Ильин. Ничего я не стоял.
Катя. А может, и не стояли, мне показалось. Вот эту селедку можно съесть, а графинчик давайте я отнесу обратно. Вы же его не тронули, буфет обязан принять.
Ильин налил себе стопку, выпил.
Товарищ Ильин! Не надо! Ведь с этого все и начинается. Вы не видели научный кинофильм «Это мешает нам жить»? Идемте отсюда, здесь неудобно девушке сидеть. Что обо мне подумают?
Ильин. Никогда не думай, что о тебе думают, учись не зависеть от чужого мнения.
Катя. Как же не думать? Мы же не одни живем, в человеческом обществе…
Ильин налил себе еще.
Александр Петрович, не надо! Идемте лучше к Тамаре Васильевне, она зачем-то хотела вас видеть.
Ильин. Ай трай ту ду май бест.
Катя.Что?
Ильин. Ради вас сделаю все, что в моих силах.
Катя. Спасибо.
Ильин. Только не это.
Катя. Почему? Странный человек… Как она вас любит! Это раз в жизни бывает, и то не со всяким. Другой и так проживет и думает – все в порядке. Где-то я читала, что любви нет, есть одна симпатия. Неправда! Разве что-нибудь сравнится с любовью? Без нее человек высыхает.
Ильин. Раз так – выпьем за Тамару Васильевну!
Катя. Ах, так! Тогда я тоже буду пить. Сколько вы – столько и я.
Ильин. Хвалю. (Наливает ей.)
Катя. Только мне нельзя, я сразу пьяная буду. (Выпили. Катя задохнулась, торопливо закусила).
Ильин. Да, надо привыкать к мысли, что лучшее уже позади.
Катя(выпив, начала соглашаться). А что, правда. Я ведь тоже не такая молодая. Мне девятнадцать лет, а у меня уже нервы портятся.
Ильин. Ты насчет Тамары Васильевны говорила.
Катя. Я? Не помню.
Ильин. По идее можно жить только с такой женщиной, которая высекает из твоей души искры.
Катя. По-моему, Тамара Васильевна именно высекает.
Ильин. Началась война – она одна меня провожала. Сидим на машинах, женщины кругом ревут, а она смотрит снизу вверх и говорит: «Видишь, какая у тебя будет бесчувственная…» – и запнулась. Спрашиваю: «Что?» Моторы тарахтят, не слышно. «Что ты сказала, не понял!» – «Я сказала: видишь, какая у тебя будет бесчувственная жена». Машины тронулись, она бежит сзади. Бежит и молчит. Потом мотор, что ли, заглох – остановились. И она остановилась. Прислонилась к водосточной трубе, смотрит. Опять поехали, она опять побежала. Потом отстала… (Налил себе.) А тебе хватит.
Катя. Вы пьете – и я буду пить! (Расхохоталась.) У нас одна девочка остригла косы, надела кофту в обтяжку, юбку с разрезами – у нее сразу мальчики появились. Скажите, почему это? Мальчишки тоже есть не лучше. Он с тобой знакомится и уже заранее спрашивает, где ты живешь – боится, что далеко провожать… Александр Петрович, когда я его увидела – у меня в груди как будто колокол ударил!
Ильин. Кого увидела?
Катя. Кого? Славку.
Ильин. Вот видишь, а ты сидишь здесь. Иди к нему. А то, знаешь, есть такое словечко: «поздно». Ничего, еще узнаешь! Ты слушайся меня. Самые хорошие советы дают неудачники.
Катя. Почему же вы неудачник? Вы – большой человек. Как вы в химии разбираетесь! Слава говорит – это сейчас редкость.
Ильин. Химия, Катенька, – это всего-навсего мечта. Химия – синяя птица. А у черта на куличках есть поселок Усть-Омуль. И морозы там – за сорок градусов, туман над эемлей стоит, молоко. Дунешь – гул идет, будто паровоз свистнул, воздух замерзает. Машину с места не сдвинешь, нет сцепления с почвой, от скатов резина кусками отваливается. А ты знай целый день крути баранку. А срочный рейс – и ночь не поспишь. Пожевал, не выходя из кабины, и дальше газуй. А то застрянешь в тайге, километров пятьсот от поселка, и жди, пока откопают. Вот она, шоферская работенка.
Катя. Значит, вы все наврали? Вы шофер.
Ильин. Теперь заведующий гаражом. Крупная должность.
Катя. Зачем же вы наврали?
Ильин. Только ради мелкого тщеславия.
Катя. Значит, вы хотели ставить себя выше других?
Ильин. Ну, потолковали – довольно. Иди, Катя.
Катя. А вы?
Ильин. А я посижу.
Катя. Одна не пойду.
Ильин(с досадой). А!…
Опрокинул рюмку. И Катя опрокинула. Стукнул ею о стол. И Катя стукнула. Смотрят друг на друга молча.
Комната Тамары. Тетку и племянника мы застаем в той мизансцене, в какой остановил их разговор: она – со скатертью, которую начала складывать, он – с развернутым листом ватмана.
Тамара. Они уже сидят на машинах, все кругом плачут. А я ему говорю: «Видишь, какая у тебя будет бесчувственная жена»… Славик, ты не злись. Ведь кончено!
Слава. А если кончено, зачем предаваться воспоминаниям?
Тамара. Потому и предаюсь. Раньше ведь не предавалась. Машины тронулись, и я побежала. Потом их машина почему-то стала, и я остановилась, смотрю на него. Опять поехали, я опять побежала.
Слава. Я только одного не пойму. Это в романах влюбляются неизвестно за что, а в жизни все-таки любят за что-то.
Тамара. Нет, Слава, он не такой человек, как тебе кажется. Совсем не такой, совсем не такой!
Слава. Завидую людям, которым все нравится.
Тамара. Мне давно уже не все нравится.
Слава. Прогресс.
Тамара. Ну и что же, людям часто казалось, что плохого в жизни больше, чем хорошего. Но вот прошло время – и что на поверку? Ленин, Джордано Бруно, Пушкин – люди их вечно будут помнить! А разные инквизиторы, гонители, цари – почти все забыты. Только отдельных представителей еще по истории проходят, да и то путают, какой царь после какого шел.
Слава. А ты не лишена логики.
И, одновременно замолкнув, они, как на ожившем кинокадре, продолжают прерванные занятия.
Тамара(рассеянно). Как там твои профсоюзные дела?
Слава. А никак. Что я, буду за всех вкалывать? Называется выборы! Все себе самоотводы дали: один говорит – поет в хоре, другой говорит – за городом живет, третья говорит – меня нельзя выбирать, я подавляю инициативу других. Так не подавляй! А я на минутку вышел – бац! – выбрали!
Тамара. Стыдно говорить такие слова! Студенты съехались бог знает откуда, некоторые живут на частных квартирах. Ты же лучше знаешь, кто нуждается в общежитии, кто нуждается в помощи из директорского фонда. Есть такие, что стесняются, ни за что сами не скажут. А культмассовая работа? Особенно для иногородних. Сходить вместе то ли в театр, то ли в музей… Экскурсии по памятным местам, то ли пешком, то ли на автобусе. У профкома есть средства, чтобы это оплатить. А ты? Какой эгоист!… Завтра принесу тебе форму: экран уплаты членских взносов. Повесишь на стенку, чтобы все видели.
Слава(вздохнул). Ладно.
Тамара. Приберу там у вас. (Уходит в другую комнату.)
Слава. У нас. Сколько вас. Раз.
Звонок в дверь. Тамара вернулась в комнату.
Тамара. Это он! (Опустилась на стул.)
Слава. Открыть?
Тамара. Подожди. Егор Иванович откроет.
Сидят молча. В прихожей послышался голос Кати.
Слава. Катя твоя пришла.
Тамара снова скрылась в соседней комнате. Вошла Катя. Она сильно навеселе.
Катя(сразу же от двери, предупреждая). Я не к тебе пришла. (Приблизилась к столу. Надувшись, разглядывает чертеж.) Опять на Лидочку ишачишь? Давай. Давай.
Слава. А ну, дыхни.
Она дыхнула.
Где нализалась?
Катя. А тебе какое дело? (Надменно протянула руку, указала на свой платочек, который не без умысла уронила.) Подыми!
Слава поднял.
Стул!
Слава подвинул стул.
Не сюда, туда!
Слава отнес стул к стене.
(Напевая, прошлась по комнате в танце.) Ой, что я пою! Нужно чардаш. (Пляшет перед Славой.) Что же, долго я так буду? Теперь ты пляши!
Слава. Обалдела?
Катя. Ты должен исполнять, что тебя просят женщины. А то я уйду. Руки вот так. К себе, от себя, к себе, от себя! Понял?
Входит Тамара.
Тамара. В чем дело?
