иконописании».
Однако, как оказалось, дело было вовсе не в патриархе и протопопе Аввакуме. И после их изгнания на Руси оставались еще придворные служаки и мастера, которые ратовали за «смуглое и темновидное» изображение святых. Обычно за подобными выступлениями в защиту старых иконописных традиций скрывалось простое неумение писать. Вот как об этом сказал Ушаков: «Многие из нас, будучи мало искусны в художестве, пишут, скорее, достойное смеха». Мастера поддержал и его ученик: «По деревням и селам перекупщики и щепетинники иконы коробами таскают, а писаны они так скверно, что иные походят не на человеческие образы, а на диких людей…»
Сам же Ушаков стремился так изобразить святого, чтобы он «ожил» и был мало похож на те плоские и мертвые образы, которые представали на иконах старых мастеров. Лики, созданные талантливым мастером, светлы, пропорциональны и объемны, что создает впечатление их материального присутствия. Образы святых — живые и одухотворенные, призванные выражать самые высокие человеческие чувства и переживания: сомнение, раздумье, печаль. Они всегда мягки, лиричны и лишены даже самой малой толики того сурового аскетизма, которым отмечены персонажи-святые, изображаемые мастерами ранней эпохи. При этом художник руководствовался принципом, который выразил его ученик, Иосиф Владимиров: «Не знамения бы ради и чудес подобные персони… истинного ради образа и вечного их воспоминания».
Глаза святых, созданных кистью Ушакова, необычайно выразительны. Они передают все человеческие чувства и переживания, источником которых является обладание высшим знанием.
Все образы святых были списаны мастером с натуры. Кроме того, им были созданы и портреты. В летописях говорится о том, что, помимо икон, Ушаков писал портреты царей и их приближенных. К сожалению, ни один из портретов не сохранился до наших дней.
Произведения Ушакова по технике исполнения заметно отличаются от иконописных работ других авторов того времени. В его образах, с одной стороны, прослеживается энергия и динамизм, с другой — спокойное величие, монументальность и торжественность, присущие жанру иконописи.
