Каширская старина - Дмитрий Васильевич Аверкиев

   Действующие лица

   КОРКИН ПАРФЕН СЕМЕНЫЧ

   богатый вотчинник*.

   ВАСИЛИЙ

   сын его, молодой царский сокольник.

   БОРОДАВКА ИВАН СИЛЫЧ

   помещик небогатый, Коркину ближний сосед.

   САВУШКА

   однодворец* сын названого брата Ивана Силыча.

   АБРАМ

   Савушкин

   брат двоюродный.

   ЖИВУЛЯ

   подьячий.

   ПЕТРУНЬКА

   Пелепёлихин сынишка.

   ДВОРЕЦКИЙ

   Коркина.

   СЛУГИ, ГОСТИ, МУЖИКИ, ПАРНИ

   Коркина.

   ДАРЬИЦА

   Ивана Силыча жена.

   МАРЬИЦА

   дочка Иванова.

   ГЛАША

   сирота, с Марьицей выросла.

   ПЕЛЕПЁЛИХА

   у Коркина ключница.

   ДУНЬКА

   его же сенная.

   ГОСТЬИ, ДЕВУШКИ, БАБЫ, СЕННЫЕ.

между третьим и четвертым действиями больше полугода. Время - вторая четверть XVII века.

Иванов огород. Слева, на первом плане, изба видна, тесом крыта; пред сенями рундучок* невелик, без крыльца. Налево же, глубже, гряды, подсолнухи, мак, рожи-мальвы; еще подальше ветла стоит. Направо, на втором плане, рябина старая; под ней скамейка. Весь огород позади обнесен плетнем, местами раздерганным; на плетне горшки, тряпки и пр.

Немного отступя, за плетнем, высится дубовый тын коркинских хором. В середине ледник с земляною кровлей; его чуть за тыном видно; по бокам на него всходят и смотрят в Иванов огород, как указано ниже, некоторые из действующих лиц. Направо, из-за рябины и правее ее, видна часть высоких коркинских хором. Середина задней декорации: даль, село, церковь и т. д. Село в полуверсте кажет.

ЯВЛЕНИЕ I

Глаша выходит из Ивановых сеней; за тыном, на леднике, показывается Дунька.

   Глаша (приставляя руку к глазам, как от солнца закрываются, смотрит вверх). А солнышко-т на закат пошло. На игрище сбираться пора.

   Дунька (показываясь из-за тына). Глаша, чтой-то засмотрелась? Ай на село собрались?

   Глаша. Зевать нечего: окрутились* и пошли.

   Дунька. Тебе раньше надо: без тебя не начнут.

   Глаша. Где начать! Игры, песни кто ж заводить станет? Я везде первая поспела. Без меня вода не святится.

   Дунька. А наша-то жизнь анафемская: погулять некогда. Вы, чай, и отобедали давно?

   Глаша. Выспаться старики успели.

   Дунька. То-то ж. Гостей много у вас было?

   Глаша. Много: Савушка сам-один.

   Дунька. То-то ж. А у нас!..

   Глаша. Труба нетолченая?

   Дунька. То-то ж.

   Глаша. Аль еще кто есть?

   Дунька. Труба трубой, а еще утроба ненасытная. Господи, который час за столом сидят!

   Глаша. Аль не вставали?

   Дунька. Где! Кушаньев сколько, во что умещается! А медов, пива, таскали, таскали, и-ах господи! Ноги все отбегали.

   Глаша. А все сидят?

   Дунька. Сидят. Старико-т наш разошелся: "Две, говорит, у меня нынче радости. Первая радость -- праздник господен, у людей разговены, Петров день*, апостола; а вторая, говорит, радость сын с Москвы на побывку приехал". Сама рассуди: с двух радостей не пьян из-за стола уж встанет ли?

   Глаша. А молодое-т что же?

   Дунька. Ты нешто не видала?

   Глаша. Где видеть! Давно ль приехал?

   Дунька. Недавно, точна, недавно; три дни всего.

   Глаша. Вечор на него было взглянуть вздумала. На коне, сказали, едет. Не успела на крыльцо выскочить, ан за ним курево только в поле стоит.

   Дунька. То-то ж. Видишь каков! А уж молодец собой -- ни пером описать.

   Глаша. Московской!

   Дунька. Не здешний, знамо. Здешние что -- вот хоть бы Савушку вашего взять, али Абрама, как есть деревенщина. Все-то у него иное: на коне посадка, с людьми повадка, ну и разговор, опять особый.

   Глаша. Повидать бы. На игрище, чай, выйдет?

   Дунька. Уж не знаю; не умею сказать. С чего бы не пойти? Все хоть наших девок посмотрит -- хоть Марьицу вашу. На Москве, чай, таких не много. (За сценой, вдали, слышен Пелепёлихин голос: "Дунька!") Ой! Ай панья зовет?

   Глаша. Какая еще панья?

   Дунька. Да наша, Пелепёлиха-то. Паньей ведь ее прозвали! Намедни до чего напилась: я-де с Литвы, отец мой у короля в чашниках служил. Мы ее паньей и прозвали. Что смеху-то было!

   Глаша. Вот черт-то! (Обе смеются.)

   Дунька. Прощай, одначе; на игрище, может, и свидимся. Авось урвуся.

   Глаша. И ты прощай. Я звать на село пойду. Пора ведь. (Идет в избу.)

ЯВЛЕНИЕ II

Дунька обернулась, хотела вниз сбежать, как к ней навстречу Пелепёлиха из-за тьма видна стала. Одета пестро; нарумянена.

   Пелепёлиха. У, черт, чуть не сорвалась было! Ты тут с кем, бестия, зубы скалила, лясы точила?

   Дунька. Глашка в сад выбегала.

   Пелепёлиха. В сад? Тоже сад называется! И лесу всего: ветла да рябина. Последнюю срубить надоть, на наш двор не тянулась бы... А Дарьица, сама-т, не выходила?

   Дунька. Спала, вишь; теперь наряжается. На игрище тоже идут.

   Пелепёлиха. Наряжаются тоже, голь перекатная! Одна телогрея, зиму-лето носит, тафта-де рудо-желта! Фря! Эх, ждать-то не время, уж я ее вышутила бы. Пойдем-ка. Нашо-т пил, пил, анисовой водки запросил. (Обе уходят.)

ЯВЛЕНИЕ III

Сцена малое время пуста. Из избы выходят: Марьица, за нею следом Савушка.

   Савушка. Ты, Марьица, не сердись на меня. Я, право...

   Mapьица. Чудной ты! С чего ж мне на тебя сердиться? Не королевна какая, не за замками живу, на людях. За себя свататься кому запретить разве можно? И опять: не моя вина,-- матушке не угоден.

   Савушка. Матушка что! Был бы тебе люб, на матушку не поглядела бы: батюшку