день я взяла себя в руки и все же пошла на прием, на который записалась в перерыве между парами. Врач просто спросил мое имя, фамилию и возраст. Пора была кончать с этим безобразием в моей голове и жизни.
Я не успокоилась после того, как Влад со своими друзьями все-таки ушел. Аня держала меня за локоть и просила успокоиться. Эрен стоял около окна, скрестив руки на груди, и грозно смотрел вслед уходящей компании.
— Что на тебя нашло? — укоризненно прошептала Аня, когда их голоса стихли.
— Ты… вы не понимаете, они… он… — я металась в сомнениях по поводу данной темы.
— С тобой сегодня что-то не так, Тамар, — сказала Аня, нахмурив брови. Она, возможно, уже волновалась за меня, хотя мы и были знакомы меньше, если считая честно, одного дня.
— Все со мной нормально, просто вы не понимаете меня. Пойми, Ань, они это все делают намеренно, чтобы вывести кого-нибудь. Чтобы докопаться кого-нибудь из нас настолько, чтобы мы потом боялись к ним приближаться.
— Разве ты не ведешь себя так со вчерашнего и спросил Эрен, глядя в одну точку, но потом переведя взгляд на меня. В груди что-то резко потеплело, стало разгораться. Вот они — страх и стыд.
— О чем ты? — вдруг сказала я, как бы увиливая от вопроса.
— Ты думаешь, я слепой, Том? — Эрен смотрел на меня, не отводя взгляда. — У меня есть глаза, и вчера они все видели. Не делай вид, что ты сможешь защитить нас от них, если сама в данный страдаешь.
Я моргнула. Горячее ощущение из груди опустилось ниже — стало распространяться по всему телу. Стыд и страх заполняли меня.
— Что ты? Эрен, я не понимаю…
— Да брось! — не выдержал он и подошел ко мне, я попятилась назад. Эрен испугал меня в этот момент. — Ты чего? — он поднес руку ко мне, но я по привычке шарахнулась от нее.
— Ничего. Забудь о том, что ты видел, — попросила я, глядя в сторону вниз, — пожалуйста.
— Ребят, вы ничего не хотите мне рассказать? — послышался голос Ани.
— Нет! — одновременно с Эреном сказала я.
— Хорошо, как хотите.
***
Я рассказала Николаю Николаевичу обо всех случаях, когда я принимала таблетки, кроме самых важный, на которые еще не решилась. Какими способами я успокаивалась. Он внимательно меня слушал, не перебивал, поэтому казалось, что я просто веду монолог, и от этого было немного легче излагать свои мысли. Когда все, или почти все, было рассказано, Николай Николаевич наконец сказал:
— Мне все ясно. Ты занимаешься эскапизмом, причем развиваешь другие его виды. Эскапизм — это побег от скучной реальности, но для тебя это больше побег от волнующих событий. Можно ли назвать твои способы правильными? Конечно, нет, — он встал со своего кресла и подошел к столу. — Но эту проблему, естественно, можно решить. Я могу показать тебе начальный выход из положения. Вот, — он протянул мне что-то в руке — на мою ладонь опустился надувной шарик.
— Что это? — спросила я.
— У тебя есть кошка?
— Да, но как это связано? — я разглядывала силиконовый надувной шар голубого цвета.
— Когда ты дома, попытайся погладить ее, может быть, станет лучше. Но когда ты вне дома, просто помни о том, что злость можно выместить на этом шаре. Конечно, сначала это может показаться бредом, но потом ты поймешь принцип действия. Сейчас из лекарственных препаратов я могу прописать тебе только настойку валерианы. Попытайся не пить ничего другого, а валериану только в крайних случаях. А лучше, если появится злость или ты почувствуешь, что не сможешь выдержать волны эмоций, просто прокричись. Выйди в какую-нибудь пустошь и просто крикни в никуда. В конце концов сейчас можно найти звукоизолированные комнаты по всему городу. Кричи, пока не станет легче. Хочешь плакать — плачь. Лучше выплеснуть, чтобы стало легче. Пойми, Тамара, заглушая свои эмоции, ты накапливаешь еще больше, и в дальнейшем будет сложнее их сдерживать. Сейчас просто попробуй вымещать их на шаре. После попробуешь прокричаться, если захочешь. Иногда выпустить гораздо проще, чем потом не спать по ночам и пугаться от каждого шороха. Так можно заработать и шизофрению, и расстройство личности.
— Но что, если я боюсь их вымещать? — тихо спросила я.
— Почему?
— Каждый раз когда я хочу их выпустить, рядом оказывается какой-нибудь знакомый мне человек, и получается, что под обстрел попадает не пустота, а он. И из-за этого люди часто не понимают меня и просто отворачиваются. Не хотят выслушать.
— Потому что нужно чаще говорить близким о своих проблемах. Вымещая их за один раз, ты слишком нагружаешь их, и люди просто не понимают, как надо на это реагировать, потому что они не привыкли к твоим проявлениям эмоций.
— Как делать это, если они потом могут использовать мои жалования против меня же? — спросила я, складывая руки на коленях. Мне уже легче задавать вопросы, теперь осталось только научиться делать так, как советуют.
— Тамара, понимаешь, не все люди делают тебе зла. Не все хотят тебе навредить. Часто те, кто закрываются в себе, бояться обжечься, так как испытали болезненный опыт. Часто они думают, что все хотят лишь того, что с ними произошло, поэтому и не "наступают на те же грабли".
— А как же не бояться на них наступить?
— Мы в основном видим в мире только то, что хотим видеть. Если ты хочешь видеть, что люди хотят тебе зла, то ты думаешь, что все смотрят на тебя не так, все фразы имеют подвох, каждый мужчина, например, хочет от тебя только одного. Но ты попробуй просто не думать об этом и попробовать с кем-то познакомиться или просто начать общаться. Просто не думай об этом, и, возможно, ты увидишь, что не все такие, какими ты их видела прежде. Возможно, тебя полюбят за твою улыбку, а, возможно, кто-то возненавидит тебя просто за лучшие оценки. Посмотри на людей под другим углом.
***
Клим не знал таких людей, как Тамара. Ему не приходилось видеть таких напуганных, использованных жизнью людей. Ему хотелось узнать ее, понять, что происходит у нее внутри. Понять ее в целом.
Когда он впервые увидел Тамару, он подумал, что кто-то из его парней запугал ее или привел с собой. Она выглядела не просто напуганной, в ее глазах был просто животный страх. Глаза были настолько стеклянными, будто сейчас лопнут как стеклышки, они так блестели на фоне заката. Но в тот момент это выглядело не
