приехал в Саров опять заболевший.
Молчание.
Мотовилов: (обращается к залу) Когда в мае месяце 1832-го года поразила меня тяжкая душевная скорбь, то я снова подвергся болезни и отнятию по-прежнему ног. Страдавши в течение четырех месяцев, услыхал я об открытии в Воронеже святых мощей святителя Митрофания и о святости жизни тамошнего епископа Воронежского Антония, почему и пожелал я ехать туда, а хоть по совету родных и ближе 200 верст было бы ехать мне через Пензу из Симбирского имения, но, помня великие милости Господни, через великого старца Серафима явленные мне, велел я везти себя через Саровскую пустынь в Воронеж. Хотел прежде всего ему первому заявить о моем втором бедствии, что и сделал я, приехав 3 сентября 1832-го года в Саров. Когда же пришел к нему, то он отечески принял во мне участие.
Молчание.
Мотовилов: «Помолимся Господу — сказал батюшка, — чтобы Он возвестил нам: ему ли по-прежнему исцелить тебя или отпустить в Воронеж».
Молится.
Мотовилов: И ответил отец Серафим, что Господь и Божия Матерь в ночь сию ему всю мою жизнь открыли от рождения и до успения. Служить Дивеевской обители.
Выходят две сестры мельничной общины: Евдокия Ефремовна Аломасовская, бывшую при явлении Божией Матери в день Благовещения 1831-го года (впоследствии монахиня Евпраксия), и Ирина Семеновна Зеленогорская, бывшую впоследствии третьей начальницей.
Берутся за руки.
Евдокия Ефремовна: Сказал нам батюшка: «Вы не только сами после моей смерти обо всем подробно расскажите Николаю Александровичу, что, где и как Божия Матерь заводила через меня, но чтобы и сёстры все ничего от него не скрывали, потому что Божией Матери угодно, дабы Николай Александрович был назначен писателем обители». По воле Царицы Небесной Николай Александрович все знал об обители также подробно, как известно самому отцу Серафиму.
Ирина Семеновна: Завещал Батюшка Серафим Николаю Александровичу быть в своё время свидетелем всего, что делалось в Дивееве при «убогом Серафиме», и засвидетельствовать, что даже всё строение, найденное после смерти его, выстроено было им, по назначению и указанию Царицы Небесной. И камешка одного он, убогий Серафим, самопроизвольно у них не поставил!
Мотовилов: (отходит, обращается к залу) И, давши мне заповедь о служении своим мельничным сиротам, отпустил меня с миром в Воронеж, куда я прибыл в 19-й день сентября 1832 года, а потом в ночь на 1 октября и на праздник Покрова Божией Матери получил я от этой вторичной болезни совершенное и скорое исцеление, молитвами Антония, епископа Воронежского и Задонского.
Пауза.
Мотовилов: Грозное и тяжёлое будущее предстояло дивеевским сестрам после смерти их отца, великого праведника Серафима!
Уходят.
Звуки природы, пение птиц.
Явление Сорок Девятое. Тихонов и Куприянов
Негромко звуки природы, пение птиц.
На сцене прогуливается Мотовилов.
Мотовилов: Иван Тихонов, сознавая, какой авторитет имеет Михаил Васильевич для Серафимовой Мельнично-девической общинки, понял, что в задуманных им честолюбивых планах Мантуров всегда будет главной помехой, и, не задумываясь, решился либо удалить его, отстранив от общины, либо же совсем погубить.
Выходит Генерал Куприянов и Тихонов.
Куприянов: Извольте, Боже правый, не может быть?!
Тихонов: Может, уверяю вас, может.
Куприянов: Не может быть.
Тихонов: Господин генерал, Мантуров грабитель общины. Всё делает, чтобы помешать её развитию.
Куприянов: Какой ужас, как могло такое быть? Он казался достойным человеком.
В другом конце сцены появляется Мантуров. Тихонов, Куприянов смотрят на Мантурова.
Мотовилов: Михаил Васильевич был с позором, без копейки денег выгнан из имения. Терпя голод, почти пешком, Михаил Васильевич с женой возвратился в Дивеево.
Мантуров: Получил я указ от Батюшки, по возвращении из имения генерала Куприянова никуда не выезжать из Дивеева.
Куприянов и Мантуров уходят. Звуки природы, пение птиц.
Явление Пятидесятое. Тихонов и братия
Негромко звуки природы, пение птиц.
На сцене прогуливается Мотовилов.
Тихонов ходит по сцене.
Мотовилов: Тихонов весьма тяготился тем, что Саровский игумен и старшая братия не удостаивали его повышения, и всё держали в звании послушника и канонарха, по сему он не мог ни благословлять, ни исповедовать своих дивеевских сестер. Оставить и выйти из Сарова было страшно Ивану Тихонову после запрещения отца Серафима и предсказания, что в случае выхода он не узрит лица Серафимова ни тут, ни на том свете и никогда уже не вернётся в Саров.
Тихонов: (обращаясь к залу) Приказание великого старца Серафима не покидать Сарова, однако, стесняло мои действия и парализовывало влияние на Дивеево. Решился скинуть с себя это необходимое для монашествующего подчинения. Стану строителем, попечителем, духовником и благочинным Дивеева.
Мотовилов: Петербургские покровители его поддержали, и Священный Синод запросил преосвященного епископа Тамбовского Николая: «Почему монах Иоанн Тамбовский, находящийся в Саровской пустыни, до сих пор не посвящён в иеромонаха?»
Выходит Игумен.
Выходит Игумен (читает ответ): В пустыни нет никакого монаха Иоанна, а есть только рясофорный послушник, канонарх Иван Тихонов Тамбовский, который такого самовольного поведения, что если не переменит образа жизни и характера своего, то, по общепринятым положенным правилам и уставам оной пустыни, никогда не может быть пострижен в монахи от общежительного пустынного братства.
Уходит.
Мотовилов: Этот самый «общебратственный» Саровский рапорт преосвященный Николай отправил в Синод, вместо своего ответа на Указ о немедленном посвящении Ивана Тихонова в иеромонахи. Тогда Синод объяснил лицам, которые ходатайствовали о нём, что если Иван Тихонов желает быть иеромонахом, то должен выйти из Саровской пустыни. Узнав это, лжеученик Серафимов решился ослушаться приказания великого старца не покинуть пустынь.
Тихонов уходит.
Явление Пятьдесят Первое. Мантуров, Сестра и о. Серафим
Негромко звуки природы, пение птиц.
На сцене прогуливается Мотовилов.
Выходит Мантуров. Молится возле Кельи.
Выходит сестра Прасковья Степановна, встает за Мантуровым.
Молятся.
Мотовилов: Михаил Васильевич молча и терпеливо переносил возводимые на него клеветы и продолжал подвиг своего служения обители Богоматери. Он безбоязненно с энергией мешал «чуждопосетителю» Ивану Тихонову во всех его посягательствах на уничтожение заповеданного Дивееву святым старцем.
Мантуров: (обращаясь к залу) Когда дела обители пришли в полный упадок, я совершенно пал духом и как бы внутренно упрекал батюшку Серафима, что он допускает это дерзкое и пагубное самоволие.
Прасковья Степановна: Говорил мне Батюшка, что после него, много-много нам будет скорби, но что делать, потерпеть надо, такой уж путь наш!
Уходят.
Явление Пятьдесят Второе. Ушакова
Негромко
