Молодой человек. О, нет. Я бы понимал, что не сплю. Но не удивился бы по- настоящему. (Он подымается и направляется к месту «исповедальни», свет концентрируется на нем) Есть какая-то непристойность, убийственная непристойность в чувствах большинства гомосексуалистов. Ощущения глубокие, мощные, грубые и характер их неизменен. Любовный акт, как инъекция шприцом, к которой они пристрастились, но которая уводит их все дальше и дальше от чувства интереса и удивления. Эта возможность разнообразия и неожиданности в их- «любовной жизни» — (Он горько улыбается) — как то странно отражается на других сторонах… «чувственности». (Он улыбается опять) Да, когда-то, довольно уже давно, я бывал поражен ощущением, что я живой, тем, что я — это я, что я живу! Дар небес, во плоти, да, по какой-то таинственной причине, единственное, неповторимое, захватывающее ощущение того, что я существую: живу! — И когда бы я не чувствовал это- этот удар — это чувство — чего? — самоосуществления? — всякий раз я был ошеломлен, я был поражен этим. И существованием всего, что существует, я был поражен как молнией… Это более, чем поражало меня, это приводило меня в панику, внезапное чувство — я думаю, что это было похоже на эпилептический удар, разве что я не падал на землю в конвульсиях; нет скорее я пытался затеряться в толпе на улице, пока припадок закончится. Это были страшные приступы. Однажды, я забрался в горы и разбил свой автомобиль о дерево, и я не уверен, что не желал это сделать… В лесу, иногда, ты видишь гигантское дерево, ему несколько сот лет, оно многое повидало, оно побито молнией и все равно упрямо живет и наращивает кору. Мне интересно, если бы такое дерево получило такой же урок, как и я — ничему не удивляться, стало бы оно жить двести, триста лет дальше? Этот мальчик, которого я подобрал этой ночью, ребенок из кукурузной страны, все еще имеет способность удивляться тому, что видит, слышит и чувствует в этом земном мире. Всю дорогу, что мы ехали по Каньону к моему дому, он твердил — «Я не верю, я не верю, что я доехал до Тихого океана, величайшего океана в мире!» так, как будто ни Магеллан, ни Бильбао, ни даже индейцы никогда не видели этого прежде… И это волнение напомнило мне о моей потере способности сказать «О. боже!» вместо «Ну и ладно.» Я задал все вопросы, прокричал их глухим небесам, пока не охрип и не посинел, но не получил ответа, даже намека, вообще никакого, понимаешь ли, но солнце встает каждое утро, и садится ночью, и галактики передвигаются по ночному небу, как хористы по сцене, механические хористы: один, второй, третий, бум-с, один, два, три, бум-с… Повторяй любой вопрос сколько хочешь, но чего ты добьешься, что получишь в ответ? — Большой раздробленный камень в пустыне, монументальный символ истощенной страсти и путанице в тебе, глупый каменный парализованный Сфинкс, который не знает ответов, также как и ты, но при этом ведет себя, как оракул на все времена, ожидающий своим животом услышать некие знаки вселенского разума, и если бы он проснулся однажды ночью на краю пустыни и увидел бы эту фантастическую рыбину, плывущую над его головой — знаете, что бы он сказал? Он бы сказал: «Ну и ладно» — и опять отправился бы спать следующие пять тысяч лет.
Он возвращается, свет «исповедальни» гаснет, бар освещается. Он возвращается к столику и примеривает свой шейный платок на мальчика., пока говорит.
Твой велосипед все еще в моей машине. Поставить его на тротуар?
Мальчик. Я сам заберу его. (Он обращается к Леоне) Спокойной ночи.
Леона. Ты мог бы поставить свой велосипед ко мне в трейлер и добраться до берега со мной. В моем трейлере есть две койки.
Мальчик. Спасибо, но я…
Леона. Почему нет? Это ничего не будет тебе стоить, и мы составим компанию друг другу.
Мальчик. Я, м-м, я…
Леона. Почему нет? Ты боишься, что я начну приставать к тебе, солнышко мое?
Мальчик. Я, м-м, Я уже спланировал свое путешествие. Моя цель-Мексика.
Леона. Мексика — опасная страна для малыша, которому не везет, и ты можешь заболеть там. Тебе бы лучше отправиться со мной. Я бы познакомила тебя с их обществом, если тебе это нужно.
Мальчик. Это мило с Вашей стороны, но я лучше пойду возьму свой велосипед…
Билл. (Стиву) Она пригласила молодого пидора в свой вонючий трейлер, но получила отказ.
Леона. Тебе не понять, когда один человек, хочет помочь другому, это вне твоего понимания.
Мальчик двигается к просцениуму, выщипывая волоски из свитера, который был на нем в баре. Бар темнеет и голоса утихают. Свет зажигается в «исповедальне», как только мальчик входит в это пространство.
Мальчик. В Голденфилде, в Йове был только один такой человек, как этот. Он держал цветочный магазин и я слышал, как пацаны говорили о нем. Говорили, что если войти в заднюю комнату цветочного магазина, то увидишь — она отделана в Китайском стиле, фимиам, откровенные картинки на стенах. Я боялся ходить туда. Я даже боялся ходить по этой улице, на которой находился тот магазин. Ребята смеялись над этим человеком, они говорили, что он — грязное слово —, но что он дает им каждый раз два доллара, когда они приходят туда. Однажды, был спор о том, что делает человека таким, как он, и я помню Клей Риверз сказал, что у таких людей есть что-то в горле, что отличает их от обычных и что вынуждает их — грязное слово- и я почувствовал, что у меня горит лицо и перехватывает дыхание, так что я не могу вставить ни слова в общий разговор. Однажды, однажды зимней ночью, я ехал вдоль улицы, на которой был цветочный магазин и увидел, что он был закрыт — на продажу- и я слышал, что его хозяин был выгнан из города, потому что он — грязное слово- имел аморальные отношения со школьником. Это все, что я знал об этом мире до сегодняшней ночи. Эта ночь- была посвящением. Это потрясло меня, потому что я желал и был желанен, также. Я никогда больше не вспоминал о том — грязное слово- человеке из цветочного магазина., но у меня, мне кажется, повторится Это опять и в следующий раз я не сделаю больше ошибки, показав свою потрясение и удовольствие. — Я думаю гнать на своем велосипеде всю ночь, мне надо о многом подумать… (Он покидает место «исповедальни» и выходит из бара)
Леона. (внезапно) Эй, твои деньги! (Она бросается я к двери) ЭЙ, ИЗ ЙОВЫ В МЕКСИКУ, ЭЙ!
Билл. Ему не нужны эти жалкие пять баксов, ему бы был нужен весь кошелек. Ничего, он еще поимеет какого-нибудь педераста, и опять запрыгнет на свой велосипед с невинным и сладким видом, как у твоего братца, игравшего на скрипочке в церкви.
Леона выбегает с криком.
Стив. Берег переполнен ими, они собираются здесь, как животные в стаю. (появляясь в «исповедальне») У меня нет моральных возражений против них, как членов общества, просто я не поощряю их здесь. Придет один — следом другие. Потом ты узнаешь, что держишь, как они говорят, гей-бар и это уже похоже на клетку для птиц, они заполняют весь бар и набиваются в мужском туалете. Бизнес идет замечательно несколько месяцев. Затем наступает расплата. Место оцеплено, мальчиков упрятали в полицейский фургон, и твой бар на замке. А потом коп или бандиты наносят тебе визит вежливости, улыбка до ушей, все очень дружелюбно. Тебе говорят: «У тебя хорошее место, на самом деле бойкое, но тебе нужна крыша.» Тебе предлагает крышу и ты покупаешь ее. Бар вновь открыт и дела идут опять отлично еще несколько месяцев. А потом? Потом опять наезд — и опять бар открыт, ты платишь за свой нос. За свои уши и свою задницу. Кому это нужно? Мне этого не надо. Мне нужно маленькое надежное дельце, которое я бы мог вести сам, и которое приносило бы мне маленький, но твердый доход. Никаких теплых отношений ни с бандитами, ни с полицией. Я хочу знать тех людей, что приходят сюда, настолько хорошо, чтобы мог поднести им их порцию ликера или пива до того, как они ее закажут, сразу, как они появились в дверях. И все их личные проблемы я хочу знать также.
Виолетта начинает раскачиваться взад и вперед, как водоросль.
Я люблю, я привязан, у меня личный интерес к своим постоянным посетителям. Они присылают мне открытки оттуда, где они бывают и рассказывают о своей жизни и мне интересно это. Вот, в прошлом месяце один из них, кого я не видел почти пят лет, умер в Мехико и меня известили о его смерти, и сообщили, что он завещал мне все, что имел в этом мире — свое имущество и двести пятьдесят долларов сбережений в банке. Такие вещи прекрасны, как музыка. Все это, эти люди занимают место семьи в моей жизни. Мне нравится спускаться по этим ступеням из своей комнаты, чтобы открыть бар вечером, и когда я закрываюсь на ночь, то мне нравится подниматься по этим ступеням со своей чашкой Балантинского эля, и эти истории, шутки, признания и исповеди, которые я слышал ночью, делают меня не таким одиноким…У меня бывают сердечные приступы, и я бы соврал, если бы сказал, что это не волнует меня. Я умру однажды ночью на этих ступенях и надеюсь, что меня не станут будить, что я буду спать спокойно.
