и черное белым, злоупотребляющими законами, превращая их в орудие несправедливости, доводящими нуждающихся в их защите до нищенской сумы и раздирающими их, как голодные
коршуны раздирают невинную
овечку?» и т. д. Здесь г. фон Галлер забывает, что он прибегает к такой риторике именно для защиты того положения, что
господство более
сильных есть вечное установление Господа Бога, – установление, сообразно которому коршун раздирает невинную овечку, что, следовательно, более сильные благодаря знанию закона поступают совершенно правильно, разоряя и грабя более слабых, нуждающихся в их покровительстве. Но было бы слишком много требовать от автора, чтобы он свел воедино две мысли там, где нет ни одной. – Что г. фон Галлер является врагом
законоуложений – это само собой понятно; гражданские законы, согласно ему, частью «не нужны, так как
они само собою понятны из естественного закона», – много было бы сбережено лишнего труда, потраченного со времени основания государств на законодательствование и на составление законоуложений, трудов, которые вдобавок были затем потрачены на изучение права, изложенного в законах, если бы искони успокаивались на основательной мысли, что
все это само собою понятно, – «а, с другой стороны, законы, собственно говоря, даются не частным лицам, а низшим судьям в качестве
инструкций, дабы сделать им известной волю высшего судьи.
Суд ведь и помимо этого (см. I т., стр. 297; 1 ч. стр. 254 и все другие места книги) не есть обязанность государства, а благодеяние, именно помощь, оказываемая более сильными, и представляет собою лишь нечто добавочное. Среди средств для обеспечения права он не наиболее совершенный, а представляет собою, наоборот, средство
ненадежное и
сомнительное; наши ученые правоведы нам оставляют это единственное средство и лишают нас
трех остальных средств, как раз тех средств, которые
наиболее быстро и надежно ведут к цели и которые, помимо первого,
милостивая природа дала человеку для
обеспечения его правовой природы». И этими тремя средствами являются (что бы вы думали?): 1)
самостоятельное исполнение и
насаждение естественного закона; 2)
противодействие несправедливости; 3)
бегство там, где уже нельзя найти никакой помощи (как немилостивы, однако, ученые законоведы по сравнению с милостивой природой!). «
Естественный же божественный закон, который (т. I, стр. 292) всеблагая природа дала каждому, заключается в следующем: почитай в каждом равного тебе (согласно принципу автора, закон должен был бы гласить: почитай того, который
не равен тебе, а является более сильным); не наноси оскорбления никому,
не оскорбившему тебя; не требуй ничего такого, чего он не был бы
обязан сделать (но что же именно он обязан сделать?), и еще больше: люби твоего ближнего и приноси ему пользу, где только ты можешь».
Насаждение этого закона в сердцах должно быть тем, что делает излишним законодательство и государственное устройство. Было бы любопытно знать, как г. фон Галлер объясняет себе тот факт, что, несмотря на внушение этого закона, на свете все же возникли законодательства и государственные устройства. – В III т., стр. 362 и сл. г. автор дошел до «так называемых национальных свобод», т. е. до юридических и конституционных законов народов; каждое определенное законом право называлось в этом великом смысле
свободой; он говорит об этих законах, между прочим, «что их содержание обыкновенно
очень незначительно, хотя в
книгах придают большое значение такого рода
документальным свободам». Когда же из дальнейшего чтения мы видим, что автор говорит здесь о национальных свободах немецких имперских сословий, о charta magna английского народа, «
которую, однако, мало читают и, благодаря устарелым выражениям, еще меньше понимают», о bill of rights и т. д., о свободах венгерского народа, то мы приходим в изумление, когда слышим, что эти почитаемые столь важными народные достояния представляют собою нечто незначительное и что у этих народов их законам, соучаствовавшим и каждодневно и каждочасно соучаствующим во всякой паре одежды, которую носят отдельные лица, в каждом куске хлеба, который они съедают, – что этим законам придается значение
лишь в книгах. – Укажем еще на то, что особенно плохо г. фон Галлер отзывается о
прусском всеобщем уложении (I т., стр. 185 и сл.), потому что нефилософские заблуждения (хорошо уже то, что этими заблуждениями, по крайней мере, является не
кантовская философия, против которой г. фон Галлер наиболее ожесточен) оказали свое
невероятное влияние и главным образом, между прочим, потому, что в этом уложении говорится о
государстве, государственном имуществе, цели государства, о главе государства, об
обязанностях главы государства, о слугах государства и т. д. Более всего не нравится г. фон Галлеру «право облагать
налогами частное имущество граждан, их промыслы, продукты или потребление с целью
удовлетворения государственных потребностей, ибо как сам прусский
король, так и прусские граждане ничем не владеют как собственностью; прусский король ничем не владеет потому, что король уже
не имеет ничего собственного, так как государственное имущество квалифицируется не как частная собственность, а как государственное имущество; равным образом и
прусские граждане не обладают как собственностью ни своим телом, ни своим состоянием, и все подданные являются
юридически крепостными, ибо –
они не имеют права уклоняться от служения государству».
Читая все эти невероятные нелепости, мы могли бы находить необычайно комичной ту чувствительность, с которой г. фон Галлер описывает невыразимое удовольствие, доставленное ему его открытиями (I т., предисловие). «Такую радость может чувствовать лишь любящий истину, когда он после честного исследования получает уверенность, что он как бы (да, как бы!) угадал изречение природы, само слово Божие (слово Божие, наоборот, весьма ясно различает между божественными откровениями и изречениями природы и природного человека); как он от одного лишь восхищения готов был пасть на колени; поток радостных слез потек из его глаз, и с тех пор в нем зародилась живая религиозность». – Г. фон Галлера религиозность должна была бы скорее побудить оплакивать это как тягчайшую кару Божию, ибо отдаление от мышления и разумности, от почитания закона и от познания бесконечной важности, божественности того обстоятельства, что обязанности государства и права граждан определяются законом, – отдаление от этого до такой степени, что слово Божие подменяется абсурдом, есть жесточайшее несчастие, какое только может постигнуть человека.
Или у Гете: Zuschlagen kann die Masse,
Da ist sie respectabel,
Urtheilen gelingt ihr miserabel. (Наносить удары масса может, тут она действует ничего себе, но суждение ей плохо удается.)