закончиться вовсе ничем.
Нужно хотя бы глазком посмотреть, как живет Мелани.
– Часто ты ходишь одна в такой темноте? – сказал Филипп с напускным беспокойством. – Совсем небезопасно бродить по улицам города в такой поздний час.
– Ваша правда, – согласилась Фрида, – но боюсь, что выбора у меня нет. Раньше Хельмут всегда меня провожал, хоть и тратил много времени на ожидание окончания моего рабочего дня. Но теперь, когда он нашел вторую работу, я вынуждена добираться до дома одна.
– В таком случае, – на лице Лавуана появилась улыбка, – я просто обязан тебя проводить.
– Это было бы замечательно, – улыбнулась девушка.
Простая Фрида совершенно не видела подвоха в предложении Филиппа. Лавуан же не чувствовал ничего неправильного в своем предложении. Сейчас все его мысли были сконцентрированы на Мелани, и до чувств молодой немки ему дела не было.
Фрида жила не так близко к театру, как она бы того хотела. Проходя по едва освещаемым улицам, Филипп молча рассматривал дома, пытаясь вспомнить был ли он когда-нибудь в этой части города. Почему мы всегда ходим лишь в центр? Да, соборы, площади, парки – все это действительно вдохновляет. Но истинную жизнь людей, их быт, переживания, можно познать лишь на окраинах. Почему же я никогда не бывал здесь? Однако, Лавуан был неправ. Он уже проходил здесь однажды. И вспомнил он этот момент лишь когда дорога свернула к старому католическому кладбищу. Еще пять лет тому назад именно здесь Филипп искал вдохновение для своей мистической пьесы. Как я мог забыть, что бывал здесь? На самом деле, это совсем неудивительно. Еще недавно здесь не было такого количества домов, а был лишь пустырь, который предназначался тоже для кладбища. Филипп, разочаровавшись в жизни, даже примерял себе местечко здесь, на месте, где теперь высился небольшой многоквартирный дом. Время течет неумолимо.
– Спасибо, что решили меня проводить, – прервала поток мыслей француза Фрида. – Я хотела сама Вас об этом попросить, но мне было стыдно, – даже при таком плохом освещении Лавуан почувствовал, как девушка покраснела. – Мне всегда жутко проходить через это кладбище, но это единственный путь к моему дому.
– Не нужно благодарности, – успокоил собеседницу Филипп. – Это мой долг. Я просто не мог позволить себе отпустить тебя одну.
– Вы хороший человек, мсье Лавуан.
О как же ты ошибаешься, глупышка Фрида. Филипп Лавуан – редкостный подлец и эгоист.
Филипп не боялся кладбищ. Более того, все эти склепы, мавзолеи, родовые усыпальницы, просто одинокие могилы и, самое главное, отсутствие людей, всегда привлекали Филиппа. Пьеса, про одинокого доктора, который скучает по своей умершей возлюбленной, была написана за рекордные сроки лишь благодаря той тишине и тому покою, которые Лавуан смог отыскать в этом месте. Помпезность католических усыпальниц сыграла немаловажную роль в выборе декораций для пьесы. Тогда Филипп впервые лично участвовал в выборе всех костюмов и прочего материала для композиции. Сейчас, на фоне творческого кризиса, ему казалось, что та работа была едва ли не лучшей, что выходила из-под его пера.
– Несмотря на всю мрачность этого места, – писатель придал своему голосу утешительный тон, – стоит признать, что оно не лишено романтики, не находишь?
– Может Вы и правы, – неохотно согласилась Фрида. – Но я вижу кладбище каждый день. Знаю, что вот за тем ангелом, – она указала пальцем на видневшуюся дальше по дороге могилу, украшенную милым ангелочком, – мне стоит повернуть направо, а за тем склепом налево… Видя все это каждый день, теряешь возможность восхищаться…
Нет ничего страшнее рутины. Даже столь заурядная девица порой может выдавать воистину глубокие мысли. Лавуан крепко задумался над словами девушки. Казалось, что простая фраза погрузила его в уныние. Ему самому было не до конца понятно: расстроен ли он самой фразой или же тем фактом, что ее породил не его собственный мозг.
Пройдя через кладбище, путники вышли на хорошо освещенную улицу. Домов здесь было немного и все не превышали высотой пять этажей. Когда Филипп поднял голову на ближайшее здание то понял, что видел его ранее, но с тех пор оно сильно изменилось. Полуразрушенный двухэтажный барак, который был приютом разве что для местных бродяг-алкоголиков, стал полноценным домом, где кипела жизнь обычных французских граждан.
– Вот мы и пришли, – подытожила Фрида, слегка улыбнувшись.
– Ты живешь здесь? – удивился Филипп. – Откуда у вас деньги на съем жилья в таком доме?
– Это не такие большие деньги, – поспешила оправдаться девушка. Мы арендуем небольшую квартирку с видом на кладбище. Немногие хотят жить с такой картиной за окном, но нам выбирать не приходится, и мы рады любой возможности обустроиться здесь, во Франции.
Меньше всего Лавуану сейчас было дело до проблем мигрантов из Германии. В данную минуту он думал лишь о Мелани, о том, как ей тут живется, и находил, что девушка и католическое кладбище вовсе неплохо сочетаются. Филипп проводил Фриду до самых ворот дома. Разумеется, он делал это не ради немки, да и сам он не вполне осознавал на что рассчитывал, когда проделывал весь этот ночной путь. Может быть, хотел увидеть хоть краем глаза Мелани, случайно выглянувшую в окно, или встретиться с ней где-то на лестнице. Но все это было также маловероятно, как для Фриды найти достойного ухажера.
Молчание нарушили звуки, доносившиеся откуда-то со второго этажа. Отсюда, снизу, можно было сказать лишь одно – кто-то ломился в дверь, причем весьма и весьма настойчиво и бесцеремонно. Удивителен был и тот факт, что жильцы никоим образом не реагировали на такое поведение, что для французов, с их любовью отстаивать свои права, в том числе и на спокойный отдых, было совершенно неестественно.
– Этого я и боялась, – Фрида прикрыла рот руками. Девушка определенно знала причину беспорядка в их доме.
– Что это у вас там происходит? – спросил вполголоса Филипп.
– Это снова мсье Моро к нам заявился, – прошептала в ответ собеседница. – Помните я говорила про ухажера Мелани? Так вот это он, – Фрида указала пальцем куда-то вверх, целясь в того самого Моро.
Вот значит, как… Хорошо, значит допытываться кто это и искать с ним встречи не придется. Судьба сама дала мне шанс поговорить по душам с этим человеком! Филипп, будучи уверенным в своих силах, вдохновленным мыслями о немедленном разрешении назревавшего в обозримом будущем конфликта, двинулся в сторону лестницы, машинально сжав кулак и стиснув зубы.
– Погодите же, мсье Лавуан, – Фрида буквально вцепилась в рукав писателя и с известной женской силой стала оттаскивать француза обратно во мрак коридора, уводя с хорошо освещаемой лестницы.
Филипп хотел поначалу сопротивляться, но, поняв всю серьезность
