Ковалева (входя) . Может, чай подать?
Ковалев (раздраженно) . Погоди, Даша! Успеется!
Ковалева. Но Иван Ильич...
Ковалев. Обождет твой Иван Ильич!
Ковалева уходит.
В чем же моя ошибка все-таки? Общих положений я наслушался вдоволь.
Родичев. Нравится тебе роль московского дачника?
Ковалев. К обломку еще и дачник прибавился?
Родичев. На болтунов ты плюнь! Но (с ударением) там бы ты их не почувствовал... Степной ветер болтовню их по оврагам бы развеял.
Ковалев. Что-то тебе ветер понравился!
Родичев. А я его всю жизнь люблю! Бери работу — по возможностям! По силенкам. Мы же не принцы наследные! Что можем, то и тянем. Только чтобы по сердцу было. Ну, решай. (Смотрит на часы.)
Ковалев. Все-таки торопишься?
Родичев. Вот что, Павел Степанович, если скажешь — я останусь. Провести вечер в твоей семье — удовольствие. (Раздумывая.) Бюро назначено на послезавтра. Но если скажешь — перенесу.
Ковалев (потеплев) . Ладно... Езжай. Только просьба к тебе: о рукописи моей забудь. Ее нет. Не вспоминай. Нет ее.
Родичев (снова тревожно) . Но ты что-то писал?
Ковалев. Что-то писал... Хочешь, дам тебе... рукопись. (Открыв стол, вытаскивает рукопись, закрывает ящик на ключ.) Вот... (Читает.) «Отчет коммуниста Павла Степановича Ковалева о его жизни и работе в Коммунистической партии Советского Союза». Вот и весь виноград...
Родичев (очень тревожно) . Для чего ты все это... писал?
Ковалев. Для себя. Чтоб не забыть... Отвечал сам себе. Сегодня точку поставил...
Родичев (возмущенно) . Точку поставил?! Распорядился?! Ишь ты, хозяин нашелся?! Точку поставил?!
Ковалев (растерянно) . Да ты что на меня?
Родичев. Думаешь, слепой к тебе приехал? Не видит ничего? Не чувствует? Точку поставил? Да ты понять можешь, что происходит? Какой мы этап проходим?!
Ковалев (не понимая) . Да ты что, Иван? Успокойся.
Родичев. Я тебе успокоюсь! Я не сиделка медицинская! Я к тебе без снотворного! Что ж, ты не видишь? Не понимаешь? Нельзя больше так хозяйствовать! Нельзя ползком по земле пробираться! Трудно мне говорить, трудно... А вынудил. Мимо тебя, что ли, все проскакивало? Критикуют? Ладно. Еще резолюция! Еще обязательства! Прикроем стыдобушку, лишь бы авторитет не поколебать! Так, что ли? (С горькой прямотой.) Ну, не тянул ты, не тянул. Пойми. Говорить меня заставляешь?
Ковалев (резко) . А я тебя не прошу говорить!
Родичев. А я твоего разрешения не спрашиваю! Открой стол.
Ковалев. Это еще зачем?
Родичев. А я говорю — открой!
Ковалев. Да ты что?!
Родичев. Точку поставил?! Где пистолет?
Ковалев (начиная понимать) . Ты... ты...
Родичев. Я тебе такой восклицательный знак влеплю! Давай ключи!
Ковалев (бросая ключи на стол) . Эх ты! друг-товарищ!
Родичев, один за другим, открывает ящики. Быстро осматривает их. Ковалев, скрестив руки на груди, наблюдает за Родичевым.
Родичев (захлопывает последний ящик. Оборачивается к Ковалеву) . Где пистолет?
Ковалев. Может, мне для тебя «скорую помощь» вызвать?
Родичев (беря рукопись) . Что все это значит?
Ковалев. Эх ты! Друг-товарищ! Мог подумать?! Мог подумать?!
Родичев. Я требую объяснения!
Ковалев. Я все могу объяснить! (Забирая рукопись.) Все! Год за годом, день за днем я просмотрел свою жизнь! Страницу за страницей. Вся жизнь, с первого до последнего дня, отдана партии. Вся жизнь. Все, что мог. Все, что имел. Я снова обрел свою силу в жизни партии и в своей собственной жизни! Я жил, живу и буду жить! Как ты мог подумать? Как ты мог? Это очень жестоко с твоей стороны!
Родичев (сокрушенно) . Ах ты, Павел, Павел...
Ковалев (смотря на часы) . А теперь вот что — езжай.
Родичев. Хочешь, останусь?
Ковалев. Нет, езжай. Езжай, Ваня. Уборка! Уборка! Понимаю...
Родичев. Смотри, Павел!
Ковалев. Да езжай ты спокойно, черт тебя дери! И поцелуемся, что ли?
Родичев (обнимая Ковалева) . Жду тебя.
Ковалев. Ладно, Ваня... Ладно. Жди!
Долгий поцелуй. Рукопожатие. Родичев уходит, Ковалев направляется к столу. Открывает ящик. Прячет рукопись. Закрывает ящик на ключ. Входит Тепляшин.
Тепляшин (тревожно) . Где же Родичев?
Ковалев. На поезд ему...
Тепляшин. Как же он так уехал?
Ковалев. Некогда. Уборка начинается.
Тепляшин. Он ни о чем с тобой не говорил?
Ковалев. А чем же другим мы занимались?
Тепляшин. И мне с тобой надо поговорить.
Ковалев. Не все сразу. Не все сразу, Сережа.
Тепляшин. Совершенно безотлагательное дело.
Ковалев. Успеем. (Уходит.)
В комнату входит Корниенко. Увидев Тепляшина, подбегает к нему,
Корниенко. Сергей Васильевич!
Тепляшин. Ничего не знаю. Ничего не знаю. Родичев уехал.
Корниенко. Что за люди, что за люди? (Плачет, опуская голову на грудь Тепляшину.)
Тепляшин. Валя, Валя... (Гладит ей голову.)
Входит Барбарисов.
Барбарисов. Ну что?
Тепляшин. Родичев уехал.
Входит Шабанов.
Шабанов. Я готов. А вы?
Барбарисов (махнув рукой) . Мы давно готовы.
Шабанов (в дверь) . Наталка, Даша. Что ж вы все?
Входит Наталка. Шабанов вместе с ней натягивает экран, устанавливает волшебный фонарь.
Корниенко. Начинай, Борис. Разве тебе мало нас?
Шабанов. Павел нужен... (В дверь.) Павел!
Ковалева (входя) . Боря, без него.
Ковалев (входя) . Без меня нельзя. Ковалев на месте.
Шабанов. Правильно. Ты здесь главный. (Уходя.) Наталка, шторы! Шторы затяни.
Барбарисов. Кажется, сеанс серьезный предполагается. (Наталке.) Упрямый у вас муженек!
Наталка. Что втемяшится — ломом не выбьешь!
Шабанов (входя) . Забыла, как из тебя вышибали?
Наталка. А, Боря, что вспоминать?
Шабанов. Эх, женщины! Сестры милосердия! Гаси свет.
Наталка гасит свет. Пучок света освещает экран.
Внимание!
На экране возникает лицо юноши в красноармейской пилотке. Лицо суровое. Глаза серьезные, чуть печальные. Губы сжаты.
Пропавший без вести сын Федора Федоровича Голль. Он, Наталка?
Наталка. Какой же он, когда хлопец в пилотке?
Шабанов. Ты не на пилотку смотри. В глаза смотри. В глаза смотри. Ну? Наталка, что молчишь?
Наталка. Не торопи, Боря.
Шабанов. Эх ты! Тогда другого смотри.
На экране появляется портрет, очень похожий на предыдущий. Но форма уже другая, немецкая. Глаза как будто те же, но с жестокой усмешкой. Губы чуть оттопырены. Как будто то же лицо, и вместе с тем другое.
Узнаешь, Наталка?
Наталка (тихо) . Узнаю... Фридрих...
Шабанов Фридрих Голлер... Смотри в глаза ему, Наталка. Вот он, вырос на наших хлебах. (Ко всем.) Похожи? Молчание.
Что ж вы молчите? Наталка, что молчишь? Что ж ты молчишь?
В комнату неслышно входят Ирина, Максим, Голль и Кирилл.
Помнишь ты его глаза? Помнишь кулак со свинчаткой? Он же это? Он!
Наталка. Он... Фридрих!
Голль (прерывающимся голосом) . Не он! Не он!
Ирина (Ковалеву) . Вот мы и пришли. Пришли все. Слышишь, отец, мы пришли все! И Кирилл!
Ковалев. Очень хорошо. Вы пришли вовремя.
Ковалева. Ирина, ты хотя бы позвонила. (Зажигает свет. Смущенно.) Федор Федорович! Так неожиданно...
Голль. Павел Степанович, я с Кириллом... (Глядя на экран.) Но дело не в том! Дело в Феде. Это не Федя! Кирилл, скажи!
Кирилл. Я не помню Федю.
Голль. Как ты не помнишь?
Кирилл. Я не помню его лица!
Голль. Как же так! Как же так! Не помнить своего брата!
Ирина (Кириллу) . Ты не помнишь своего старшего брата? Не помнишь брата?!
