Таня: Минуточку. Я вот о чем думаю. Каждую из нас судьба приложила так, что мало не покажется. Мы этого не заслужили, правда? Так что за проклятье висит над нами? Может быть, это кара небесная?
Катя: За что.
Таня: Мало ли за что? Допустим, Господь карает нас за любовь. Может быть, Он считает это грехом. И Мамочка ничего не может с этим поделать.
Таня берет спичечный коробок, достает три спички, отламывает у одной головку и зажимает в кулаке.
Таня: Тяни.
Катя: Зачем.
Таня: Ехать в Америку. На три билета не хватит. Я продам часики и платье. Проклятое пятно. (Начинает плакать.) Кровь так плохо отмывается. Одна из нас должна попытаться. Вперед.
Катя: В Бруклин?
Таня: А ты как думала? Хорошо, попробуем пробиться здесь? Сумеем? Нет. Пока я здесь, я не могу не думать о Косте. Глянь, тот парень с картины Шагала упал и разбился, но мы не можем позволить себе упасть.
Катя: В самом деле, Шагал-то не разбился. Он улетел в Америку и спасся.
Таня: Вот видишь!
Вера: Поменять место жительства — поменять судьбу.
Таня: В конце концов, ради чего мы учили английский?
Катя: А отец?
Таня: Отец и не заметит, что одной из нас нет на месте.
Вера (с нарастающей заинтересованностью): Если я уеду в Америку и рожу там ребенка, он автоматически станет гражданином США.
Таня: Назови его «Бруклин».
Катя: Если дядя поможет, я открою юридическую контору. Тысячи русских пытаются получить там гражданство, так что клиенты у меня будут. И не придется воровать мясо у тигра. Господи, я ненавижу животных и мясо. Я пропахла псиной и мясом.
Таня: Там есть русские рестораны. «Русский самовар», «Русская распивочная», «Русская чайная». Костя говорил, один из ресторанов называется «Жар-птица». Для начала я наймусь официанткой, потом стану танцовщицей.
Вера: Я могу преподавать на кафедре славистики. Читать курс о Достоевском. Ведь я окончила университет с красным дипломом. Зачем?
Таня (держит в кулаке три спички): Начали! Кто смелее всех? Тащи! (Смотрит на платье.) Неужели это пятно никогда не очистится? Акулина Ивановна должна знать, как выводить кровяные пятна. Бедный Костенька! Если мы не уедем, я сойду с ума. Одна из нас должна проложить дорогу остальным.
Вера (колеблясь): Если я начну рожать в самолете, что тогда?
Таня: Ребенок получит бесплатный билет. Вперед!
Вера: Нет. У меня нет сил. Сегодня я едва спустилась по лестнице. А вы меня в Америку отправляете. Да к тому же там, наверно, такой же бардак, как и здесь. Кэлвин Клейн, Сикстинская капелла и Моника…
Таня: Нет, там не так. Горе побежденному! (Выбрасывает одну спичку.) Катя! Тяни.
Катя: Подожди?
Таня: Чего ждать? Если цирк закроется, тебе жрать будет нечего. Это твой последний шанс. Вперед!
Катя: А если я случайно натолкнусь на Джона? А Пепси без меня умрет с тоски. А если его захотят усыпить? Я не могу оставить моего тигра. Нет, я не поеду.
Вера: Мы Бога должны благодарить, что живем в Москве. Миллионы россиян все отдали бы за то, чтобы жить в столице.
Таня: Ты так считаешь? И это все, что тебе нужно? Смотри, потом не раскаивайся. Идиотка несчастная!
Катя: Ладно. А как насчет визы?
Таня: Сегодня же подам заявление. На этот раз мне не откажут.
Катя: С чего ты взяла?
Таня: Чувствую. И Мамочка оттуда меня подтолкнет. Так ведь, Мамочка? (Смотрит вверх.)
Катя: Никто тебе не даст визы. Теперь, после Косово, получить визу еще труднее. Не обманывай себя. Если бы Вера вышла замуж за своего ублюдка-антисемита, она получила бы визу. Евреям дают свободно, а тут уж этот мудак не стал бы скрывать, что его мама еврейка. Ты знаешь, какие визы им дают? Многократные, сроком на десять лет.
Таня: А ты уверена, что наша мама не была еврейкой?
Вера: Таня, побойся Бога.
Таня: Почем ты знаешь? А вдруг?
Вера: Знаю.
Таня: Глаза у нее были карие, так?
Вера: Пойду поставлю чай, иначе я от тебя прямо здесь рехнусь!
Таня: Она любила нас, правда? Она была доброй? Она любила куриный суп, так?
Вера: А еще она молилась на иконы и ходила в православную церковь, так?
Таня: Потому что боялась признаться, что она еврейка. Время такое было. Я скажу в консульстве, что мама была еврейкой.
Катя: Ты должна будешь доказать это.
Таня: Что? Что я еврейка? Смешно. Достаточно признания. Хорошо! Я докажу. Я докажу! Смотри, что она читала! «Волшебник из Люблина», Исаак Башевис Зингер! Видите! Эта книга лежала на ее ночном столике.
Вера: Это моя книга.
Таня: Ты всегда найдешь, как испортить мне вечер.
Коля появляется из-за занавески и начинает мыть пол. Таня внимательно смотрит на него.
Таня (К Кате): Так ты говоришь, что мне не дадут визы.
Катя кивает.
Таня: Так ты говоришь, что виза действительна в течение десяти лет?
Катя: Да.
Таня: Окей. Теперь я знаю, что делать!
Катя: Что?
Таня: Коля! Я дам ему мой голубой свитер. И черный тоже. Колина виза действительна в течение десяти лет? Так! Может ли он ехать? Может!
Вера: Опять она завела шарманку!
Катя: И ты готова опять отправить его туда?
Таня: А почему бы нет? Он там получил джинсы и кроссовки, он сыграл в фильме, который получил «Оскара». Он был в Голливуде. А теперь поедет в Бруклин. К нашему дяде. Он свяжется с ним. И дядя перетянет нас к себе.
Катя: Но виза выдана Соне.
Таня: А он и поедет как Соня. Наденет платье и туфли на каблуках.
Вера: Может быть, ты сначала спросишь, согласен ли он ехать?
Таня: Кто? Коля? (Достает из-под дивана чемодан.) Поедет как миленький.
Затемнение.
Картина шестнадцатая
Освещена вся сцена. На заднем плане сестры варят суп. Допустим, томатный. Генерал сидит на кровати, мрачный, как в начале пьесы. Бабушка снимает туфли и садится напротив него. Вынимает из кармана платья бутылку водки и две рюмки. Разливает водку.
Генерал: Человек полон сил и желания изменить мир — и вдруг он замечает, что уже семь часов вечера, и водку уже не продают. Мне то что, на мою долю хватит, а перед ребятами стыдно.
Бабушка: Ты не рассуждай. Ты пей.
Генерал: Мне перестала нравиться водка. Я не пил с тех пор, как Коля уехал в Америку, то есть уже два дня и восемь часов. Это второй такой долгий период воздержания от спиртного в моей жизни. Первый длился 13 лет. То есть с рождения и до того дня, когда мне исполнилось 13 лет.
Бабушка: Пей, пей. Какое удовольствие от водки, если ты стесняешься пить ее?
Генерал (машет рукой и пьет. Бабушка снова разливает.) Сегодня моя собственная дочь пыталась убедить меня, что я еврей.
Бабушка (всплеснув руками): Еврей!
Генерал: Да. Раньше скажи мне кто-нибудь, что я еврей, убил бы на месте. А теперь… Я ничего не почувствовал. Никакой злости. Ни-че-го. Внутри у меня все выгорело, Акулина Ивановна. Ничего там нет. Один пепел. Я не могу оставаться дома. Потому что глядя на страдания моих девочек, у меня сердце кровью обливается. А когда я ухожу, я знаю, что вернусь — и тогда мне жить не хочется. Я уж думал — может хоть приличная война какая разразится. Хрен тебе! Эти черножопые мусульмане опозорили нас. Публично. Теперь храбрость, честь и справедливость не стоят ни шиша. Все решают деньги. Сегодня я ходил в милицию. Продавать себя.
Бабушка: В милицию?
Генерал: Признался, что я вампир.
Бабушка: Бог с тобой, Иван Петрович!
Генерал: Те 15 000 долларов, которые назначены за его поимку, очень пригодились бы моим девочкам. А мне уже все равно.
Бабушка: Что ты говоришь?
Генерал: Но они вытолкали меня взашей.
Бабушка: Вытолкали?
Генерал: Они задавали мне уточняющие вопросы. Почему я всегда вцепляюсь в левую ногу? Как я нападаю на жертву — хватаю руками или накидываю петлю? Накидываю спереди или сзади? Я растерялся. Я не знал, как им солгать.
Бабушка: В таком случае тебе следовало бы изобразить невменяемого и укусить кого-нибудь из них.
