Эдвард Радзинский - Я стою у ресторана: замуж – поздно, сдохнуть – рано

Уже поздно: после полуночи. В огромной комнате в большом кресле (это старинное «вольтеровское» кресло, несколько странное среди всей современной мебели в комнате) сидит Женщина (то, что называется «еще молодая женщина»).

Она (сидит в кресле, очень удобно, с ногами, — и болтает, болтает по телефону). Мне приснился сон… Мой экс-любимый Саша сел на дирижабль и полетел по проспекту Вернадского… Но в этот момент позвонила ты, и я так и не узнала — разбился ли он… Ха-ха-ха… (Выслушивает ответ) Ну что ты, для меня самый желанный звонок — после полуночи… В это время я ем, пью чай… и звоню, звоню по телефону После полуночи у меня всегда занято… Ха-ха-ха…

Пронзительный свисток.

Подожди, я сниму чайник, а то он вопит на кухне, как ребенок с грыжей… (Выслушивает .) Хорошо тебе говорить: «Не обращай внимания», а он отплюнет на плиту свой драгоценный носик — и я вновь без чайника. Ха-ха-ха! (Бросает трубку на кресло, уходит. Возвращается с чашкой чая. Попивая чай, продолжает разговаривать по телефону, но только как-то странно: не поднимая брошенную трубку .) Ну, холодрыга! В кровать ложусь в сапогах, как три мушкетера. Ха-ха-ха… Только чаем и спасаюсь… Вот черт! Был нормальный чай: налила в чашку, тут же стал зеленый. От меня в последнее время даже цветы вянут… Ха-ха-ха. Как ты думаешь: «Саша на дирижабле» — это к чему? У меня есть старинный толкователь снов: «Сонник», 1902 года издания… Там написано: бить во сне любимого — к свадьбе, целоваться с ним — к ссоре… Представляешь? А вот про дирижабль ни слова! Ха-ха-ха! (Выслушивает ответ) Да нет, все значительно проще. Вчера целый вечер я лицезрела Сашу в реальности — в ресторане. И, как результат, он полетел на дирижабле. Ха-ха-ха! Ну, что ты, вчера был обалденный день! Подожди, закурю. (Закуривает) Все утро я учила роль маляра, которую прислали с телевидения. Совершенно идиотская роль в такой же музыкальной передаче. Но когда самолет идет на аварийную посадку, не размышляешь о качестве аэродрома. Ха-ха-ха! И вот вчера лежу я с этой ролью на тахте, одиноко, как на мысе Челюскин… и пытаюсь учить роль… Не получается! В воскресенье у нас — всюду жизнь! Этажом выше надо мной поселился какой-то Сизиф… Во всяком случае, все выходные с раннего утра он катает над моей головой тот самый камень. Подо мной гудит пылесос, как уборочная машина на полях. За стеной юная девица из самодеятельности разучивает над моим левым ухом танец «русские дробушки». А с правого уха, за другой стеной, глухой пенсионер орет: «Моцарт! Моцарт!» Моцарт — это его кот, который все время теряется! (Выслушивает) Ну что ты, во-первых, у меня, как ты знаешь, собака… А во-вторых, с некоторых пор я ненавижу котов… Понимаешь, я как-то однажды взяла себе котика… Ну все сделала как надо: поставила ему тазик для писанья — в уборной, постелила ему одеяльце — на собственной кровати… Отгадай, чем кончилось? Кот писал в мою кровать, а спал в тазике — в уборной… Ха-ха-ха! Короче, лежу я со своим маляром среди всех этих созвучий… и вдруг отчетливо понимаю: сейчас сойду с ума! Врубаю телевизор, чтобы как-то заглушить всю эту вакханалию звуков… А в телевизоре… передо мной — лицо певца! Который давно помер! И покойник глядит прямо на меня, приветливо улыбается и поет таким интимным голосом: «Все еще впереди… Все еще впереди»… Представляешь, какой оптимист! Тогда в ужасе я хватаю свою козлиную куртку — и ходу! На улицу! Из дому! Но попробуй выйди зимой из моего дома! Там у нас такой ветер — ветрило! Роза ветров! Из парадного я выхожу с третьей попытки. И тут же, моментально, ветер завязывает юбку морским узлом над моей головой… Кости отплясывают рок… а мой нежный носик тотчас остается у меня в руках… Так и несу его в ладонях. А еще говорят — «Юго-Запад… Юго-Запад!!!» Вьюго-Запад. (Поднимает трубку с кресла .) Тебе вон смешно, а у меня трагедия: мне холодно жить! Ха-ха-ха! В общем, мне стало так себя жалко! Чувствую — заболеваю гриппом. У меня первый признак гриппа — это когда я начинаю себя жалеть. Вижу, нужно что-то предпринять. И вдруг, прямо на улице, во мне загорается адово пламя. Бесы тотчас подхватывают меня — и я начинаю летать на метле по знакомым… Короче, я облетела по этому Южному полюсу километров пятьдесят знакомых. (Выслушивает .) Ну что там было? Все как у всех. Обильный стол с дефицитами… За столом поедали икру вместе с салатом и знакомыми… «Сидят и кушают бойцы товарищей своих». Ха-ха-ха! Но постепенно я отогрелась. Злословие очень согревает. Напоили они меня каким-то ужасно пьяным китайским вином… И я уже хотела отправиться на свой мыс Челюскин, чтобы забыться там одиноким китайским сном… Но тут опять — бесы, бесы! И я несусь на своем помеле дальше — над всемирным оледенением. Пока не выпала в осадок в ресторане «Витязь»! Ха-ха-ха! (Выслушивает) Это необъяснимо, но после всего, что я съела в гостях, мне вдруг страшно захотелось снова есть. Ха-ха-ха! И чтобы была музыка, а не одинокий мыс Челюскин. Ха-ха-ха… Я была в ужасном, совсем нересторанном виде… Раньше я страшно комплексовала бы по этому поводу. Ты помнишь, какая я была модница — раньше! Однажды я три часа просидела в мыслях: как соединить в одном туалете два активных цвета: красный и зеленый. Ха-ха-ха! Нет, насколько комфортнее моя жизнь с тех пор, как я стала феминисткой. Феминистка — это прежде всего удобно: мужа нет, поэтому готовить не надо; весь туалет — куртка и джинсы. Прическу — тоже к дьяволу: короткая стрижка. Остальное все совершается ладонью: причесываемся, по мордасам бьем, когда пристают… Ха-ха-ха. (Насмешливо.) «Женщина может простить все, кроме испорченной прически». Теперь для меня это такая чушь! (Прислушивается.) Боже, как мне все это смешно! (Вновь прислушивается, замолкает.) Я не молчу… просто слушаю… (Вновь бодро) Короче, вхожу в ресторанный зал в своем новом феминистском виде: джинсы, козлиная куртка с чересчур короткими рукавами… видать, козел был каким-то короткоруким… мое обычное везенье… и совершаю мягкую посадку на стул… Что не совсем просто при китайском вине в организме… И тотчас вижу за соседним столиком… Сашу! Он сидел с какой-то юной божьей тварью в блудливых лисах. Очень оживленно беседовал и не знал… что через несколько часов ему лететь на дирижабле. Ха-ха-ха! Естественно, этот сукин сын сделал вид, что меня не заметил. В этот напряженнейший момент заиграл оркестр, и он пошел танцевать мимо меня, изо всех сил глядя в другую сторону. Блудливая в лисах была очень юна и с какой-то неправдоподобно округлой задницей. Я даже подумала: может — накладная? Ха-ха-ха! Короче, сижу я на своем одиноком стуле, на своей натуральной заднице абсолютно одна, как на мысе… нет, мыс уже был… как на полуострове Таймыр… и думаю: да наплевать мне на вас, я теперь — феминистка. (Выслушивает) Подожди, подожди… Дальше события разворачивались! Хоть выглядела я в инвалидном козле хуже некуда, ко мне тут же подсуетился какой-то усатый грузинец… Что делать, восточные люди всегда от меня без ума… Ха-ха-ха! И мы с грузинцем тотчас пустились в пляс… совсем недалеко от экс-любимого Саши… и его юной твари в блудливых лисах. (Замолчала, прислушивается) Не могу! У меня все время ощущение: кто-то стоит за дверью. (Выслушивает) Совсем это не бзик, ты просто не видела мою квартиру… Ну, это целая история! После ухода моего мужа Мартироса экс-любимый Саша решил преобразить мою двухкомнатную квартиру. Для этого он, как библейский Самсон, порушил все перегородки. Прихожая… коридор… кухня — он все соединил с большой комнатой. И получился гигантский сарай… где я сейчас и проживаю. Ха-ха-ха! Дверь из этого сарая выходит прямо на лестницу… поэтому мне все время кажется, что там, за дверью, на лестнице кто-то стоит… (Вслушивается) Нет, туалет он мне оставил, я туалет на коленях вымолила… Туалет и свою комнату, где он скрывался, когда пил. (Выслушивает) Нет, мне туда поселиться нельзя — там сейчас музей его имени… Мемориал памяти Саши. «Тени минувшие счастья уснувшего». Ха-ха-ха! Короче, танцую я в ресторане с грузинцем — и вдруг чувствую жуткую боль! Опускаю глаза — и вижу такую ногу! Ты не представляешь, какая это была нога! Я даже глаза протерла — думаю, может, это китайское вино шалит! Я спрашиваю грузинца: «Скажите, пожалуйста, это у вас нога или нарочно?» «В смысле?» — говорит он, танцуя рок и размахивая жуткой ногой… «танец с саблями». «В смысле, — говорю я, увертываясь от его ножищи, — может, вы прячете в ботинке дьявольское копыто? И вообще, милый мой, как вы живете с такой ногой?» Ха-ха-ха! (Выслушивает ответ) Адалыие? После таких вопросов, как ты догадалась, никакого «дальше» уже не бывает! Я всегда умею задать мужчине самый нужный вопрос! Ха-ха-ха! Но теперь мне на это наплевать, я — феминистка! Ха-ха-ха! Вот так — в плясках, играх и песнях прошел вечер… Ха-ха-ха!