Алексей Слаповский - Шнурок, или Любил, люблю, буду любить...

воспоминание о первой любви в 2-х действиях

Действующие лица:

Владимир (26 лет)

Володик (он же, на 10 лет младше)

Вера, одноклассница Володика

Мать Веры, мать Веры

Дмитрий, студент

Вторник, хулиган

Отец Кирилл, отчим Володика

Просьба в программках спектакля печатать следующий текст:

В своем театре памяти каждый из нас и автор, и режиссер, и актер. И наиболее часто разыгрывается на его подмостках вечный сюжет о первой любви. И странное дело: сюжет, вроде, давно исчерпан, а пьеса все не кончается, становясь то драмой, то комедией, то фарсом.

Наверное, пока мы живы, она так и не будет иметь финала; в этом и счастье, и безысходность…

Владимир стоит на авансцене, сунув руки в карманы, покачиваясь с каблуков на носки. Вот увидел кого-то, просиял улыбкой.

Владимир (деликатно и крайне вежливо). Здравствуйте! Где вы были? — я вас столько жду! Вас, вас! Я не ошибся. Мы не знакомы, правильно. Но ждал я все-таки вас. Я тоже на улице не знакомлюсь. Мы не будем знакомиться на улице. Мы пойдем сейчас куда-нибудь, где тишина и уединение, и там познакомимся. Нет? Ну, воля ваша, воля ваша…

Продолжает выбирать.

(Интонация совсем другая). Привет! Где ты ходишь, скажи пожалуйста?.. Ни за кого не принимаю, я тебя не знаю вообще. Но жду тебя, я серьезно. Да не пристаю я к тебе, ты чего? Я тебе конкретно предлагаю: отдохнем? Я тоже не устал, поэтому есть силы отдохнуть. Какой дурак отдыхает, когда устал? Отдыхать надо со свежими силами. Время нету? Ну, жаль. А телефон дать? Тебе же хуже, родная. Прощай.

Продолжает выбирать. Теперь к нему кто-то обратился. Он слегка растерян.

Привет… Напомни, где мы… Девушка, я на улице не знакомлюсь! В другой раз. В школу опоздаешь! Ты сообрази, мне глубоко за двадцать и… Что?… Да… Ранние девочки пошли… Активные девочки…

В пространство.

В последнее время у меня что-то вроде лирического сумасшествия: я постоянно встречаю ее, то есть не ее, а похожих на нее. И его — то есть себя самого в шестнадцать лет. Вон они бродят кучками — и каждый вылитый я. А чаще — идут вдвоем. Она и я. Только не она и не я — но как будто она и я. Мельтешат перед глазами. Под ногами путаются. Мешают. Мне хочется все окончательно вспомнить, чтобы все окончательно забыть. Вот именно, вспомнить, чтобы забыть… Господа, прошу внимания! Начнем вечер тихих воспоминаний. Заранее говорю: это будет скучно, потому что история личная и частная, такие истории интересны лишь участникам, но с другой стороны, она похожа на десятки и сотни тысяч других личных и частных историй, поэтому…

Вот он, я сам в пятнадцать лет!

Появляется ВОЛОДИК. Со шнурком на шее, повязанным, как галстук.

С тем же именем — Владимир. Но все почему-то называли Володиком. Володик, почему тебя все зовут Володиком?

Володик. Черт его знает. Зовут и зовут.

Владимир. А где твой шнурок?

Володик. Какой шнурок?

Владимир. Шнурок от ботинка. Вот же он, у тебя на шее! Ботиночный шнурок!

Володик. Не твое дело!

Владимир. Почему же не мое? Очень даже мое. А вот — Вера.

Появляется ВЕРА.

Володик, куда ты смотришь? Вот — Вера.

Володик. Ну и что?

Владимир. Действительно, ну и что? Вот она, вот ты, школьник и школьница, мальчик и девочка, одноклассники. Одноклассник пришел к однокласснице домой. Заметим: впервые пришел домой. Зачем пришел?

Володик. Ну, книгу взять.

Владимир. Допустим.

Володик. Не допустим, а книгу взять.

Владимир. Я и говорю: допустим. Главное — ты пришел.

Вера. Проходи, Володик. На улице грязь, ты уж обуй тапочки. Вот тапочки. Белые тапочки. Тапочки отца. Единственное, что от него осталось.

Володик. Я не знал…

Вера. Ты что подумал? Ты подумал, он умер, да? Он не умер, он ушел. Давно. И так торопился, что даже тапочки забыл.

Владимир. И я почему-то этому обстоятельству страшно обрадовался. Я весь засветился. Я сказал:

Володик. А мой тоже ушел! Тоже давно. Такой козел был. Отчим теперь. Тоже козел.

Владимир. Сразу две неправды! И отец козлом не был, да и отчим тоже не такой уж козел.

Володик. Не говорил я ни про каких козлов вообще!

Владимир. Может, и не говорил. Может, только подумал. Главное не это. Главное — я нагнулся и стал развязывать шнурки.

Володик начинает развязывать шнурки.

И увидел, что у меня ужасные, грязные, черные ботинки с ужасными черными, грязными шнурками. До этого не замечал как-то — и вдруг заметил. До этого я жил нематериальной самоуглубленной жизнью.

Володик. Слушай, я долго так буду стоять?

Владимир. Ты стоял еще дольше! У тебя намертво завязался узел! Ты цеплял его ногтями! Ты зубами готов был его рвать! А узел затягивался все туже! Целая вечность прошла!.. А она стояла перед тобой, над тобой, надо мной. Она была в домашнем халатике — и как-то странно было видеть ее в этом халатике. Странный он какой-то был у этой девочки, он женский какой-то был, вот именно — женский… До этого я видел ее в обычной одежде, а тут халатик, домашний халатик, в котором ходят только наедине или перед близкими людьми… А шнурок все не развязывался! Я чуть не умер!.. Постой. Завяжи-ка обратно. Давай вспомним, а как ты ее вообще заметил?

Вера. А я тут что — не при чем вообще? Мне что делать?

Владимир. Стой и позволяй собой любоваться.

Вера. Некогда мне. (Уходит.)

Владимир (смотрит ей вслед). Ты смотрел на нее и думал: ничего особенного.

Володик. Но что-то есть. И все одна почему-то. Без подруг. Никто ничего о ней не знает. Пришла в нашу школу недавно. Села впереди меня. Но ничего особенного.

Владимир. Но что-то есть. Пару раз я к ней обращался.

Володик. Так, поговорили о пустяках. Узнал, что живет в новом доме.

Владимир. И стал думать: как бы к ней заглянуть. И почему-то эта мысль мне не давала покоя. С какой стати? — ведь ничего в ней нет особенного.

Володик. Но что-то есть. Здравствуй, Вера. Я книгу хотел…

Вера (появляется). Ты проходи, проходи.

Владимир. Но сначала — шнурки!

Володик нагибается, занимается шнурками.

Один ты развязал сразу. А второй намертво спутался. Ты развязывал его целую вечность! Ты готов был грызть его зубами! Ты сдох от смущения!

Володик. Прямо уж и сдох…

Владимир. Ты сдох от смущения! А она помогла тебе сдохнуть окончательно!

ВЕРА, с терпеливой улыбкой ожидавшая, пока ВОЛОДИК справится со шнурками, кладет ему руку на голову.

Володик (почти испуганно). А?

Вера. У тебя красивые волосы.

Володик. А у тебя красивые ноги. Мы подружимся. (Владимиру.) Я этого не говорил.

Владимир. Еще бы ты сказал! Ты со шнурком ковырялся! Ты проклинал шнурок, и ботинки свои — и все на свете! А она стояла с ангельским терпением, но наконец устала.

Вера. Хочешь чаю?

Володик. Да, спасибо.

Вера. Ты проходи, проходи.

Уходит.

Володик. Слушай, хватит! Я порвал этот шнурок — и все дела!

Владимир. Нет, ты постой! Нет, ты не рви пока шнурок! Ты вспомни, кто тебе подарил, кто купил тебе эти дурацкие ботинки?

Володик. Ну, они.

Владимир. Кто они?

Володик. Ну, мать и отец Кирилл.

Владимир. Отец Кирилл? Что такое — отец Кирилл? Как понимать — отец Кирилл?

Володик. Хватит придуриваться. Отчим — отец Кирилл.

Появляется отец Кирилл с гантелями.

Владимир. Красавец-мужчина! Атлет! Сейчас он тебя обламывать начнет

Володик. Ага, так я и обломался.

Отец Кирилл. Володик!

Володик. Ну?

Отец Кирилл. Надо нам с тобой одно затрудненьице разрешить. Я вижу, как ты мучаешься. Ты до сих пор не знаешь, как меня называть. Не вздумай только, что я на папу напрашиваюсь. Отец один — какой он там ни есть. Плохо, что ты решить не можешь. Это очень просто, решил про себя: буду называть — ну, хотя бы дядя Кирилл. Или — Кирилл Александрович. А ты мнешься. Ты не умеешь решать. Это плохо. Ты не умеешь слушать себя. Что там у тебя внутри звучит? Дядя Кирилл? Кирилл Александрович? Или все-таки вдруг (с испугом, уважая свою иронию) — папа?