брата и сверг его, основатель династии был возвращен из ссылки в Гао, где вскоре и умер.
После девятилетнего правления аскии Исхака I (1540–1549), который ничем, кроме благочестия, не прославился, на престол вступил еще один из сыновей ал-Хадж Мухаммеда I — аския Дауд. Обстоятельства его прихода к власти довольно туманно изложены у Махмуда Кати: Исхак-де назначил было преемником своего сына, «но жители Сонгай согласились только на аскию Дауда». Довольно сомнительно, конечно, чтобы мнением «жителей Сонгай» особенно интересовались, — скорее всего Дауд просто захватил власть. Но его правление, бесспорно, оказалось апогеем державы, которую создали сонни Али и аския ал-Хадж.
Современники Дауда почувствовали это очень хорошо. Вот как отзывался о его царствовании Махмуд Кати, человек очень осведомленный и имевший, так сказать, базу для сравнения: «Этот свет ему споспешествовал: он получил власть и главенство, каких желал, и к нему пришли обширные мирские богатства. Он следовал за своим отцом, аскией Мухаммедом, и братьями своими. Они посеяли для него, он же пришел и собрал урожай; они выровняли землю, а Дауд пришел спать на ней. И в стране Текрур, от Мали до Лоло, не было никого, кто смел бы поднять руку: в день восшествия своего на престол Дауд нашел людей послушными покорными рабами».
Собственно говоря, у аскии не было даже особой нужды совершать завоевательные походы: никому не приходило в голову оспаривать, его военное и политическое первенство в Западной Африке. И цели его военных экспедиций были главным образом чисто грабительские: захват рабов и прочих богатств у соседей. Эти захваты сопровождались внутри Сонгай раздачей огромных земельных владений с рабами и рабов без земли. Больше всего таких даров получала верхушка факихов. Пожалуй, в этом отношении аския Дауд превзошел даже своего отца, ал-Хадж Мухаммеда I. Не мудрено, что «История искателя» восторженно оценивала благочестие аскии и его благоговение перед факихами! Кстати, сам «альфа Кати» не стеснялся просто выпрашивать подарки у государя: именно так обстояло дело с пожалованием ему поместья Диангадья с 13 рабами и надсмотрщиком при них — об этом у нас уже шла речь несколькими страницами раньше. Причем имение пришлось отобрать у очень важного сановника — кабара-фармы, наместника Кабары, гавани Томбукту. «Из-за этого, — комментирует хроника, — альфа поссорился с кабара-фармой Алу». Как после этого было потомкам Махмуда Кати не говорить о «славных свойствах и прекрасном поведении» аскии!
Конечно, кроме религиозного благочестия — а эту причину никогда нельзя сбрасывать со счетов, когда мы имеем дело с людьми средневековья, будь то в Африке, на Ближнем Востоке или в Европе, — Даудом руководил и трезвый политический расчет. Он старался еще больше укрепить одну из социальных опор своей власти — мусульманское духовенство. При Дауде государство не знало никаких серьезных внутренних неприятностей — ни восстаний вассалов, ни усобиц.
Дауд, по-видимому, был и в самом деле фигурой незаурядной по тем временам: он — единственный из сонгайских царей, о котором сообщали, что он обучался Корану и другим мусульманским дисциплинам. Он первый устроил книгохранилище и держал переписчиков, которые для него переписывали книги.
Преемникам своим аския Дауд оставил сильное и богатое государство. Но его блестящее правление не могло преодолеть коренных пороков социальной и политической организации державы аскиев. Это проявилось сразу же после смерти Дауда: сам он попытался сделать своим наследником своего сына Мухаммеда-Бани, но власть захватил другой его сын, правивший под именем аскии ал-Хадж Мухаммеда II. Его царствование продолжалось всего три года с небольшим, с августа 1583 г. по декабрь 1586 г., и не отмечено было ничем особо примечательным, не считая склоку, вспыхнувшую между верхушкой факихов Томбукту из-за должности кадия, которая освободилась после смерти кадия ал-Акиба. При этом любопытно, что аския старался как можно дольше остаться в стороне от этой истории. Только под сильным, очень сильным нажимом назначил он в Томбукту нового судью — сына того самого кадия Махмуда, который еще в правление аскии ал-Хадж Мухаммеда I претендовал на всю полноту власти в Томбукту.
В самом конце 1586 г царевичу Мухаммеду-Бани наконец удалось-таки свергнуть аскию. ал-Хадж Мухаммеда II и провозгласить себя царем. Но его царствование оказалось еще короче — меньше полутора лет. Зато именно в это время вспыхнула самая крупная из всех междоусобных войн, какие знала история сонгайского государства. Она началось ссорой между наместником Кабары, тем самым кабара-фармой Алу, у которого отобрали имение для передачи Махмуду Кати, и Садиком, сыном аскии Дауда, занимавшим второй после канфари пост в государстве — наместника и командующего войсками в центральных областях страны, «баламы». Вернее всего, ссора послужила только поводом для выступления баламы Садика против власти брата-аскии. Балама собрал войска и после неудачной попытки привлечь на свою сторону еще одного из сыновей аскии Дауда — канфари Салиха — двинулся на Гао. Аския Мухаммед-Бани выступил ему навстречу, но неожиданно умер в походе еще до столкновения с противником.
И встретиться с мятежниками в поле, нанести им поражение и закончить войну пришлось уже новому аскии — Исхаку II, тоже сыну аскии Дауда. Матерью Исхака была вольноотпущенница, поэтому царевичем он носил прозвище «дьогорани» — так звучал в сонгайской передаче. малинкский термин «дьонгорон» — «вольноотпущенник».
В апреле 1588 г. усобица была ликвидирована. Но она сильно подорвала мощь государства, и сказалось это уже очень скоро, в начале 1591 г., когда Исхаку II пришлось встретиться с куда более опасным врагом, чем балама Садик, — марокканским экспедиционным корпусом паши Джудара. И самый приход Исхака к власти был отмечен все той же печатью интриганства, склоки и борьбы мелких честолюбий. Дело в том, что, когда умер аския Мухаммед-Бани, несколько сановников попытались воспользоваться тем, что произошло это на стоянке, и провозгласить аскией одного из сыновей аскии Исмаила до того, как о смерти Мухаммеда-Бани узнают находившиеся в лагере сыновья и внуки аскии Дауда. Последних — а их там было около семидесяти — предполагалось просто-напросто перебить, так сказать, во избежание смуты. Исхак случайно узнал об этом плане и сумел его сорвать, заставив заговорщиков под угрозой смерти провозгласить царем его, Исхака.
Махмуд Кати довольно высоко оценивал личность нового аскии. Исхак-де «был благороден, добр, щедр и приятен лицом». Но это не помешало авторам хроники оценить царствование Исхака совсем по-другому. «Исхак, — говорит хроника, — пробыл у власти три года. В его дни обнаружился упадок их державы и стали очевидны в ней смута и потрясение».
Мы подходим к завершающему этапу истории Сонгай — его падению под натиском марокканских завоевателей. Поход паши Джудара имел довольно долгую предысторию. Мы не раз уже говорили, что
