class="p1">– Ерунда все это, – сказал он. – Пойдемте с нами в кабинет. Нам нужна по крайней мере расписка, что вы получили от нас картину.
Он провел Блэка в небольшой кабинет рядом, а я остался вместе с экономкой.
– Чем богаче люди, тем жаднее они становятся, – с горечью сказала экономка. – Они меня хотели выставить уже первого числа, а ведь господин Дюран распорядился оставить меня до конца года. Ну ничего, они у меня еще попляшут, когда увидят, что он отказал мне по завещанию. Ведь я была единственная, кому он доверял, а их всех терпеть не мог. Они даже коньяк его и то норовили охаивать. Хотите рюмочку? Вы единственный, кто его оценил. Я этого не забыла.
– С удовольствием, – ответил я. – Коньяк был редкостный.
Экономка налила мне рюмку этого адского зелья. Я опрокинул ее залпом и по мере сил изобразил на лице восхищение.
– Превосходно!
– Вот видите! Потому-то я вам и помогла. Остальные-то здесь только ненавидят меня. Ну да мне все равно.
Блэк вернулся в спальню с какими-то бумагами в руках. Следом за ним молча шел Расмуссен. Он вручил Блэку прелестную мадам Анрио с таким видом, будто это была жаба, и запер двери спальни.
– Запакуйте! – буркнул он экономке и, не попрощавшись, вышел.
Экономка принесла оберточную бумагу.
– Может, и вы коньячку желаете? – спросила она Блэка. – Там в бутылке еще много осталось. А теперь все равно уже никто не придет…
Я подмигнул Блэку.
– С удовольствием, – обрадовался тот.
– Коньяк просто поразительный, – в последний раз предостерег я.
Блэк сделал глоток, но выказал безупречное самообладание.
– Господин Зоммер рассказывал мне об этом напитке, – произнес он изменившимся голосом. – Я думаю, он с удовольствием выпьет еще, если у вас осталось. А мне, к сожалению, больше рюмочки в неделю нельзя. Врачи запретили. Зато уж господин Зоммер…
Со скрежетом зубовным я наблюдал, как экономка снова наливает мерзкое пойло в мою рюмку.
– Он и от двойной порции не откажется, – любезно добавил Блэк.
На горестном лице старой женщины пробилась робкое подобие улыбки.
– С удовольствием, – сказала она. – Я рада, коли вам нравится. Может, заберете бутылку с собой?
Я чуть не поперхнулся и замахал руками.
– Что вы, она вам еще пригодится. Жизнь научила меня: в самый неподходящий момент приходят самые неожиданные гости…
Мы покидали обитель скорби с мадам Анрио под мышкой и с ликованием в душе, будто вырвали самую красивую рабыню из рук свирепых арабских работорговцев.
– Мне срочно нужно чего-нибудь выпить, – пропыхтел Блэк в свою бородку. – Это не коньяк, а разбавленная серная кислота. Что-то для чистки латуни, но уж никак не для питья. – Он лихорадочно озирался, высматривая бар. К счастью, показалось такси. – Ладно, берем такси! А дома забьем этот чудовищный вкус нашим лучшим коньяком. Но какова шайка! Смерть – и такая жадность, такая скаредность!
– Ваша идея насчет пятидесяти тысяч была просто гениальна, – сказал я.
– В нашей профессии надо уметь соображать быстро и идти на риск без страха. Отпразднуем сегодня вызволение мадам Анрио со свечами и нашим заветным «Наполеоном». – Реджинальд Блэк рассмеялся. – Вот и понимай людей после этого.
– Вы про Расмуссена? Или про эту фурию?
– Да нет. Эти ясны, как раскрытая книга. Но Дюран-второй каков! Вот скажите, почему он не купил этого Ренуара, раз уж знал, чего стоят его наследники? Мог бы подарить своей экономке. Я уверен, лет тридцать назад он с ней спал. И знаете почему? Ему так было дешевле.
В витрине магазина Силверов распластался яркий плакат: «Ликвидационная распродажа! Магазин закрывается! Самые низкие цены!» Я вошел.
Александр Силвер принял меня в клетчатых зеленоватых брюках и серых носках, но зато при черном галстуке.
– Что стряслось? – спросил я.
– Все! – мрачно ответил он. – Самое страшное!
Я взглянул на его черный галстук и только тут вспомнил, что и сам в таком же. Я забыл сменить его на мой обыкновенный.
– Умер кто-нибудь? – осторожно поинтересовался я.
Александр покачал головой.
– Да нет, но все равно что умер, господин Зоммер. А с вами-то что? Или кто-то умер у вас? Вы вон тоже в черном.
– Тоже нет, господин Александр. Это траур скорее по служебной надобности. А у вас? Сегодня, похоже, день черных галстуков.
– Мой братец! Этот вероломный нацист! Он таки женился! Тайно! Неделю назад.
– На ком?
– На шиксе, конечно. На этой патлатой гиене.
– Сегодня, похоже, еще и день гиен. Одну я уже лицезрел. Из-за этого и объявление? Все распродаете?
Александр кивнул.
– Объявление-то я повесил, а толку что? Никто не приходит. Все зазря! Кому сегодня нужен антиквариат? Разве что только моему братцу, извергу. Тот на антиквариате женится.
Я облокотился на голландский стул – очень даже подлинный, не считая, конечно, ножек.
– Хотите закрыть магазин? Жалко.
– Что значит «хотите»? Пытаюсь! Ведь никто у меня его не купит! Даже на распродажу покупателей не найдешь!
– А сколько вы бы хотели за этот магазин? – спросил я.
Силвер стрельнул в меня взглядом.
– Еще не знаю, – осторожно ответил он. – Вы хотели бы купить?
– Разумеется, нет. И даже не арендовать. У меня ведь нет денег.
– Тогда зачем же спрашиваете?
– Просто из солидарности. Как насчет чашечки кофе в чешском кафе напротив? Но чур, сегодня я угощаю!
Силвер посмотрел на меня грустными глазами.
– Не до кофейни мне, дорогой мой друг! Это все прекрасные дни золотого прошлого. Теперь они позади! Знаете, чем мне братец пригрозил? Если я и дальше буду артачиться, он снова станет юристом. А я только отстаиваю память моей матушки! Если бы она знала! Она бы перевернулась в гробу.
– Это еще как сказать. Может, она полюбила бы сноху.
– Что? Моя мать, правоверная иудейка, и полюбила бы шиксу?
Я направился к двери.
– Пойдемте, господин Александр! Чашечка кофе и разговор по душам вам сейчас не повредят. Сделайте мне одолжение.
В эту минуту вид у Силвера был особенно неприкаянный и несчастный. Борьба за веру не прошла для него бесследно – это был уже совсем не тот жизнелюб, каким я знал его в недавнем прошлом. Даже походка Силвера утратила былую прыть: когда мы пересекали улицу, его чуть не сшиб велосипедист, что было бы немалым позором для смельчака, который прежде шутя лавировал между спортивными автомобилями и омнибусами.
– Ромовый кекс совсем свежий, – встретила нас кондитерша. – Очень рекомендую, господин Силвер.
Безрадостным взглядом Александр обвел витрину с выпечкой.
– Шоколадную голову, – выбрал он наконец. Очевидно, темный цвет шоколада больше всего подходил к его похоронному настроению.
Кондитерша принесла кофе. Александр немедленно обжег губы, настолько он оказался горячий.
– Тридцать три несчастья, –
