МАРГАРИТА. Хотя… Однажды летом у волостной управы после митинга… барон Хабихт, в упор, глядя на меня, переспросил — как успехи моего студента…
КАРЛИС. Страх тогда заставлял его подозревать любого, как теперь нас страх велит подозревать его…
ЭДУАРД. Если бы не эта нога… Ни минуты я бы здесь не торчал. Мы еще сильны, хоть и загнаны в леса… Они все еще боятся нас!
МАРГАРИТА. Да и они сильны. И хитры… Должен ты, сынок, остаться тут у нас хоть пока подлечишь ногу. Теперь, когда весенняя слякоть да холода, другого выхода я не вижу. Ой, любо, что весь прошлый год тебя не было тебя в нашей стороне. Люди тоже думают, что ты все еще штудируешь. И хорошо, что ты всё под чужим именем творил и всё в чужой стороне… Это теперь может спасти — и тебя и нас…
ЭДУАРД. Да, мать. Только в университете меня почти год не было. Были дела поважнее…
МАРГАРИТА. Я всё же очень верю, что самоуправства барон Хабихт тут не допустит. Строг он да порядочен.
ЭДУАРД. Не будь наивна, мать! Все они одного поля ягоды!
КАРЛИС (тоже усмехается). Ты все еще во власти романтических воспоминаний юности… Молодой барончик Хабитх… и образованная барышня-крестьянка Маргарита, о господи! Что было! Немыслимо! МАРГАРИТА (задумчиво улыбается). Было, было, было… Да, почти немыслимо!
ЭДУАРД (иронично). Твоя корзинка барончику теперь всем нам может быть опасна…
МАРГАРИТА. Да нет! Я и тогда не смела посчитать это настоящим предложением… Да вообще… Обо всем о том, да только вы и знаете, мои самые, самые что ни есть близкие… Да и он, барон…
ЭДУАРД … если только не забыл давним давно. (Через минуту.) Ты не посмела посчитать это настоящим предложением… (Истошно.) Вот. Вот. Мать! Какой рабыней ты себя чувствовала перед ним! Ни гимназия твоя, ни краса твоя, ни манеры, ни чего не значили! Семь веков рабства сделали своё! Народишко крестьян, нелюдей, рабов! И вдруг! Как трудно так вдруг осознать себя, что за тобой сила, ум! Осознать себя полноценным человеком! И вновь все напрасно? Теперь лучших из нас они калечат, убивают, гонят гнить на каторгу… А остальные что? Опять добровольно под рабским ярмом? И те, утомленные большими мыслями, малые человечки в той комнате, сладенько спящие в своих теплых кроватках…
МАРГАРИТА. Пущай малые человечки учатся отличать добро от зла. Пока это главное и этого достаточно!
ЭДУАРД. Мы то научились рознить добро да зло. Настала пора действий! Чтобы покончить со злом!
МАРГАРИТА. Пора действий?… Ой, не рано ли было?…
ЭДУАРД. Нет, мать, нет! Настоящее время пришло! Хоть и теперь мы попрятались по лесам, минута эта не ушла. Пусть только мы вновь соберем силы! Пусть только не впустим в себя снова раба!
ЛИИНА (лихорадочно повторяет слова сказанные матерью в начале).
И что в душе этой камнем драгоценным сверкает,
Не отдаст никому сердце полно надежды…
Все замолчали, отец отвернулся, как бы вглядывается в даль.
ЭДУАРД (приближается к сестре, берет ее руку, с болью прижимает к себе.) Сестра… мы не сдадимся… Мы выдержим! (Услышав чужой звук за дверью, хромая быстро уходит. Мать успокаивающе гладит плечо дочери. Отец все еще молчит.)
С кнутом в руке входит Бренцис.
БРЕНЦИС. Тихо так у вас, думал, нет никого… Вечер добрый!
КАРЛИС. Добрый, добрый, сосед!
БРЕНЦИС. Ну, что делать — то будем? Аж, не слыхали еще новости? Аль Эрнест не приехал еще?
КАРЛИС. Не приехал.
БРЕНЦИС. Господи помилуй! Так вы аж ничяго да не знаете! Эрнест значь, при монополе засиделся! Кабак уж битком после сегодняшней проповеди! (С лукавой улыбкой.) Ничего не изменили выступления этой новой власти — бить бутылки с водкой да добро в канаву сливать… Как всё опять на полке, мужиков у стойки, иголке негде упасть…
КАРЛИС. Так что за новость! Что драгуны опять в поместье?
БРЕНЦИС. Драгуны тоже. Но они будут сидеть смирно, так как «наш барон Набихт… защиту людей нашей волости, перед грозной справедливой карательной экспедицией посланной ее Императорским Величеством Николаем вторым, взял на себя» — точь в точь — как преподобный Таупер с кафедры сказал. (С хитрецой.) Да… но на защиту от барона смогут надеяться только те, кто следующее или после следующее воскресение на церковной площади добровольно отведают легкую… порку… Именно так. Да, ну… Если только легкую… то ведь ничего страшного… не так ли?
КАРЛИС. Что? Ты слышала, Маргарита! Добрый наш барон! Значит, всех нас драть да добивать как скотину!
БРЕНЦИС. Зачем убивать! Да нет! Совсем легкая порка! Три прутья. Да то немоченые! Да только по пять ударов каждой! Да не сильно! Все это святой отец по несколько раз повторил! Да что страшного ежели только это! Мальчишками, когда были, покрепче доставалось! Разве людьми не стали? Да всем порка и не светит. Тем только, кто на прошлой Троице не послушались барона, кода тот велел расходится а остались да слушали подстрекателя — зосиалиста. Еву, мою сводную сестру тоже — придется уж вести воскресенье — к причастию и к розгам… Что совала нос, куда не следует! Что барона не слушалась! Да можно бы было слукавить — что не помню, — была там, не была… да только Таупер настрого предупредил — списки есть. Господам все известно! Ежели мягкой поркой отделаться не хотим, что барон дарит нам в своем великосердечии, как знак примирения, то защиту свою он снимает насовсем и за всё дальнейшее не вручается! (Акцентирует.) Драгунам дан приказ после сжечь дома непокорных! Боже упаси! Тогда лучше уж хоть две такие порки! Хоть при всем частном народе! Ну, с Богом! Так только, мимо ехал, остановился, узнать, известны ли новости соседям… (Замялся.) Так… из вашего дома был кто тогда в церкви? Не припомнишь ведь так всего… Так уж лучше лишнего на этот раз получить, чем не получить коли заслужил. Я бы и сам мог в это дело влипнуть! Так на ту Троицу как раз свинья подохла. Что же делать! Хоть кожа да мыло! Так и делал неугодное Богу дело, а Бог меня еще от порки спасает! А Лиза ведь без Бога никак не может, поехала, оставила меня с дохлятиной, и на тебе — розгочкой по попочке… Ну, с Богом!
Бренцис ушел. В комнате царит гнетущая тишина. Лиина все еще прильнула к матери. Отец смотрит в сторону. Из соседней комнаты выходит Эдуард.
ЭДУАРД. Ты только посмотри, какие благороднейшие планы родил наш «добрый господин»… «Защита людей своей волости»… Воистину человечно! Розгочкой по попочке пред всей волостью, на виду всех и богатых и бедных! Да по собственной горячей просьбе! Хороший господин! Хороший план. Каждый самовольно идет со спущенными штанами… чтобы добрый господин каждому свое всемилостиво отмерил. (Через минуту.) Боюсь только, воскресение господин наш один одинешенек будет сидеть пред церковью в ожидании своего униженного народа.
КАРЛИС. Так не говори, сынок, так не говори. От покорности так легко не избавится. Как позор она въелась она в кости латышского крестьянина!
МАРГАРИТА. Разве показная покорность это не хитрость задавленного крестьянина?
Входит Эрнест — он только что приехал.
ЭРНЕСТ. Добрый вечер. (Через минутку Эдуарду.) Ты, брат, тут так вольно гуляешь, как на балу. Так знай, что в поместье опять драгуны. Все наживем себе неприятности…
ЭДУАРД (с насмешкой) Барон же людей своих взял под свою защиту!
ЭРНЕСТ. Так знаете уже?
КАРЛИС. Бренцис заходил.
ЭРНЕСТ (через минутку). Уже тогда говорил я: добром всё это не кончится.
ЭДУАРД. Почему же? Помолимся, все хором, чтоб господин сжалился и так легенько прутиком по попоче…
ЭРНЕСТ (не сдержался). Замолчи — не то вышвырну за дверь как котенка…
КАРЛИС. Эрнест!
ЭРНЕСТ (Эдуарду). Ты только издеваешься. А кто нас в этот стыд и срам втолкнул? Вы — воздушных замков строители! Эта была ваша революция!
КАРЛИС. Наша революция, сын!
ЭРНЕСТ. Наша… Что же она нам дала? Обещала только. (Немного успокоился.) До конца надо было все продумать, перед тем как начать! Теперь захлебнулись горячими щами!
ЭДУАРД. Дала бы революция пользу — ты был бы самим первым в очереди!
ЭРНЕСТ. Я беру только то, что есть мое. А мое то, что вот этими руками наработано. Это ты отец можешь подтвердить — дом то все еще на твое имя записан.
