Другой. Проверь! Живи!
Бэкманн. Послушай! Не бойся, это я. Посмотри на меня. Я, твой муж. Бэкманн. Слушай, я покончил с собой. Ты не должна была так поступать, не должна была с другим. У меня ж только ты и есть! Не слышишь! Ты! Знаю, тебе пришлось ждать слишком долго. Но ты не горюй, мне теперь хорошо. Я умер. Без тебя мне ничего не надо! Слышишь! Посмотри на меня! Посмотри же!
(Его жена медленно проходит мимо в обнимку с другим, не слыша Бэкманна.)
Послушай! Ты же была моей женой! Хоть оглянись, ведь ты убила меня, так можешь теперь еще раз посмотреть! Ты, ты не слышишь меня! Но ты же меня убила, ты – и теперь так просто уйдешь? Послушай, почему ты не слышишь меня? (Его жена прошла мимо с другим.) Она не услышала. Она забыла меня. Разве я так давно умер? Она забыла меня, а я мертв всего только день. Как добры, о как же добры люди! А ты? Дакалка, уравопилка, Отвечающий?! Ты что молчишь? Ты будто в стороне. Жить мне дальше? И для этого я вернулся из Сибири! А ты, ты говоришь, я должен жить! Все двери заперты и справа, и слева. Светильники все погасли, все. Идти вперед – только падать. Так падать мне дальше? Ждать мне еще подлянок от тебя? Да ты не уходи, Молчальник, слышь, есть у тебя в этой тьме еще фонарь для меня? Говори, ты же всегда все знаешь!!
Другой. Вон девчонка, которая вытащила тебя из воды, которая тебя согрела. Девчонка, которая хотела поцеловать твою глупую башку, Бэкманн. Она не пройдет мимо твоей смерти. Она тебя везде ищет.
Бэкманн. Нет! Не ищет! Никто меня не ищет! Я больше не хочу об этом думать. Не могу больше падать, слышишь. Меня никто не ищет!
Другой. Она тебя ищет, везде!
Бэкманн. Ты, дакалка, не мучь меня! Уйди!
Она (не видя его). Рыбка! Рыбка! Ты где? Бедная мороженая рыбка!
Бэкманн. Где? Я умер!
Она. Умер? А я тебя обыскалась!
Бэкманн. Зачем?
Она. Зачем! Потому что люблю тебя, бедный призрак! А ты совсем мертв? Мне так хотелось поцеловать тебя, замерзшая рыбка!
Бэкманн. Так что ж, встать и шагать дальше, когда милаязовет? Милая?
Она. Что, рыбка?
Бэкманн. А если я не умер?
Она. О, тогда мы вместе пойдем домой, ко мне. Пожалуйста, живи, бедная мокрая рыбка! Для меня. Со мной. Пойдем, мы вместе будем живы.
Бэкманн. Жить? Ты правда искала меня?
Она. Правда. Тебя! Только тебя. Всегда – только тебя. Ну зачем ты умер, бедный серый призрак? Разве ты не хочешь жить, не хочешь, со мной?
Бэкманн. Хочу. Хочу. Хочу. Я пойду с тобой. Я буду жив, буду с тобой!
Она. О моя рыбка!
Бэкманн. Я встаю. Ты – лампа, которая горит для меня. Только, только для меня. Мы будем оба живы. И мы пойдем по темной улице, обнявшись крепко-крепко. Пойдем близко-близко друг к другу, мы будем живы друг другом.
Она. Да, я буду светить только тебе на этой темной улице.
Бэкманн. Ты сказала «светить»? Но как же? Почему вокруг так темно! Где ты?
(Слышно, как вдалеке стучат костыли.)
Она. Слышишь? Могильный червь стучит– мне надо идти, рыбка, надо идти, бедный холодный призрак.
Бэкманн. Куда ты? Подожди! Все вдруг так потемнело! Лампа, маленькая лампа! Свети! Кто это стучит? Там кто-то стучит! Стук-стук-стук-стук! Кто там стучит? Вот опять: стук-стук-стук-стук! Все громче! Все ближе! Стук-стук-стук-стук! (Кричит.) Он! (Шепотом.) Великан. Одноногий с его деревяшками. Стук-стук-стук-стук – идет ко мне! Стук-стук-стук-стук!!! (Кричит.)
Одноногий (очень деловито и четко). Бэкманн?
Бэкманн (тихо). Я здесь.
Одноногий. Ты еще жив, Бэкманн? Ты же убил человека, Бэкманн. И все еще жив.
Бэкманн. Я никого не убивал!
Одноногий. Нет, Бэкманн. Каждый день кто-нибудь убивает нас, и каждый день мы сами убиваем кого-то. Каждый день мы проходим мимо убийства. А ты убил меня, Бэкманн. Забыл? Три года я был в Сибири, Бэкманн, а вчера вечером пришел наконец домой. Но мое место было занято – ты занял его, Бэкманн, занял мое место. Тогда я бросился в Эльбу, Бэкманн в тот же вечер. А куда деваться, да ведь, Бэкманн? Слышишь, Эльба такая холодная и сырая. Но теперь я привык, я уже мертв теперь. Только ты не должен был забывать, Бэкманн. Убийство так скоро не забывают. О нем надо помнить,Бэкманн. Да, я сглупил, понимаешь. Мне не надо было возвращаться. Дома для меня не было места, там же был ты. Я тебя не виню, Бэкманн, мы все убиваем, каждый день, каждую ночь. Но мы не должны так быстро забывать о наших жертвах. Не должны проходить мимо убийства. Да, Бэкманн, ты занял мое место. На моем диване. Рядом с моей женой. Я мечтал о ней три года, тысячу сибирских ночей! А дома был другой, и он надел мои вещи, Бэкманн, они же были ему велики, но он их надел, и ему было тепло, ему было хорошо в моей одежде, с моей женой. И ты, ты был тот другой, Бэкманн. Ну вот я и скрылся. В Эльбу. Было так холодно, Бэкманн, но человек быстро привыкает. Теперь я уже целый день мертв – и это ты убил меня и позабыл, что сделал. Не надо было, Бэкманн, нельзя забывать убийство, так не поступают. Ты не забудешь меня, Бэкманн, нет? Обещай, что не забудешь!
Бэкманн. Обещаю.
Одноногий. Это хорошо, Бэкманн. Я могу спокойно быть мертвым, если обо мне кто-то думает – если когда-нибудь обо мне подумает мой убийца-сейчас и после – иногда, ночью, Бэкманн, когда не сможешь уснуть! Значит, я все-таки упокоюсь с миром… (Уходит.)
Бэкманн (проснулся). Стук-стук-стук-стук!!! Где это я? Мне все приснилось? Разве я не умер? Все еще не умер? Стук-стук-стук-стук – через всю жизнь! Стук-стук – через всю смерть, насквозь? Стук-стук-стук-стук! Слышишь, могильный червь стучит? А я, я должен жить! Каждую ночь – часовой в изголовье, каждую ночь я буду слышать его шаги: стук-стук-стук-стук!
И это – жизнь! Здесь человек, и он вернулся на родину, и ему холодно. Он голоден и хром! Человек вернулся на родину! Домой – а постель его занята! Хлопнула дверь, он оказался на улице.
Человек вернулся на родину! И нашел себе другую девчонку, но у нее был муж, одноногий, который все время стонал одно только слово. И это слово было «Бэкманн». И хлопнула дверь, и человек оказался на улице.
Он вернулся на родину! Он искал людей, но один полковник засмеял его до полусмерти. Хлопнула дверь, и он опять оказался на улице.
Человек вернулся на родину! Он искал работу, но господин директор был трусом, и дверь захлопнулась, и он опять на улице.
Человек вернулся на родину! Он искал родителей, но одна женщина жалела, что растратили газ, и дверь захлопнулась, и он оказался на улице.
Человек вернулся домой! И тогда пришел одноногий: стук-стук-стук-стук. Он пришел – стук-стук – он повторял: «Бэкманн». Все время «Бэкманн». Он дышал: «Бэкманн», он хрипел: «Бэкманн», он стонал: «Бэкманн», он кричал, он проклинал, он молил: «Бэкманн». И он пройдет насквозь жизнь своего убийцы: стук-стук-стук-стук! И я – этот убийца. Я, тот, которого они все убили, я сам – убийца? Кто удержит нас от убийства? Нас убивают каждый день, и каждый день мы тоже убиваем, сами! Каждый день проходим мимо убийства! И убийца Бэкманн больше так жить не может, не может убивать и быть убитым. И он бросает жизни в лицо: я – умираю! Потом он ляжет где-нибудь на улице, человек, который вернулся на родину и умер. Прежде на улице валялись окурки, огрызки, бумажки, теперь люди – и больше ничего. А там придет дворник, немецкий дворник в форме и с генеральскими лампасами, дворник от конторы Тлена и Распада, и найдет убитого убийцу Бэкманна. Отощавшего, окоченелого, оставленного всеми. В двадцатом столетии. В сороковые годы. Посреди улицы. На родине. А люди пройдут мимо смерти, не придав значения, разумные, безучастные, брезгливые, равнодушные, равнодушные, такие равнодушные! И мертвый будет спать глубоким сном, потому что смерть его была точно как жизнь: бездарная, серая, ничтожная. А ты – ты говоришь, я должен жить! Зачем? Для кого? Для чего? Разве я не имею права на собственную смерть? На свою немедленную кончину? Я должен снова дать убить себя и снова убивать сам? Куда мне идти? Во имя чего жить? С кем? Зачем? Куда нам деться на этой земле! Нас предали. Чудовищно предали.
Где ты, Другой? Ведь ты всегда был рядом! Где ты теперь, Утверждатель! Отвечай! Сейчас ты нужен мне, Отвечающий! Где же ты? Тебя вдруг не стало! Где ты, Отвечающий, где ты, который запрещал мне умереть! И где тот старик, который называл себя Богом?
Почему он молчит!!
Отвечай!
Почему все молчат? Почему?
Неужели некому ответить?
Нечего ответить???
Неужели никто ничего не ответит???
