Явление восемнадцатое
Никита, Акулина, Анисья и Митрич.
Акулина (берет чашки). Что ж, наливать, что ль?
Все молчат.
Митрич (рычит). О господи, помилуй мя грешного!
Все вздрагивают.
Никита (ложится на лавку). Ох, скучно, скучно, Акулька! Где ж гармошка-то?
Акулина. Гармошка-то? Ишь, хватился. Да ты ее чинить отдал. Я налила, пей.
Никита. Не хочу я. Тушите свет... Ох, скучно мне, как скучно! (Плачет.)
ЗанавесЛица четвертого действия
Никита.
Митрич.
Матрена.
Соседка.
Анисья.
Кума.
Анютка.
Сват – угрюмый мужик.
Осень. Вечер. Месяц светит. Внутренность двора. В середине сенцы, направо теплая изба и ворота, налево холодная изба и погреб. В избе слышны говор и пьяные крики. Соседка выходит из сеней, манит к себе Анисьину куму.
Кума и соседка.
Соседка. Чего ж Акулина-то не вышла?
Кума. Чего не вышла? И рада бы вышла, да недосуг, слышь. Приехали сваты невесту смотреть, а она, матушка моя, в холодной лежит и глаз не кажет, сердечная.
Соседка. Да что ж так?
Кума. С глазу, говорит, живот схватило.
Соседка. Да неужто?!
Кума. А то что ж. (Шепчет на ухо.)
Соседка. Ну? Вот грех-то. А ведь дознаются сваты.
Кума. Где ж им дознаться. Пьяные все. Да больше за приданым гонятся. Легко ли, дают за девкой-то две шубы, матушка моя, расстегаев шесть, шаль французскую, холстов тоже много что-то да денег, сказывали, две сотни.
Соседка. Ну, уж это и деньгам не рад будешь. Срамота такая.
Кума. Шш... Сват, никак.
Замолкают и входят в сени.
Сват один выходит из сеней, икает.
Сват. Упарился. Жарко страсть. Простудиться маленько. (Стоит, отдувается.) И бог е знает как... что-то не того, не радует... Ну, да как старуха...
Сват и Матрена.
Матрена (выходит из сеней же). А я смотрю: где сват, где сват? А ты, родной, во где... Ну, что ж, родимый, слава те господи, всё честь честью. Сватать не хвастать. А я хвастать и не училась. А как пришли вы за добрым делом, так, даст бог, и век благодарить будете. А невеста-то, ведашь, на редкость. Такой девки в округе поискать.
Сват. Оно так, да насчет денег не сморгать бы.
Матрена. А насчет денег не толкуй. Что ей от родителей награждение было, все при ней. По нонешнему времени, легко ли, три полета.
Сват. Мы и не обижаемся, а свое детище. Все как получше хочется.
Mатрена. Я тебе, сват, истинно говорю: кабы не я, в жисть бы тебе не найти. У них от Кормилиных тоже засылка была, уж я застояла. А насчет денег – верно сказываю: как покойник, царство небесное, помирал, так и приказывал, чтоб в дом вдова Микиту приняла, потому мне через сына все известно, а денежки, значит, Акулине. Ведь другой бы покорыствовался, а Микита все дочиста отдает. Легко ли, деньжищи какие.
Сват. Народ болтает, денег больше за ней приказано. Малый-то тоже провор.
Матрена. И, голубчики белые. В чужих руках ломоть велик; чго было, то и дают. Я тебе сказываю, ты все четки брось. Закрепляй тверже. Девка-то какая; как бобочек хорошая.
Сват. Оно так. Мы одно с бабой мекаем насчет девки-то. Что ж не вышла? Думаем, что ж, как хворая?
Матрена. И, и... Она-то хворая? Да против ней в округе нет. Девка как литая – не ущипнешь. Да ведь ты намедни видел. А работать страсть. С глушинкой она, это точно. Ну, да червоточинка красному яблочку не покор. А что не вышла-то, это, ведашь, с глазу. Сделано над ней. И знаю, чья сука смастерила. Знали, ведашь, что сговор, ну, и напущено. Да я отговор знаю. Завтра встанет девка. Ты насчет девки не сумлевайся.
Сват. Да что ж, дело полажено.
Матрена. То-то, ты уж того, и не пяться. Да меня не забудь. Хлопотала я тоже. Уж ты не оставь...
Голос бабы из сеней. Ехать так ехать, иди, что ли, Иван.
Сват, Сейчас. (Уходит.)
Толпятся в сенях, уезжают.
Анисья и Анютка.
Анютка (выбегает из сеней и манит к себе Анисью). Матушка!
Анисья (оттуда). Чего?
Анютка. Мамушка, подь сюда, а то услышат. (Отходит с ней под сарай.)
Анисья. Ну чего? Где Акулина-то?
Анютка. Она в амбар ушла. Что она там делает, страсть! Однова дыхнуть, нет, говорит, мочи терпеть. Закричу, говорит, на весь голос. Однова дыхнуть.
Анисья. Авось подождет. Дай гостей проводим.
Анютка, Ох, мамушка! Тяжко ей как. Да и серчает. Напрасно, говорит, они меня пропивают. Я, говорит, не пойду замуж, я, говорит, помру. Мамушка, как бы она не померла! Страсть, я боюсь!
Анисья. Небось не помрет; а ты не ходи к ней. Иди.
Анисья и Анютка уходят.
Mитрич (один; идет от ворот и принимается подбирать натрушенное сено). О господи, Микола милослевый! Винища-то что выдули. Да и духу же напустили. Аж во дворе воняет. Да нет, не хочу, ну его! Вишь, нашвыряли сено-то! Есть не едят – только копают. Глядишь, вязанка. Дух-то! Ровно под носом. Ну его! (Зевает.) Спать время. Да неохота в избу идти. Так вокруг носу и вьется. Духовита ж, проклятая.
Слышно – уезжают.
Ну, уехали. О господи, Микола милослевый! Тоже хомутаются, друг дружку околпачивают. А пустое все.
Митрич и Никита.
Никита (входит). Митрич! Иди, что ли, на печку, я подберу.
Митрич. Ну что ж; ты овцам кинь. Что ж, проводили?
Никита. Проводили, да неладно все. Уж и не знаю, как быть.
Митрич. Эка дерьма! Чего ж тут. На то спитательный. Там кто хошь его вырони, он все подберет. Давай сколько хошь, не спрашивают. Да еще деньги дают. Только поди в кормильцы. Нынче это просто.
Никита. Ты, Митрич, смотри, если что, лишнего не болтай.
Митрич. А мне что. Заметай след, как знаешь. Эка винищем от тебя разит как. Пойти в избу. (Уходит, зевая.) О господи!
Никита долго молчит; садится на сани.
Никита. Ну дела!
Никита и Анисья.
Анисья (выходит). Ты где ж тут?
Никита. Здеся.
Анисья. Чего сидишь? Ждать неколи. Сейчас выносить надо.
Никита. Что ж делать будем?
Анисья. Я тебе сказывала что. То и делай.
Никита. Да вы бы в воспитательный, коли что.
Анисья. Возьми да и неси, коли тебе охота. На пакости-то лаком. А на разделку-то слаб, вижу.
Никита. Что делать-то?
Анисья. Говорю, поди в погреб, яму вырой.
Никита. Да вы бы так как-нибудь.
Анисья (передразнивая его). Так как-нибудь. Нельзя, видно, так-то. А ты бы загодя думал. Иди, куда посылают.
Никита. Ах, дела, дела!
Те же и Анютка.
Анютка. Мамушка! Бабка зовет. Должно, у няньки робеночек, однова дыхнуть, закричал.
Анисья. Что брешешь, пралик тебя расшиби. Котята там пищат. Иди в избу да спи. А то я тебя.
Анютка. Мамушка, милая, пра, ей-богу...
Анисья (замахивается на нее). Я тебя! Чтоб духу твоего не слыхала!
Анютка убегает.
Анисья (Никите). Поди, делай, что говорят. А то смотри! (Уходит.)
Никита один, долго молчит.
Никита. Ну, дела! Ох, эти бабы. Беда! Ты, говорит, загодя думал бы. Когда загодя думать-то? Когда думать-то? Что ж, летось пристала эта Анисья. Ну, что ж? Разве я монах? Помер хозяин, что ж, я и грех прикрыл, как должно. Тут моей причины нет. Разве мало бывает так-то? А тут порошки эти. Разве я на это склонял ее? Да кабы я знал, я бы ее, суку, убил тогда! Право, убил бы? Участником в этих пакостях сделала, паскудница! И опостылела ж она мне с этого раза. Как мне мать сказала тогда, опостылела, опостылела она мне, не смотрели б на нее глаза. Ну, как с ней жить? И пошло это у нас!.. Стала эта девка вешаться. Что ж мне? Не я, так другой. А оно вон что! Опять-таки моей причины нет никакой. Ох, дела!.. (Сидит задумавшись.) Смелы ж эти бабы, – что придумали. Да не пойду я на это.
