НАТАША. Дело не в том, Кого будут ставить, а — Кто будет ставить.
АНФИСА. Пренеприятное известие — к нам едет ре… жиссер…
ОЛЬГА. Ну? И кто?
НАТАША. Лучше сядь, а то у Маши иголка в руках…
МАША. Наташ, у меня действительно иголка, так что ты рискуешь. Говори уже!
НАТАША. Только без угроз! Петр Никитич сказал…
Звенит второй звонок. В гримерку вбегает Ирина.
ИРИНА. Ой, кого я видела!!! В зале сидит…
АНФИСА. Кто?
ИРИНА. Я в кулисы пошла, хотела посмотреть, вернулся Влад в зал или нет. Смотрю осторожненько из-за занавеса и вижу — в зале сидит… Знаете, кто?
ВСЕ (хором). Ира!!!
ИРИНА. Богомолов! Собственной персоной!
Пауза. Все молчат.
АНФИСА. Ты не обозналась? Ты же его живьем никогда не видела.
ИРИНА. Журнал видела, с фотографией. У Маши. Он там такой… в кожаной куртке на фоне небоскребов.
МАША. Господи… Не может быть.
ИРИНА. Сейчас на сцену выйдем — сами посмотрите. В пятом ряду, справа. В черном свитере.
АНФИСА (Маше). А ты говоришь — в Америке.
НАТАША. В зале он. Это и есть новость. Богомолов будет у нас ставить бомбу.
ОЛЬГА. Название такое?
НАТАША. Название — неприличное.
АНФИСА. Как это — неприличное?
НАТАША. Ой, девчонки… (Смеется.) Мне же ничего говорить нельзя. Петр Никитич сам все скажет.
МАША. Он уже один раз поставил… с неприличным названием. После этого и пропал. На двадцать лет. С правом переписки…
АНФИСА. Ты про «Голого короля»?
ОЛЬГА. И с кем же он переписывался? С тобой, что ли?
Третий звонок. Голос из динамика: «Все актеры, занятые в первой картине второго акта — прошу приготовиться к выходу».
АНФИСА (встает, крестится). Ну, хватит о суетном. Пошли на сцену.
Маша и Оля бросаются к зеркалам, опять поправляют прически, грим и костюмы.
АНФИСА. Эй, сестры! Хватит красоту наводить! Он все равно вас еще увидит, причем без грима… Вы, главное, текст не забудьте.
Маша и Оля одновременно плюют через плечо и вслед за Анфисой выходят из гримерки.
ИРИНА. Наталья Ивановна, скажите, что за пьеса? Бомба импортная? Или отечественного производства?
НАТАША. Ира, я и так получу нагоняй.
ИРИНА. А женских ролей сколько? Я на главную, конечно, не претендую, но… Наташа, замолвите за меня словечко!
НАТАША. Перед кем? Тут решать будет Богомолов.
ИРИНА. А мне кажется, что в нашем театре все решает другой человек.
НАТАША. Ладно, попрошу. Но без гарантий.
ИРИНА. Знаете, я когда долго не выхожу на сцену, начинаю играть дома. Для кошки. Для вещей. И роли себе придумываю… странные… Снега, дождя, травы под этим дождем… Солнца, которое эту траву сушит… Как этюды на экзаменах. Не могу без театра. У вас такое бывает? Вы одна играете?
НАТАША. Нет. Мне нужен зритель. Хотя бы один. Зритель для актера — воздух для самолета… Самолет без воздуха не полетит, только ракета. Ты, Ирочка, наверно реактивная.
Голос из динамика: «Исполнительница роли Наташи — на сцену!» Наташа идет к выходу. Ирина приподнимает подол — она обута в кроссовки.
ИРИНА. Ой, ёлки… Я сейчас.
НАТАША. Давай быстрее.
ИРИНА. Ничего, у меня еще пять минут.
Наташа выходит. Ирина набирает номер на мобильном и говорит, одновременно переобуваясь.
ИРИНА. Алло! Ленка? Спасибо, все получилось. Классная фотография. Доказательство на лице! Даже на двух. А у меня — алиби!.. Она чуть со сцены не упала, когда увидела. (Пауза.) Мне зачем?!.. Вечно замечания делает! (Передразнивает.) «Ирочка, генеральская дочка не может смотреть на мужчину так плотоядно. Ее воспитывали в строгости». (Нормальным голосом.) Всё, проехали. С меня — «Рафаэлло». Кстати о конфетах… Театр в театре — Влад с Олегом чуть не столкнулись. (Пауза.) Да, с этим надо кончать… Вопрос — с кем из них? (Смеется.) Ленка, ты дура!.. «Если бы губы Никанора Ивановича да к носу Ивана Кузьмича…» Ой, еще новость! Ты стоишь? Сядь… Приехал сам Богомолов! (Пауза.) Кто это?! Теперь я сяду… Да-а, далеки мы от народа… Режиссер, знаменитость! Второй Эфрос. (Пауза.) Эфрос кто? Долго объяснять… В общем, классный мужик, и я буду у него играть! (Пауза.) Как это — не назначит? Куда он денется?! Меня же в строгости не воспитывали! (Пауза.) Кажется, нет. Завидный жених!
Из динамика раздается голос: «Ирина — на сцену».
ИРИНА. Ой, Ленка, мой выход! Пора бежать. Пока!
Ирина отключает телефон, гасит свет и выходит.
Приглушенно слышны музыка и аплодисменты.
Картина II
Кабинет худрука. Входит Петр Никитич.
ПЕТР (секретарю в приемной). Меня ни с кем не соединять!
Садится к телефону, набирает номер.
ПЕТР. Сережа, привет! Ты узнал, что я тебя просил? (Пауза.) Да, явился. Вчера на спектакль. Тень Гамлета-старшего… Не знаю, еще не виделись. (Пауза.) Сам позвал. Ну и что? Из вежливости. Тещу тоже зовут в гости, но это не значит, что ее хотят видеть! (Пауза.) Старая дружба? Не ржавеет. Но высыхает, как мумия… Что же он десять лет из Лондона с Парижем не вылезал, а меня никуда не вытащил? Даже в Болгарию. Мол, так да так, друг, режиссер хороший… (Пауза.) Пьесу прислал… Стыдно вслух произнести. (Пауза.) Худруком? У меня? Два медведя в одной берлоге? (Пауза.) Спектакль снимают или хотят снять? (Пауза.) Опять из-за политики? Главное — узнай, из-за чего. Мало ли… Может, Павел тут и не при чем… (Звонит мобильный.) Секунду. (Берет мобильный.) Алло! Витенька, подожди минутку… (В трубку.) Извини… Ну, договорились? Только не слухи, а чтоб точно всё… За мной не заржавеет.
Кладет трубку, берет мобильный.
ПЕТР. Да. (Пауза.) Аренда мне нужна, но партийцы твои… Сегодня съедутся, завтра в оппозицию уйдут, а послезавтра со мной контракт не подпишут… Сам понимаешь. (Пауза.) При чем здесь американец? Я кстати, сначала кассету попросил с его шоу… прости, Господи, — проповедью. (Пауза.) Кстати, деньги заплатили, как за Киркорова. И целый ряд для артистов оставили. (Пауза.) Про что? Про любовь. Христианство — вера лирическая. Не знаю, возлюбят ближнего, как самих себя, но мастерству поучились. (Пауза.) Нет, Витя, не могу. Певцов, гипнотизеров, юбилей фирмы — пожалуйста… Мне все равно, нал или безнал, лишь бы цена была. А вот с оранжевыми, розовыми, голубыми — иди лучше в оперный… от греха подальше.
В кабинет входит Павел.
ПЕТР. Так, Вить, я тебе перезвоню. (Выключает мобильный. Встает навстречу.) Здра-а-авствуйте, Павел Андреевич!
ПАВЕЛ. Здра-а-авствуйте, Петр Никитич!
ПЕТР (подчеркнуто вежливо). Присаживайтесь. Чего ж не позвонили заранее? Я бы встретил. На спектакль пришли, а ко мне не заглянули… Народный артист, режиссер московских театров, лауреат таких премий, что и не выговорить, — а сидите в зале, как простой инженер… Я подсуетился, коньяк открыл, стаканы протер… Ждал-ждал, а Вы так и не объявились. Неужели заблудились?
ПАВЕЛ (с иронией). Не поверишь, Петр Никитич… «Я шел к тебе, но, проходя перед трактиром, услышал скрипку…». То есть мобилку. Звонили из Москвы. Зацепился… Потом подумал — может, тебя и нет?
ПЕТР. Ладно, Моцарт. Не хотел — не зашел.
Обнимаются. Хлопают друг друга по плечам.
ПЕТР. Как доехал?
ПАВЕЛ. Спальный вагон повышенной комфортности. Напитки, как в самолете, на шару. Правда, отопление отключили…
ПЕТР (достает из шкафа бутылку коньяка и бокалы). Сейчас тебя согреем! (Открывает бутылку.)
ПАВЕЛ. А вчерашний — выдохся?
ПЕТР. Да. В присутствии художника и завлита.
Павел прохаживается по кабинету, рассматривает фотографии на стене.
ПАВЕЛ. Стена плача. Скольких уже нет… О! И я тут! Не ожидал.
ПЕТР. Характер у Вас, Павел Андреевич, отвратительный… но мы любим Вас не только за это.
ПАВЕЛ (смотрит на фото). Какой год?
