Эгисф. Проклятье, знай они это, они б давно пустили мне красного петуха во дворец. Вот уже пятнадцать лет я разыгрываю комедию, чтоб они не поняли своей силы.
Юпитер. Видишь, мы подобия.
Эгисф. Подобия? Какая ирония в том, что бог заявляет о своем подобии мне. С тех пор как я сел на престол, во всем, что я делаю и говорю, одна цель: создать собственный образ; хочу, чтоб каждый мой подданный нес этот образ в себе, чтоб даже наедине с собой он ощущал мой суровый взгляд на самой тайной из своих мыслей. Но я сам первый пал жертвой: я вижу себя таким, каким видят меня они, я склоняюсь над открытым колодезем их душ и там, в глубине, вижу свое отражение, оно мне отвратительно, оно притягивает меня. О всемогущий бог, что я такое? Я всего лишь страх, испытываемый передо мной другими.
Юпитер. А я кто, по-твоему? (Показывает на статую.) Я тоже — мое изображение. Думаешь, у меня не идет от этого голова кругом? Вот уже сто тысяч лет я пляшу перед людьми. Медленная, мрачная пляска. Нужно, чтоб и они смотрели на меня: пока взор их прикован ко мне, они забывают смотреть в себя. Если я забудусь на мгновение, если позволю им оторвать взгляд...
Эгисф. Тогда?..
Юпитер. Оставим. Это мое личное дело. Ты устал, Эгисф. Но как можешь ты роптать? Ты умрешь. А я — нет. Пока есть люди на земле, я обречен плясать перед ними.
Эгисф. Увы! Но кто обрек нас?
Юпитер. Мы сами. У нас ведь одна страсть. Ты любишь порядок, Эгисф.
Эгисф. Порядок. Это правда. Ради порядка я соблазнил Клитемнестру, ради порядка убил моего царя. Я хотел, чтоб царил порядок, и чтоб порядок был установлен мной. Я жил, не зная желаний, не зная любви, не зная надежды: я блюл порядок. О чудовищная и божественная страсть!
Юпитер. Иные страсти нам неведомы: я — бог, ты рожден быть царем.
Эгисф. Увы!
Юпитер. Эгисф, — мое творение, мой смертный брат, — именем порядка, которому мы оба служим, приказываю тебе: схвати Ореста и его сестру.
Эгисф. Они так опасны?
Юпитер. Орест знает, что он свободен.
Эгисф (живо). Он знает, что свободен. Тогда его мало заковать в кандалы. Свободный человек в городе, как паршивая овца в стаде. Он заразит все мое царство, он загубит мое дело. Всемогущий боже, чего ты ждешь? Порази его.
Юпитер (медленно). Чего я жду? (Пауза. Горбится, усталым голосом.) Эгисф, у богов есть еще один секрет...
Эгисф. Что ты хочешь сказать?
Юпитер. Если свобода вспыхнула однажды в душе человека, дальше боги бессильны. Это уж дела человеческие, и только другие люди могут либо дать ему бродить по свету, либо удушить.
Эгисф (глядя на него). Удушить?.. Хорошо. Я, разумеется, подчинюсь тебе. Но ни слова больше, и оставь меня, твое присутствие мне невыносимо.
Юпитер уходит.
Эгисф некоторое время один, потом Электра и Орест.
Электра (подскакивая к двери). Рази его! Не оставляй ему времени крикнуть. Я забаррикадирую дверь.
Эгисф. Так это ты, Орест?
Орест. Защищайся!
Эгисф. Защищаться я не буду. Слишком поздно кого-нибудь звать, и я рад этому. Но защищаться я не буду — хочу, чтоб ты был убийцей.
Орест. Хорошо. Средства мне безразличны. Буду убийцей. (Поражает его мечом.)
Эгисф (покачнувшись). Ты не промахнулся. (Цепляется за Ореста.) Дай погляжу на тебя. Это правда, что ты не испытываешь угрызений совести?
Орест. Угрызений совести? Из-за чего? То, что я сделал, справедливо.
Эгисф. Справедливо то, чего желает Юпитер. Ты прятался здесь и слышал его.
Орест. Что мне Юпитер? Справедливость — дело людей, и я не нуждаюсь в богах, чтоб знать, в чем она состоит. Справедливо раздавить тебя, гнусный пройдоха, справедливо свергнуть твою власть над жителями Аргоса, справедливо вернуть им чувство собственного достоинства. (Отталкивает его.)
Эгисф. Мне плохо.
Электра. Он качается, лицо его бледнеет. Ужас! Какое уродство... смерть человека!
Орест. Замолчи. Пусть унесет в могилу память о нашей радости.
Эгисф. Будьте прокляты вы оба.
Орест. Долго ты будешь умирать? (Поражает его мечом.)
Эгисф (падает). Берегись мух. Орест, берегись мух. Это еще не конец. (Умирает.)
Орест (отпихивая его ногой). Для тебя, во всяком случае, это конец. Проводи меня в комнату царицы.
Электра. Орест...
Орест. Ну?
Электра. Она уже не может повредить...
Орест. И что же?.. Не узнаю тебя. Раньше ты говорила иначе.
Электра. Орест... Я тебя тоже не узнаю.
Орест. Хорошо. Я пойду сам. (Уходит.)
Электра, одна.
Электра. Будет она кричать? (Пауза. Прислушивается.) Идет по коридору. Когда он откроет четвертую дверь... Ах, я этого хотела! Я этого хочу, нужно, чтоб я все еще этого хотела. (Глядит на Эгисфа.) Он мертв. Так я, значит, этого хотела. Я не понимала. (Подходит к Эгисфу.) Сто раз я видела его во сне распростертым на этом самом месте, с мечом в сердце. Глаза его были закрыты, он казался спящим. Как я его ненавидела, как радовалась своей ненависти. Он не похож на спящего, глаза открыты, он смотрит на меня. Он умер — и моя ненависть умерла вместе с ним. Я здесь, я жду, а она еще жива, она в своей комнате. Сейчас закричит. Звериным криком. Ах, я не могу больше вынести его взгляда. (Становится на колени и набрасывает плащ на лицо Эгисфа.) Чего же я хотела?
Тишина. Потом вопль Клитемнестры.
Он ударил ее. Она — наша мать, и он ударил ее. (Поднимается.) Ну вот: мои враги мертвы. Много лет я заранее радовалась этой смерти, теперь тиски сжали мое сердце. Неужели я обманывала себя пятнадцать лет? Ложь! Ложь! Это не может быть правдой: я не трусиха! Я хотела этой минуты, я все еще хочу ее. Я хотела видеть этого гнусного борова распростертым у моих ног. (Срывает плащ.) Пяль, сколько влезет свои зенки. Я этого хотела, я радуюсь, что у тебя глаза, как у дохлой рыбы.
Слабый крик Клитемнестры.
Пусть кричит! Пусть кричит! Хочу, чтоб она вопила от ужаса, хочу, чтоб она страдала.
Крики прекращаются.
Радость! Радость! Я плачу от радости: мои враги мертвы, мой отец отомщен.
Орест возвращается, с окровавленным мечом в руке. Она подбегает к нему.
Электра, Орест.
Электра. Орест! (Бросается ему в объятия.)
Орест. Чего ты боишься?
Электра. Я не боюсь, я пьяна. Пьяна от радости. Что она говорила? Она долго молила о пощаде?
Орест. Электра, я никогда не раскаюсь в том, что сделал, но говорить об этом не считаю нужным: есть воспоминания, которыми не делятся. Знай только, что она умерла.
Электра. Проклиная нас? Ответь только это: проклиная нас?
Орест. Да. Проклиная нас.
Электра. Обними меня, любимый, стисни меня в объятиях. Как плотен мрак ночи, как трудно свету факелов пробиться сквозь него! Ты любишь меня?
Орест. Ночь уже кончилась. Брезжит день. Мы свободны, Электра. Мне кажется, ты рождена мной, и я сам родился вместе с тобой; я люблю тебя, ты — моя. Вчера еще я был одинок, а сегодня у меня есть ты. Кровь соединяет нас двойными узами — мы родня по крови, и мы вместе пролили кровь.
Электра. Брось меч. Дай мне руку. (Берет его руку и целует.) У тебя короткие квадратные пальцы. Они созданы для того, чтобы брать и держать. Дорогая моя рука! Она белее моей. Сколько силы скопилось в ней, чтоб покарать убийц нашего отца! Обожди. (Идет за факелом и освещает им Ореста.) Нужно, чтоб свет падал на твое лицо, мрак сгущается, я плохо вижу тебя. Мне необходимо тебя видеть: когда я тебя не вижу, я начинаю тебя бояться; я не должна отрывать глаз от тебя. Я люблю тебя. Мне нужно думать, что я люблю тебя. Как странно ты выглядишь!
Орест. Я свободен, Электра. Свобода ударила в меня как молния.
Электра. Свободен? А я не чувствую себя свободной. Разве ты можешь сделать, чтобы всего этого не было? Свершилось непоправимое. Разве ты можешь помешать тому, чтобы мы навеки остались убийцами матери?
Орест. Думаешь, я хотел бы этому помешать? Я совершил свое дело. Доброе дело. Я понесу его на плечах, как путник, переходя реку вброд, переносит на своих плечах ребенка, я за него в ответе. И чем тяжелее будет нести, тем радостней, потому что в нем — моя свобода. Вчера еще я брел по земле куда глаза глядят, тысячи путей выскальзывали у меня из-под ног, все они — принадлежали другим. Я шел по любому из них — по прибрежной тропе бурлаков, по тропке погонщика мулов, по мощеному тракту, где мчатся колесницы, — но ни одна дорога не была моей дорогой. С сегодняшнего дня мне остался только один путь, и бог знает, куда он ведет, — но это мой путь. Что с тобой?
