Явление 10
(Любовь и Элиза входят в разговоре. Юрий, видя их, вскакивает и отходит в сторону. В комнате темно.)
Элиза. Что тебе сказал Заруцкий, отчего его не было в саду… что это всё значит?.. твое беспокойствие не к добру, ma chère.[11] Ты от меня бегаешь – и верно чего-нибудь ищешь.
Любовь. Не видала ли ты, где Юрий…
Элиза. На что тебе его…
Любовь. Ах! сестрица! ты всему виною. Они хотели стреляться… Заруцкий меня на коленах просил, чтоб я тебя привела для свиданья. Юрий видел и принял совсем иначе… О! я несчастная девушка!.. он меня оставил, он думает, что я изменила ему… он не хочет даже выслушать меня. – О! если б он знал… если б он видел мои слезы!..
Юрий (в сторону). И я только теперь это слышу!.. безумец я!
Элиза. Чего же ты теперь хочешь, ma soeur?[12]
Любовь. Дядюшка его проклял… он в отчаяньи… верно понапрасну; бог его за меня наказал. Я хочу его сыскать… хочу утешить Юрия… Ах! сестрица, сестрица! если б он видел мои слезы… но… он меня любит, в нем еще есть жалость… о если б он знал, что происходит в моем сердце.
(Юрий в это время подходит и отходит в нерешимости.)
Любовь. Я его утешу, пойду к его отцу. На коленах выпрошу прощенье… или умру… я боюсь… О! где б мне его найти… одна моя любовь может его утешить… он всеми так жестоко покинут!..
Юрий (в отчаяньи). Злодей! самоубийца!..
Элиза. Что это?
Любовь (бросается). Юрий! Юрий, он здесь… (Юрий встает.) Как бледен… какой страдальческий взгляд!
Юрий. Ты меня любишь… а я всегда любил тебя…
Любовь (рыдает у него на шее). Люблю ли я тебя?.. благодарю небо!.. наконец я счастлива… друг мой… друг мой… я тебе всегда была верна…
Юрий. Да! да! – это мое последнее утешение.
Любовь (всё еще на груди его). Тебя все покинули.
Юрий. Ты ошибаешься! я всех покидаю… ты этого не знала?
(Любовь подымается и смотрит с удивлением.)
Я еду в далекий, бесконечный путь…
Любовь. Что это? – ты едешь…
Юрий. Мы никогда, никогда не увидимся…
Любовь. Если не здесь, то на том свете…
Юрий. Друг мой! нет другого света… есть хаос… он поглощает племена… и мы в нем исчезнем… мы никогда не увидимся… разные дороги… все к ничтожеству… Прощай! мы никогда не увидимся… нет рая – нет ада… люди брошенные бесприютные созданья.
Любовь. О всемогучий! что сделалось с ним… он не знает, что говорит…
Юрий (смотрит на нее пристально). Как ты прекрасна в эту минуту… вот последнее удовольствие мое… оно велико… я согласен… Нет, не потревожу… это нежное выражение глаз, эти полуоткрытые уста… не стану говорить ей… не хочу видеть ее в ужасе… ах!.. но нет, пусть она узнает. Что мне? я умру!.. пусть всё откроется… если б был здесь мой отец… как насладился б он видом моих предсмертных судорог…
Любовь. Что он говорит… Юрий! Юрий!.. я предчувствую ужасное…
Юрий (берет ее за руку). Знай, что может сделать обманутое сердце, что может проклятие вечное отца… узнай… и… да разорвется твоя слабая грудь… трепещи… кровь остановилась в твоих жилах… а! подумай! отгадай. Ха! ха! ха! ха! – нет, смейся лучше, пой, веселись, пляши… я – не бойся… я – только… принял – яд!..
Элиза. Ай, на помощь скорей!.. (Убегает.)
(Любовь дрожит, бледнеет и упадает в обморок на кресло… он стоит над ней.)
Юрий. Так! я это знал! – женщины! женщины! вы не сотворены для подобных ощущений!.. как она бледна… образ смерти… О, если б она не просыпалась… если б могла не видать моего трупа… (Становится на колени.) Не приходи в себя… ты и теперь прекрасна… умри лучше… мы с тобой не были созданы для людей. Мое сердце слишком пылко, твое слишком нежно, слишком слабо. (Целует ее руку.) Рука тепла.
Любовь (приходит в себя). (Подымается на стуле и кидается к нему на шею.)…Молись!
Юрий. Поздно! поздно!..
Любовь. Никогда не поздно… молись! молись!
Юрий (вскакивает). Нет, не могу молиться.
Любовь (встает). О, ангелы, внушите ему! Юрий!
Юрий. Мне дурно!..
Любовь. Дурно…
Юрий. Пора!.. Скажи моему отцу, что я желал бы простить ему… (Упадает на землю.)
Любовь. Он падает… (Смотрит на небо.) Помоги! помоги (становится на колени возле Юрия), останови его душу… Бог! сделай первое чудо… он вернется к тебе…
Юрий (умирающим голосом). Плачь… плачь – плачь… Бог мне… никогда… не простит!.. (Умирает. Любовь рыдая падает на него. Молчание.)
(Ник<олай> Мих<алыч>, Вас<илий> Мих<алыч>, Элиза, Иван, Дарь<я>.)
Дарья (с ужасом). Умер.
Ник<олай> Мих<алыч>. Мой сын… от моего проклятья!.. не может быть! он еще жив… не верю… он жив!..
Дарья (указывая на труп холодно). От чего же? – посмотрите сюда… вы хотели: он умер!..
Вас<илий> Ми<халыч> (поднимая Любовь). Дочь моя!.. спирту!.. ах! и она едва дышит… спасите, спасите хоть ее… (Любовь уносят. Вас<илий> Мих<алыч> и Элиза уходят.)
Иван. Боже! прости душу моего господина!..
(Все стоят в безмолвном поражении.)
Занавес опускается
Конец
Печатается по автографу – ГПБ, Собр. рукописей М. Ю. Лермонтова, № 6, лл. 1—58. На л. 1 рукой Лермонтова написано «Menschen und Leidenschaften (ein Trauerspiel) 1830 года. М. Лермантов». Здесь же – полустершийся (подведенный чернилами) набросок мужской головы с усами. Сверху цензурная помета: «1855 года рассмотрено. Следует напечатать. Отнестись к Краевскому».
На л. 2 написано посвящение. Имя лица, которому посвящается драма, тщательно зачеркнуто. Здесь же, против стихов «Одной тобою жил поэт… Не заплативши за страданье…», на правом поле листа карандашный портрет молодой девушки возле засохшего дерева. На л. 11 об., сверху страницы, имеется карандашный рисунок – молодой военный.
В тетради VI Лермонтова (ИРЛИ, оп. 1, № 6, л. 14) имеется черновой набросок «Природа подобна печи», который с некоторыми изменениями вошел в эту драму, в монолог Юрия. Этот набросок приводится в вариантах.
Драма опубликована впервые П. А. Ефремовым в издании «Юношеские драмы М. Ю. Лермонтова» (СПб., 1880, стр. 129–195). «Посвящение» с пересказом содержания этой драмы напечатано С. С. Дудышкиным (Соч. под ред. Дудышкина, т. II, стр. 90 и 650).
Датируется 1830 годом на основании пометы Лермонтова на рукописи. Работа над «Menschen und Leidenschaften» шла одновременно с работой над «Испанцами» и даже несколько опережала ее. Черновой набросок из «Menschen und Leidenschaften» находится в тетради VI, которую поэт заполнял весной и в первую половину лета 1830 года, на л. 14, а список действующих лиц «Испанцев» на л. 27, упоминание о первом действии «Испанцев» на л. 28.
Кому посвящена драма, точно не установлено. В лермонтовской литературе обычно назывались имена Е. А. Сушковой и А. Г. Столыпиной. Эти предположения до сих пор в достаточной степени не подтверждены.
Произведение во многом имеет автобиографический характер. Семейная драма, сильно волновавшая поэта, нашла отражение в ряде его произведений («Ужасная судьба отца и сына», «Эпитафия», «Странный человек» и др.). Нашла она отражение и в «Menschen und Leidenschaften».
В. X. Хохряков в одной из своих тетрадей сделал запись, возможно, со слов П. П. Шан-Гирея, который в 1830 году жил в Москве вместе с Лермонтовым: «(подтвердить слышанного не имею чем, кроме того, что характер Юр. Никол. <Волина> похож на Лермонтовский) – М. И. Громова – бабушка Лермонтова. Н. М. Волин – отец Лермонтова. Ю. Н. – Лермонтов. В. М. Волин – брат отца Лермонтова. Любовь, Элиза – двоюродные сестры Лермонтова. Заруцкий – Столыпин (не знаю, который из Столыпиных). Дарья – нянька Лермонтова. Иван – слуга Лермонтова, муж няньки. Он привез в Тарханы тело Лермонтова. – Лермонтов стрелялся с Столыпиным из-за двоюродной сестры».
«Замужняя жизнь Марьи Мих<айловны> Лермонтовой <матери поэта> была несчастлива, потому на памятнике переломленный якорь. Елизав<ета> Алексе<евна> дала отцу Лермонтова деньги, лишь бы он не брал сына (может быть деньги б<ыли> даны, чтобы кончить споры об имении)» (ИРЛИ, оп. 4, № 26, тетр. 1, л. 11 об.).
Слова В. X. Хохрякова о том, что Е. А. Арсеньева дала деньги отцу Лермонтова, подтверждаются заемными письмами Арсеньевой (см. публикацию В. Мануйлова «Бумаги Е. А. Арсеньевой в Пензенском губернском архиве», «Лит. наследство», № 45–46, М., 1948, стр. 630–632).
