Витторио Альфьери «Брут Второй»
Цицерон, Кимвр.
Из мест, где можно говорить о Риме,
Осталось только это…
Меньше слов!
Все сказано почти. Теперь — за дело!
Я Кассия и Брута пригласил,
Сославшись на тебя, и скоро оба
Здесь будут. Медлить более нельзя.
Предельная опасность завтра утром
Грозит отчизне.
Медлить ни за что
Не станет Цезарь, и его решимость
Поставить на своем спасает нас
От промедленья. Ничего не хочет
Он, кроме войска, убедившись в том,
Что страх всеобщий для него надежней
Любви продажной черни. Он в душе
Над выпадами нашими смеется
И вдоволь накричаться нам дает, —
Была бы армия за ним. В сенате
Он большинство купил и может спать
Спокойно. Наши крики о свободе
Он нам припомнит, возвратясь с войны.
Он римских воинов бросает в битву
С парфянами, чтоб нанести удар
Последний Риму, как нанес на Рейне
Удары первые. Давно пора,
Я тоже так считаю, отказаться
От промедленья. Но, признаться, я
Как добрый гражданин дрожу от страха
При мысли, что, быть может, от того,
За что беремся мы, зависит участь
Отчизны.
Кассий, Цицерон, Кимвр.
Я опоздал? Но я пока не вижу
И Брута здесь.
Со мной хотели многие из наших
Прийти, но в этом городе теперь
Настолько меньше граждан, чем шпионов,
Что я из осторожности не взял
С собою никого. К отваге Кимвра,
И Туллия великого уму,
И ярости моей непримиримой
Прибавить только остается нам
Гнев благородный Брута. Можно ль в Риме
Внушительней, чем наш, собрать совет,
И действеннее, и нужнее Риму?
Да будут боги римские за нас!
Что до меня, то все готов я сделать
Для родины, и лишь о том скорблю,
Что только вздох последний остается
Мне ей отдать. Десница старика
Мечом распорядиться не сумеет,
Но если чувства вольные мои
Язык бесстрашно выражал в сенате
Или на форуме когда-нибудь,
То откровенней прежнего сегодня
Слова свободы в Риме прогремят,
В том самом Риме, чей конец в оковах
Бесславный мне не пережить, клянусь.
Ты был всегда оратором свободы,
И речь твоя высокая не раз
Давала силы Риму. Кто, однако,
Тебя достоин слышать ныне? Все
Сдались иль продались. Никто бы даже
Высоких чувств не понял…
Наш народ,
Хоть он уже не римский, остается
Всегда народом. Сколь бы человек
Наедине с собой ничтожен ни был,
Как правило, попав на люди, он
Преображается. Когда толпою
Запружен форум, каждый в той толпе
Не тот, каким он дома был. Любую
Из истин так же, как любую ложь,
Гнев, состраданье, боль, благоразумье,
Величье даже, можно без труда
Привить любому сборищу, коль скоро
Воистину твои слова идут
Из сердца. Если смысл еще остался
В вольнолюбивых пламенных речах,
Сегодня я надеюсь на трибуну
Не зря взойти. И, если нужно, я
На ней умру. На чем построил Цезарь
Правление преступное свое?
На мненье большинства. Мечом смиряет
Он Галлию, но льстивым языком
Смиряет, вычурными словесами
Сначала воинов своих, а там
И часть народа. Ни прикончить прежде,
Ни подкупить он всех один не мог,
Теперь же всех рабами сделать может,
Сначала им обманутых. Ужель
И мы открыть словами не могли бы
Глаза и просветить, оздоровить
Сердца и головы? В речах диктатор
На силу опирается, а я
На истину. Когда я на трибуне,
Я силы не боюсь. Еще сердца,
Когда-то римские, услышат голос,
Что римскими, хоть ненадолго, их
Вновь сделает. Повержен будет Цезарь,
Как только будет он разоблачен.
Сомнений нет: когда бы Рим услышал
Тебя, могла бы к жизни речь твоя
Вернуть его; но если б ты решился
Один, взойдя на ростры, умереть
(Ведь это смерть для тех, кто о свободе
Сегодня там дерзает говорить),
Твой голос утонул бы в гнусных криках
Людишек подкупных. Они к рукам
Прибрали форум и дорогу правым
Закрыли на него. Когда-то Рим
На Тибре был. Теперь солдат и граждан
В провинциях далеких надлежит
Искать. К войне открытой возвращаться
Жестоко, но и этот мир — не мир.
Увы, прибегнуть остается к силе
И полумертвый Рим от гнойных язв
Очистить кровью. Римлянином истым,
Конечно, был Катон и граждан кровь
Гнушался проливать, но, справедливый
Из справедливых, даже он сказал:
«Рожденный от меча и от него же
Погибший, Рим воскреснет от меча
И только от меча». У нас другого
Нет выбора. Или погибнет Рим,
И истинные граждане разделят
Его судьбу, иль будет он спасен,
И врассыпную бросятся злодеи
Иль к лучшему изменятся. Ужель
Навеки Цезарь приручил победу?
Одно лишь пораженье, и тогда
Его же плебс, в его непобедимость
Не веря больше, все о нем поймет
И вслух назвать его тираном гнусным
Не побоится.
Почему бы нам
Не объявить его тираном прежде?
Мы ждем, чтоб этот приговор ему
Народ трусливый вынес? Разве сами
Мы вынести его и привести
Не можем в исполнение? Покуда
На римских улицах и площадях,
В домах, в сенате даже есть возможность
У нас бороться с Цезарем и верх
При этом взять, ужель на поле брани
Мы заманить ему дадим себя,
Чтоб столько жизней положить, быть может,
Не одолев его? Когда меча
Лишь одного, лишь этого, и гнева,
Который мне решимости придаст,
С лихвою хватит, чтобы с рабством в Риме
Покончить, жизнь презренную прервав;
Когда, чтобы расправиться с тираном,
Достаточно лишь одного меча
И римлянина одного, какая
Потребность в стольких римлянах? Пускай
Другие заседают, тратят время
На колебанья. Лучшим средством я
Быстрейшее считаю. Средство это
К тому же и решительней других,
И благородней, и верней. Открыто
Преступника презренного убить
Достойно Рима. И достоин Цезарь
Пасть от десницы Кассия. Другим
Антония готов я предоставить.
А вот и Брут. Послушаем его.
Брут, Цицерон, Кассий, Кимвр.
Насколько важен разговор, настолько
Не торопился Брут?..
Давно бы здесь
Я был, но помешал мне…
Представьте,
Со мной Антоний говорить хотел
И говорил.
И клеврета
Диктаторского удостоил Брут
Беседой?
Да. Его направил Цезарь:
Во что бы то ни стало говорить
Со мною хочет он и приглашает
К себе, иль сам готов прийти…
Но ты,
Конечно, отказался…
Нет. Уверен
Я искренне, что Цезарь-враг страшней,
Чем Цезарь-друг. И здесь же, в этом храме,
Я согласился выслушать его.
Видно, сладить сделку.
Но Бруту верите, надеюсь, вы.
Даже трусы
Уверовали в Брута.
Так и есть;
Как будто разбудить меня желая
(Сплю, что ли, я?), на улицах ко мне
Все время подстрекатели подходят
И льстят и упрекают, — дескать, я
Излишне медлю с тем, чего от Брута
Ждет Рим. Но мне не нужно шпор.
Постой,
Уж не надеешься ли ты, что Цезарь,
Тебя послушав?..
Может, изменить
Его рассчитываешь ты?..
Приятно,
Что благородный Туллий разгадал
Мой замысел отчасти.
В ожиданье
Тебя пространно мнения свои
Мы изложили все. Единодушны
Мы в ненависти к Цезарю, в любви
К отчизне и в готовности погибнуть
За Рим. Но планов получилось три:
В гражданскую войну отчизну ввергнуть,
Иль, ложью ложь назвав, разоружить
Народ, иль Цезаря прикончить в Риме,
Скажи, какой из этих трех путей
Угодней Бруту?
Ни один пока что.
Но если мой упрется в пустоту,
То я за третий буду.
Твой? Но есть ли
Четвертый путь?
Вы знаете меня:
Я не любитель тщетных разговоров.
Рим слишком болен, чтобы за день он
Мог выздороветь. Можно добродетель,
Но ненадолго, пробудить в толпе,
Которую ни за какие деньги
К деяньям добрым не склонить, хотя
За деньги же другой ее толкает
На подлости. Была ль когда-нибудь
Продажна добродетель? Ненадежным
Фундаментом испорченный народ
Свободе новой был бы. Но, быть может,
Сенат надежней? Сосчитать легко
По пальцам не поддавшихся недугу,
Но и злодеи ненависть в душе
Питают к Цезарю — не потому, что
Он никому свободы не дает,
А потому, что, выйдя сам в тираны,
Он не дает в тираны выйти им;
Отсюда в них и ненависть.
К несчастью,
Все это правда.
Добрый гражданин,
Чтобы еще не стало хуже, должен
Держать себя в руках. Всегда ли был
Тираном Цезарь? Нет! Совсем недавно
Преступное стремленье в нем живет
К господству полному. Подлец Антоний
Подогревает эту жажду в нем
Искусно, чтобы, может быть, споткнуться
Помочь ему и вознестись над ним.
Таких друзей пригрел диктатор.
Цезарь
Рожден с преступной жаждою в груди —
Царить…
Оставь, он никогда о стольком
Не смел мечтать. Его невольно ты
Переоцениваешь. Жажда славы,
Горячий нрав, желанье отомстить
Своим врагам и — главное — случайность
Счастливая заставили его
Ступить на этот путь. Подобным взлетом
Он оглушен и сам. Его душе
Пока еще дороже жажда чести,
Чем жажда царства. Разве это вам
Не очевидно? Разве не намерен
Он на парфян идти, оставив Рим,
Где столько у него врагов?
Победный
Венец на царский чает он сменить.
Тогда снискать, скорее, чем присвоить,
Венец он хочет. Значит, не злодей,
А честолюбец он…
И перед нами
Его ты славословишь?..
Подожди.
Еще в сомненьях Цезарь, вкуса к славе
Он не утратил, значит, он еще
Не до конца тиран. Но начинает
И он, не знавший страха до сих пор,
Бояться, — значит, истинным тираном
Вот-вот он станет. Ужас охватил
Его на днях, когда ему в короне
Народ его продажный отказал.
И все же не заслуживает Цезарь
Того, чтобы раскаяться ему
Мешали. Если взять меня, то должен
Я презирать решительно себя
Иль чтить его, затем что я не умер
В тот день, когда меня он полонил
В сраженье под Фарсалом. Жизнь для Брута —
Позорное пятно. Но я сниму
С себя позор, не став неблагодарным.
Подобное не редкость на войне:
И ты бы, если победил бы, так же
Использовал победу. Разве жизнь,
Что роковой для Рима оказалась,
Тому же Цезарю не подарил
По доброте, а больше по ошибке,
Однажды Сулла?
Да, ты прав. Но я
Добра не забываю. В то же время
О долге и отечестве моем
Я свято помню. И для Брута Цезарь
Таков, что ни за что на свете Брут
Диктатора-тирана не намерен
Терпеть в живых, и я готов убить
Его иль быть убитым. Но при этом
Есть и такое в Цезаре, что он,
По мненью Брута, лишь один свободу,
Империю, могущество и жизнь
Вернуть сегодня Риму в состоянье,
Коль гражданином станет вновь. Толпа
Боготворит его. Но да возглавит
Он лагерь честных граждан, превратив
Законы в страшный бич для всех злодеев,
И чтобы стало все, как в старину,
Да будет он защитником законов,
А не грозою их. Родился он
С душою благородной. Гражданином
Он был. Он к славе не остыл еще.
Он слеп, не отрицаю, но виною
Тому благоприятная судьба
И подлые друзья, из-за которых
Он к славе истинной утратил путь,
Иль ничего мои не стоят речи,
Или такие пламенные я
Найду слова и доводы такие
Решительные приведу ему
В таком количестве, что Цезарь дрогнет,
Надеюсь, и воистину тогда
Великим станет, среди римлян первым
По добродетелям и вместе с тем
Не кем иным, как гражданином Рима,
На славу большую, чем у него,
Не претендую — лишь бы Риму польза
Была от славы Цезаря. Когда ж
Слова потерпят пораженье, Кассий,
Взгляни на это, он при мне всегда,
Кинжал, что Цезаря быстрей настигнет,
Чем твой хваленый меч.
Ты так велик,
Что, Цезаря своею меркой меря,
Не можешь знать, насколько он тиран.
Твой план несбыточен, но он достоин
Тебя, великий Брут, и я сдаюсь.
Попробуй. К сожаленью, только Цезарь
В ошибке может убедить тебя.
Тирана переделать в гражданина?
Вот лучшее свидетельство того,
Что ты, о Брут, не мог бы стать тираном.
Отчет о том, чего добился я,
Вы здесь услышите потом. И если
Слова плохим окажутся крючком,
Перед собою ты увидишь, Кассий,
Убийцу беспощадного, клянусь.
