Дочь. Пятьдесят лет за сачок и садок…
Расклейщик афиш. Зеленый садок, зеленый…
* * *
Дочь (Привратнице). Дайте мне вашу шаль, позвольте посидеть здесь, посмотреть на детей человеческих! А вы стойте сзади и объясняйте! (Накидывает шаль и садится у ворот.)
Привратница. Сегодня последний день, опера закрывается… сейчас они узнают, получили ли ангажемент…
Дочь. А те, кого не возьмут?
Привратница. Господи Иисусе, такое видеть… я закрываю лицо шалью…
Дочь. Бедные люди!
Привратница. Смотрите, вон идет одна из них!.. Ее среди избранных нет… Смотрите, как она рыдает…
* * *
Справа в ворота вбегает Певица, прижимая к глазам платок, на миг останавливается в коридоре, прислонив голову к стене, потом быстро исчезает.
Дочь. Жалко людей!
* * *
Привратница. Но взгляните сюда — вот как выглядит счастливый человек!
* * *
Из коридора через ворота выходит Офицер в рединготе, в цилиндре и с букетом роз в руке. Сияющий, веселый.
Привратница. Он женится на фрекен Виктории!..
Офицер (на авансцене, смотрит вверх, поет). Виктория!
Привратница. Фрекен сейчас придет!
Офицер. Прекрасно! Коляска ждет, стол накрыт, шампанское положено в лед… Разрешите мне обнять вас, сударыни. (Обнимает Дочь и Привратницу. Поет.) Виктория!
Женский голос (сверху, поет). Я здесь!
Офицер (начинает ходить взад и вперед). Ладно! Я подожду!
* * *
Дочь. Ты меня знаешь?
Офицер. Нет, я знаю лишь одну женщину… Викторию! Семь лет я хожу здесь, поджидая ее… после полудня, когда солнце задевает своим краем дымоходы, и вечером, когда опускается ночной мрак… Поглядите на асфальт, и вы увидите следы, оставленные верным любовником! Ура! Она моя! (Поет.) Виктория! (Ответа нет.) Она одевается! (Расклейщику афиш.) У вас, как я погляжу, сачок! В опере все обожают сачки… или, вернее сказать, рыбок! Немых рыбок, ибо они не умеют петь… Сколько стоит такая штуковина?
Расклейщик афиш. Да порядочно!
Офицер (поет). Виктория!.. (Трясет липу.) Смотрите, опять зазеленела! В восьмой раз!.. (Поет.) Виктория!.. Она причесывается!.. (Дочери.) Послушайте, сударыни, позвольте мне подняться за моей невестой!..
Привратница. На сцену вход воспрещен!
Офицер. Семь лет я хожу здесь! Триста шестьдесят пять, помноженное на семь, будет две тысячи пятьсот пятьдесят пять! (Останавливается и ковыряет пальцем дверь с четырехлистником.) …И эту дверь я видел две тысячи пятьсот пятьдесят пять раз, так и не узнав, куда она ведет! И этот четырехлистник, проделанный, чтобы пропускать свет… пропускать свет — для кого? Есть там кто-нибудь? Живет кто-нибудь за этой дверью?
Привратница. Не знаю! Ни разу не видела, чтобы ее открывали!
Офицер. Она похожа на дверь кладовки, которую я видел, когда моя няня по воскресеньям брала меня, четырехлетнего, с собой в гости! В гости, в другие семьи, к другим няням, но меня никогда не пускали дальше кухни, и я сидел между бочкой с водой и ларем с солью; сколько кухонь я повидал на своем веку, а кладовки всегда располагались в прихожей, и в дверях были проверчены дырочки, круглые и в форме четырехлистника!.. Но в опере ведь не может быть кладовки, у них же нет кухни! (Поет.) Виктория!.. Послушайте, сударыня, она же не могла уйти другим ходом?
Привратница. Не могла, другого хода нет!
Офицер. Прекрасно, тогда я не пропущу ее!
Из театра торопливо выходят служащие театра, Офицер внимательно оглядывает каждого.
* * *
Офицер. Теперь она должна скоро появиться!.. Сударыня! Этот громадный аконит вон там! Я его помню с детства… Это что, тот же самый?.. Помню, в одной пасторской усадьбе, мне было семь… лепестки словно два голубка, два синих голубка… но в тот раз… прилетела пчела и забралась в лепестки… и я подумал: сейчас я тебя поймаю! И сжал цветок; а пчела укусила меня сквозь лепестки, и я заплакал… а потом пришла пасторша и приложила к ранке влажную землю… а на ужин нам дали землянику с молоком!.. Мне кажется, уже смеркается. Куда уходит расклейщик афиш?
Расклейщик афиш. Домой, вечерять.
Офицер (закрывает глаза рукой). Вечерять? В такой ранний час? Послушайте-ка!.. Позвольте мне войти на минутку и позвонить по телефону в «растущий замок».
Дочь. Что тебе там нужно?
Офицер. Сказать стекольщику, чтобы он вставил двойные стекла, ведь скоро зима, а я ужасно мерзну! (Входит в привратницкую.)
* * *
Дочь. Кто такая фрекен Виктория?
Привратница. Его возлюбленная!
Дочь. Хороший ответ! Ему нет дела, кто она для нас и для других! Главное, кто она для него!
Резко темнеет.
Привратница (зажигает фонарь). Сегодня быстро вечереет!
Дочь. Для богов год словно минута!
Привратница. А для людей минута может быть словно год!
* * *
Офицер (выходит. Он весь в пыли, розы завяли). Она еще не пришла?
Привратница. Нет!
Офицер. Придет, непременно придет!.. Она придет непременно! (Ходит взад и вперед.) И верно, пожалуй, все-таки разумнее всего отменить обед!.. Поскольку уже вечер… Да, так и сделаю! (Входит внутрь и звонит.)
* * *
Привратница (Дочери). Ну а теперь, пожалуйста, отдайте мне шаль!
Дочь. Нет, мой друг, ты свободна; я буду вместо тебя нести службу… ибо я хочу узнать людей и жизнь, проверить, так ли она тяжела, как говорят.
Привратница. Но здесь, на посту, нельзя спать, ни в коем случае, ни днем, ни ночью…
Дочь. Даже ночью?
Привратница. Ну, тут уж как сумеешь, только сперва надобно на руку шнурок от звонка намотать… потому что по сцене ходят ночные сторожа, и они меняются каждые три часа…
Дочь. Но это же пытка…
Привратница. Это вы так полагаете, а мы до смерти рады такому месту, и если бы вы только знали, как мне завидуют…
Дочь. Завидуют? Завидуют тому, кого пытают?
Привратница. Да!.. Но, понимаете, тяжелее всего, тяжелее ночного бдения и изнурительной работы, сквозняков, холода и сырости,— так вот, тяжелей всего выслушивать, как выпало на мою долю, доверительные излияния тех, наверху… Они приходят ко мне — почему? Быть может, в морщинах моего лица они читают вырезанные страданиями руны, которые располагают к доверительности… В этой шали, дружок, скрыты мои собственные тридцатилетние муки и муки других!..
Дочь. Какая она тяжелая, и жжется, как крапива…
Привратница. Поносите ее, коли вам того хочется… а когда тяжесть ее станет невыносимой, позовите меня, я приду и вас сменю!
Дочь. Прощай! То, что по силам вам, должна осилить и я!
Привратница. Увидим!.. Только будьте поласковее с моими маленькими друзьями, и да не устанете вы от их жалоб. (Исчезает в коридоре.)
Полное затемнение. В это время декорации меняются — липа облетела, синий аконит завял и почернел; когда сцена освещается, видно, что зелень в другом конце коридора стала по-осеннему бурой.
Офицер (выходит, когда светлеет. Теперь у него седые волосы и седая борода. Одежда потрепанная, пристежной воротничок черный, залоснившийся. Букет роз совсем облетел, видны одни стебли. Он ходит взад и вперед). Судя по всему, лето миновало, приближается осень… Я замечаю это вон по той липе и по акониту!.. (Ходит.) Но осень — для меня весна, потому что открывается театр! И она обязательно придет! Сударыня, пожалуйста, разрешите мне пока посидеть на этом стуле!
Дочь. Садитесь, друг мой, я могу постоять!
Офицер (садится). Мне бы только поспать немного, совсем другое дело было бы!.. (На минуту засыпает, потом вскакивает и принимается ходить; останавливается у двери с четырехлистником, ковыряет ее пальцем.) Эта дверь не дает мне покоя… Что там за ней? Что-то должно быть! (Сверху доносятся слабые звуки танцевальной музыки.) Вот! Репетиции начались! (Свет на сцене начинает мигать, как будто включили маяк.) Что это? (Скандирует в такт вспышкам света.) Светло — темно, светло — темно!
