Брут
Я вижу, римлянами вновь
Становятся рабы. Теперь судите,
Такой же римлянин ли Брут, как вы.
Найдутся ли такие между вами.
Кто мог себе представить то, что я
Сейчас открою вам? Покойный Цезарь
Был мой отец…
Народ
Брут
Я сын его. Клянусь. Вчера об этом
Я от него узнал. Он в знак любви
Отеческой со временем оставить
В наследство мне, как собственность свою,
(Клянусь богами!), Рим намеревался.
Народ
Брут
Потому-то он
Задуманным со мною поделился…
Народ
Выходит, истинным тираном стать
(Увы!) намеревался он…
Брут
Я плакал,
Моля его, как сын, я заклинал
Его, как гражданин, от гнусных планов
Отречься. О, чего не делал я
Для этого?.. Его просил я даже
Убить меня: мне от его руки
Была бы смерть куда милей, чем царство
Из рук его. Но тщетно было все.
Он рвался царствовать, не мысля жизни
Без царства. И тогда я подал знак
Убить его. Я подал знак немногим
Решительным, но в воздухе, дрожа,
Моя рука предательски повисла…
Народ
Брут
Римский царь
Убит. Спасибо небесам за это…
Но Брут отцеубийца… и от вас
Заслуживает смерти… Небольшая
Отсрочка только мне нужна, чтоб я
От всех случайностей совместно с вами
Рим возрождающийся оградил.
Освободителя и гражданина
Высокий долг исполнить должен Брут.
Он жил для этого. Но должен после
Над гробом убиенного отца
Сын Цезаря великого погибнуть
От собственной руки.
Народ
Какой конец
Ужасный!.. Страх, смятенье, состраданье
Смешались в нас… Смотрите, но и он
Слезами разразился?..
Брут
Да, я плачу.
Покойного оплакиваю я.
Достоинств, равных тем, какие были
У Цезаря, на свете не найти,
И нет второй такой души. Ничтожен,
Кто по нему не проливает слез.
Но кто еще надеяться дерзает
На то, что оживет покойник, тот
Не римлянин.
Народ
Брут
Да будут пламенем твои дела,
Народ. Пора вернуть свободу Риму
Безоговорочно и навсегда.
Народ
Для блага Рима за тобой готовы
Мы следовать…
Брут
Так поспешим, друзья,
На холм свободы. Разве допустимо,
Чтобы священный Капитолий был
В руках изменников?
Народ
Вперед! Очистим
Священный холм от этой мрази.
Брут
Брут устремляется к выходу, неистово размахивая мечом; все следуют за ним.
Народ
Смерть или свобода!
Веди нас, Брут. Свобода или смерть!
ПОСЫЛКАТеперь всего разумней сбросить с ног
Котурны италийские и больше
Не надевать их дать себе зарок.
Год MDCCLXXXVII
Перевод М. Лозинского.
Б. Г. Реизов, Итальянская литература XVIII века, Изд-во ЛГУ, 1966, стр. 158.
Карло Гоцци, Чистосердечное рассуждение и подлинная история происхождения моих десяти театральных сказок; цитируются здесь и далее с незначительными стилистическими изменениями по переводу, напечатанному в «Хрестоматии по истории западноевропейского театра» (составление и редакция С. Мокульского), т. 2, «Искусство», М. 1955.
Б. Г. Реизов, Итальянская литература XVIII века, Изд-во ЛГУ. 1966, стр. 158.
Attiliо Мотiglianо, Saggi Goldoniani, Venezia-Roma, 1959, p. 157.
Б. Г. Реизов, Итальянская литература XVIII века, Изд-во ЛГУ, 1966. стр. 158.
Карло Гоцци. Чистосердечное рассуждение и подлинная история происхождения моих десяти театральных сказок.
Океана (лат).
«И в разговоре троим обойтись без четвертого можно».(лат.).
Первого любовника (франц.).
Карло Гоцци, Бесполезные мемуары, ч. 1, гл. XXXIV; цитируется по переводу, напечатанному в «Хрестоматии по истории западноевропейского театра», под ред. С. Мокульского, т. 2, «Искусство», М. 1955, стр. 598.
Simоnde de Sismоndi, De la littérature du Midi de l'Europe, v. 1, Bruxelles, 1837, p. 515.
В одно мгновение может произойти то, что не случится и за год (лат.).
Первый по времени имеет преимущественные права (лат.).
Согласие, а не сожительство дает права мужа (лат.).
При свидетелях (лат.).
Всему свой черед (лат.).
Перевод стихов Т. Л. Щепкиной-Куперник.
Искаженная латинская фраза, означающая: «На вечную память о деянии».
Искаженная латинская фраза, означающая: «Истина родит ненависть».
Да, сударыня (франц.).
Перевод стихов в пьесе «Любовь к трем Апельсинам» сделан М. Лозинским.
Перевод предисловия М. Осоргина.
Начиная со следующего явления печатается старый перевод М. Осоргина (прим. ред.).
В Случае если хор не поет, каждому куплету должна предшествовать непродолжительная мелодия, в которую укладывались бы декламируемые хором слова.
Интерес русских переводчиков, критиков и деятелей театра к драматическому наследию Гольдони, Гоцци и Альфьери проявлялся на разных этапах нашей национальной литературной и театральной культуры. Обращение к тому или иному имени или конкретному произведению диктовалось не только (а иногда и не столько!) абсолютной значимостью самого явления, сколько реальными потребностями и задачами, стоявшими перед русской литературой и сценой. Интерес этот был прежде всего жизненно-активным, а не музейным, историко-литературным.
Не случайно, что в России первым из трех корифеев итальянского театра XVIII века привлек к себе внимание Карло Гольдони. Дело здесь не только в популярности его имени в театре Западной Европы, на который в пору своего становления ориентировался русский театр. В 70—80-е годы появляются переводы по меньшей мере пяти комедий Карло Гольдони (среди них «Лгун» и «Хитрая вдова»). Часть этих переводов безусловно принадлежит Я. Б. Княжнину, известному литератору екатерининского времени, одному из первых крупных русских драматургов. Именно тогда шла речь о создании русской национальной бытовой комедии с просветительским уклоном. Практическое освоение готовых образцов, их «приспособление» к русской сцене вполне отвечало насущным потребностям отечественного театра. Имена действующих лиц русифицировались (Панталоне, например, превращается в Пантелея, Труффальдино в Провора и т. д.), опускались реалии чуждого русскому зрителю быта, но в целом это были все же переводы, а не бесконечно вольные «рефундиции». Заслуживает упоминания тот факт, что Я. Б. Княжнин переводил непосредственно с итальянского языка. Рукописи и актерские списки ряда переводов Гольдони затерялись. Но два перевода («Домашние несогласия» и «Лгун») были изданы отдельными выпусками (1773 и 1774), а в 1786 году оба вошли в сборник «Российский театр» (где печатались лучшие оригинальные и переводные пьесы). Первые переводы и постановки комедий Гольдони появились в России в период между «Бригадиром» (1769) Фонвизина и его же знаменитым «Недорослем» (1782), положившим начало национальной комедийной традиции.